лучшие годы!» Старикашка мерзко хихикал и показывал мне фигу, из которой вместо большого пальца торчал маленький сморщенный пенис. Я вздрогнула и проснулась. Трубка продолжала верещать:
– …или он решил, что я такая дура фригидная и не пойму его тонких сексуальных пристрастий? То есть я гожусь в кухарки и домработницы, но пускать меня в мир экстремальных сексуальных фантазий нельзя? Я недостаточно хороша для секса? – Юлька задавала вопросы, сама же на них отвечая, плакала и проклинала всех мужиков на свете, а в общем, пребывала в полнейшей растерянности, как Вассерман в доме терпимости. Я была рада такой реакции, потому что вначале боялась совсем другого: что она замкнется, займется самобичеванием и начнет резать вены втихаря. Поэтому ее истерики казались мне хорошим знаком, и я всячески подогревала ее ненависть к бывшему мужу, желая ей легче пережить разрыв.
– Юль, а он-то сам чего говорит? – полюбопытствовала я.
– Что может говорить муж, пойманный с поличным? Что я все не так понимаю, это просто игра для него, в которую он заигрался! Что любит меня и не собирался разрушать наш брак! Как можно не разрушать брак, если ты отправляешься на смотрины к подругам своей любовницы?..
Больше всего была уязвлена Юлькина гордость. Ее, первую красавицу в школе, институте и на работе в железнодорожном ПТУ, привыкшую к поклонению мужчин и завистливым взглядам женщин, бросили ради другой! И все из-за того, что муж нашел ее непригодной для сексуального употребления! Мир Юльки, сотканный из диет, шейпинга, накрахмаленных простыней и свежесваренного кофе по утрам, рухнул, как карточный домик. Всему этому Вадим предпочел кожаное боди и покорные глаза Лильки. Юлька мучилась, не понимала, винила то себя, то его, то смиренно валила все на судьбу, но ни понять, ни пережить это не могла. К тому же она любила Вадима, и это делало потерю в сто раз больнее.
Я вела с ней долгие успокоительные разговоры, понимая, что ничем не могу помочь – помочь может только время. Новый год Юлька собиралась встречать в кругу семьи, с детьми и родителями. Сейчас ей как никогда нужна была поддержка мамы, и я пожелала ей счастья в новом году. Ну или хотя бы успокоения души.
Через час, когда я, оторвав от раскаленного уха телефонную трубку, собиралась предаться утренним мечтам о Васе Степанове, мне звонила Лилька, и я понимала, что видения об острове «Баунти», где мы с Васей оказались вдвоем, выжив после страшного кораблекрушения, откладываются по меньшей мере на месяц.
– Я не знаю, что мне делать! – вываливала на меня свои проблемы подруга номер два. – Знаешь, я, оказывается, совсем не готова к семейной жизни с Вадимом. Это начиналось как игра, я увлеклась, можно сказать, влюбилась! Но одно дело – встречаться с незнакомцем раз в неделю и предаваться самому необузданному в твоей жизни сексу и совсем другое – жить с ним вместе. Мы оба заигрались, но на самом деле не собирались ничего менять, наша предполагаемая семейная жизнь была лишь частью игры. Да еще теперь, когда я знаю, что он Юлькин муж, все стало просто ужасно. Нам уже совсем не до секса! Ему не нравится, как я готовлю, как убираю. Мы даже спим в соседних комнатах! И еще – он очень страдает. А я мучаюсь чувством вины, хотя не собиралась разрушать его жизнь… Бог покарал меня за прелюбодеяния! Как мне все исправить? – вопрошала Лилька.
И мне казалось, я слышу скрип моих мозгов, которые честно пытаются вывести формулу всеобщего счастья. Но я тоже не знала, как вернуть все назад. Поэтому советовала Лильке принять обтекаемую форму тела и плыть по течению.
– Рано или поздно куда-нибудь выплывешь, – попыталась я успокоить подругу.
– Ага, если только не засосет в сточную трубу, – бурчала в ответ Лилька.
– А что он сам-то говорит? – пыталась я докопаться до истины.
– Ну что он может говорить? Хорохорится! Типа ни о чем не жалеет, что сбросил наконец оковы семейной жизни, которые в последнее время были ему не под силу. Что любит меня и мы будем счастливы. Только это больше похоже на аутотренинг, как будто он пытается убедить нас обоих в том, во что сам не верит.
