А тут — от тебя ничего не зависит. Ты просто выполняешь приказы Господина. Разве тебя это не заводит?
— Ну, в целом, заводит. Но для этого нужно так доверять. Нужно иметь с этим мужчиной такой контакт… Ну, ты понимаешь, вы должны быть, как бы одним целым. Это сложно. Иначе получится или пошлость какая-нибудь или покалечит он тебя.
— Я понимаю. Но мне кажется, этот человек может. Я почему-то ему верю… Хочу верить.
— Кто такой-то? Дай ссылку, заценю чувака.
— У него пустая анкета. Ничего не заполнено. Он мне сам первый написал, и вот уже неделю мы общаемся дни и ночи напролет. Мне кажется, я знаю о нем все, и не знаю ничего. Я знаю, какую музыку он любит, какие книги читает, все его тайные желания и фантазии. Знаю, когда он впервые в 7 лет испытал осознанное сексуальное возбуждение, и что при этом почувствовал. И при этом не знаю ни возраста, ни места работы, ни семейного положения. Он меня словно околдовал, я хочу говорить с ним, думать о нем, дофантазировать то, что мне неведомо. Какая-то странная и болезненная виртуальная привязанность. Как будто я им болею, но выздоравливать совсем не хочется. Я только думаю, мы никогда не встретимся. Это так и останется моей виртуальной любовью.
— Рыбка моя, может и хорошо, что виртуальной? Мне кажется, есть такие вещи, которые должны оставаться только сексуальной фантазией. А то неизвестно, куда это все тебя заведет.
Мы попрощались, и я пошла мечтать о Горячем Шоколаде.
Глава 20. Воспоминания
Павел, 30:
— Ты не хочешь потрахаться со мной по телефону?
Случилось чудо, иначе это не назовешь. Но мой роман все же состоялся! Я сама не поверила, когда Игорь позвонил на следующий день и предложил встретиться. Мы гуляли по Невскому проспекту, и он рассказывал мне об истории каждого дома, какие персонажи жили в этих прекрасных дворцах и какие интриги творились под этими крышами. Он покорял меня вновь и вновь эрудицией и умением слушать. Мы пили ароматный кофе в Кофе-Хаусе, катались на речном трамвайчике, он нежно обнимал меня за плечи и неожиданно спросил:
— В котором из этих особняков ты хотела бы жить?
— О, нет, особняки меня пугают. Я хотела бы жить в двухэтажном доме на берегу моря из стекла. С легкими конструкциями, серебристыми лестницами и зеркальными потолками.
— Ты человек будущего, — засмеялся Игорь.
— Скорее, девочка без прошлого, — грустно ответила я.
— Расскажи мне о себе. Почему ты такой ежик, почему не веришь мужчинам и не общаешься с родителями? И почему ты не хочешь иметь детей?
— Это долгая история. — Попыталась я уйти от ответа.
— Разве мы куда-то спешим? — его улыбка была такой мягкой, такой понимающей, что мне впервые в жизни захотелось рассказать человеку все. О моем ненавистном детстве, о маман, о муже. Я рассказывала ему всю ночь, а он молча сидел и слушал. И кажется, ему это действительно было важно.
— Видимо, к этой неустроенной одинокой жизни я была запрограммирована с детства, — начала я свою историю. Я выросла в обычной совковой семье со всеми ее атрибутами: с папашей-алкашом, отчимом — жлобом и истеричной маман, работающей медсестрой в больнице на полторы ставки, а в перерывах между сменами пытающейся построить личное счастье.
Отца моего маман никогда не любила, вышла за него замуж назло жениху, бросившему ее накануне свадьбы. Так и родилось их семья, не в романтическом трепете и светлых надеждах, а в безрассудной глупости и желании отомстить. И существовали мы на 36 метрах 2-х комнатной «хрущебы» в маленьком провинциальном городке, шестеро совершенно разных, несчастных по-своему, нетерпимых друг к другу людей: родители отца, его сестра, мама, папа и я. Наверное, даже очень любящим и интеллигентным людям сложно было бы жить в мире и согласии в столь стесненных условиях, а уж наша «семейка Адамсов» ни взаимной любовью, ни интеллигентностью точно не отличалась.
Мой дед, папин отец, был третьим бабушкиным мужем. Ее первый муж, 18-летний мальчик, умер от чахотки в промозглых рудниках Кольского полуострова, куда они были сосланы с 17-летней бабушкой как раскулаченные барчуки. Они поплатились за то, что семья бабушки имела 2-этажный деревянный дом в Псковской области и стадо коров. Но бабуля выжила, и в 20 лет вышла замуж во-второй раз, за первого красавца рабочего поселка, по которому вздыхали все молодые девушки. Но счастье оказалось недолгим, однажды, вернувшись со смены раньше времени, в супружеской кровати она обнаружила не только любимого мужа, но и любимую подругу. Простить двойную измену она не смогла.
Так и жила она со своей престарелой матерью в бараке, куда и повадился шастать в качестве ухажера мой дедок. Он не блистал ни красотой, ни интеллектом, но бабушкина мать настояла на этом браке, уповая на то, что сможет умереть спокойно, если дочь будет «пристроена». Дед был непьющим, некурящим работягой, а выжить женщине одной тогда было нелегко.
Они прожили вместе всю жизнь, до бабушкиной смерти, вырастили двоих детей, но всегда были совершенно чужими друг другу и очень несчастными. Бабуля работала шофером на большом грузовике, ходила в рабочем комбинезоне, любила шумные застолья и ненавидела своего недалекого мужа. Несмотря ни на что, душа ее тянулась к прекрасному. Она много читала, обожала кино, знала всех актеров и режиссеров той поры, и, по-моему, всегда тосковала по той жизни, которую ей не дали прожить. Вся сегодняшняя Россия напоминает мне такую женщину — тоскующую по несостоявшейся судьбе. Эту тоску бабуля топила в вине и шумных компаниях, в то время, как мой дед-трезвенник был тихим домашним пакостником. Он обожал гадить всем по мелочи, вызывая у домочадцев приступы сквернословия в свой адрес, и при этом гаденько хихикал. Естественно, семейка была обречена.
Бабуля умерла, когда мне было 8.Все ждали безутешного горя вдовца и его скоропостижной кончины. Умирая, бабуля была уверена, что дедок и года без нее не протянет. Как показывает опыт, женщины склонны преувеличивать свою роль в жизни мужчин. Дед не только не умер, но продал дом, принадлежащий моим родителям, и уехал в Киев, женившись на молодой. Не знаю, обрел ли он семейное счастье на старости лет, скорее потерял последние деньги, но я не была свидетелем его заката. Думаю, когда он встретился с бабулей в райских кущах, им было что обсудить…
Мать с отцом тоже ненавидели друг друг друга. Сколько себя помню, в нашем доме всегда царила атмосфера неприязни, постоянно переходившая в громкие и жестокие скандалы. Так и помню все детство зареванную мамашино лицо и ее большой, распухший от слез красный нос. Ненависть к отцу и всей его семье после развода она благополучно перенесла на меня, т. к. я была вечным напоминанием о ее неудачном браке.
Развод родителей был кровавым. Папашка вылавливал мамашку в разных частях города и мордобоем пытался вернуть в лоно семьи. Мы уходили из дома, прятались в подвалах, спали на полу в яслях, где мамашка работала медработником. Иногда мы ночевали где-нибудь у знакомых, но папаша выслеживал нас, выбивал двери, где бы мы ни были. Вскоре нас просто перестали пускать на постой.
И вот, где-то в перерыве между нашими блужданиями по городу и мордобоем родителей, маман встретила «любовь всей своей жизни». Мамаше было 30, ему 27.Образование 6–7 классов, алименты на двух детей,4 увольнения по 33 статье в трудовой книжке (надо ли говорить, что работал он грузчиком), 2 года тюрьмы за драку с поножовщиной. В нашем городе прЫнц был на химии, — так называлось вольное поселение зеков, которые таким образом досиживали свой срок. Маманя нашла его в инфекционной больнице, где она работала медсестрой, а он лечился от гепатита.
Так я обрела нового папу, и мы стали жить втроем в небольшой комнате в бараке.
Последующие 3 года прошли в еще большем «веселье»! 2–3 раза в неделю к нам вламывался мой пьяный папаша и они бились с прЫнцем насмерть. Нашу входную дверь так часто выбивали, что она рассыпалась на опилки, а вся мебель в доме была поломана. Маман театрально страдала, но наотрез отказывалась уехать к бабушке на Кубань, т. к. считала, что бабушка слишком строга и лишит ее личной