Новый год они с Вадимом собирались встречать в ресторане, потому что, как объяснила Лилька, «стараются как можно меньше оставаться наедине». Сына она отправила в детский санаторий, чтобы попытаться хоть как-то наладить новую семейную жизнь.
Итак, в новогоднюю ночь компанию мне составила лишь бутылка шампанского, и в свете последних событий я реально считала, что мне крупно повезло! «Одиночество, если разобраться, не такая уж плохая штука, – размышляла я, затягиваясь сигареткой и стряхивая пепел в стакан с чаем. – Можно сутки напролет сидеть в Интернете, давить прыщи, не брить ноги и есть конфеты, лениво закидывая фантики за диван. Еще можно лопать по ночам пирожные и не испытывать дикого чувства вины за еще одну пару лишних килограммов, потому что никому, кроме тебя, до этого нет дела».
Вот только сидящий на шкафу Ангел-Вредитель недовольно сморщил нос и проворчал, укоризненно качая головой:
– Как же мне не повезло! Я мог быть Ангелом-Хранителем какой-нибудь топ-модели и проводить время на светских тусовках и шикарных курортах! Сводить с ума олигархов и раскручивать их на бриллианты в четыре карата! А вместо этого я смотрю, как ты медленно деградируешь на своем диване с бутербродом в руке!
– Не ной! – нагло ответила я ему. – Вот умру от обжорства и будет тебе счастье – отправишься искать себе топ-модель!
– Да уж, «отправишься»! – плаксиво передразнил меня Вредитель. – Мы, ангелы, существа подневольные и хозяев не выбираем! Придется мне и в следующем твоем воплощении быть рядом и отрабатывать долги, потому что я не смог привести твою жизнь хоть в какой-то мало-мальский порядок!
– Сам виноват! – выпустила я струйку дыма в его недовольную физиономию. – Ты всегда плохо справлялся со своими обязанностями! Халтурно работал, раз в моей жизни не осталось ничего хорошего, кроме бутербродов! Вот и начинай суетиться, пока не поздно, чтобы случилось что-то хорошее и я вновь обрела крылья за спиной! Сгоняй в небесную канцелярию, поговори с начальством, может, выбьешь там лимит на какое-нибудь чудо, и мне вновь захочется встать с дивана и что-то изменить!
– Я уже сгонял… – загадочно ответил Вредитель, потирая пухлые ручонки. – Скоро встанешь со своего дивана! Я бы сказал – вскочишь, куда ты денешься! – и захихикал гаденьким потусторонним смехом.
Я поняла, что если не хочу окончательно испортить себе настроение, то подробности лучше не уточнять.
Итак, вечером последнего дня старого года я решила все же отдать дань традиции: накрасилась и надела новый пеньюар из черного шелка. «Хорошо, мне хоть карнавальный костюм не надо придумывать, как это было в детстве», – усмехнулась я про себя и отчего-то вспомнила тот давний Новый год, когда мне было пять лет и который я почти забыла.
Усадив нас на маленькие стульчики, воспитательница стала раздавать роли в новогоднем утреннике. Голубоглазая Зойка с тонкими косичками, мама которой работала в нашем садике, была торжественно назначена Снегурочкой. Девчонки завистливо поглядели на раздувающуюся от гордости Зойку, но воспитательница утешила нас тем, что ролей в утреннике хватит всем. Затем девочкам раздали роли снежных королев, снежинок и золушек, а мальчикам – роли зайчиков, медведей и звездочетов. Все радостно стали обсуждать свои будущие костюмчики, хвастаться, у кого есть голова медведя или настоящая волшебная палочка. Почему-то воспитательница обошла вниманием только меня и толстого Толика, и мы недоуменно поглядывали то на нее, то друг на друга. Не выдержав такой несправедливости, мы подошли к ней и удивленно спросили, какие же роли в новогоднем спектакле достанутся нам? Воспитательница долго и рассеянно смотрела в окно, потом на нас и, наконец, вынесла вердикт.
Вечером, дома, когда мама и бабушка уселись перед телевизором, я торжественно объявила им, что мне нужен новогодний костюм для утренника.
– Какой костюм? – не отрываясь от фигурного катания, спросила мама. – Снежинки или Снегурочки?
– Нет! – бойко ответила я. – Быть Снежинкой может каждый! Я буду Комком!
– К-кем? – уставились на меня родственники.
– Снежным комком! – гордо сказала я и приняла величественную позу, подобающую столь важной новогодней персоне.
– Батюшки святы! – развела руками бабушка. – Да зачем же тебе что-то надевать? Ты и без костюма
