теперь же они томятся жаждой среди пересохших плантаций риса.
— Может быть, такая же участь ждет и Калькутту? — спросил я.
— Почем знать!
— Ну а нас забыли? — возразил Банкс. — Все дело в плотинах! Если понадобится, инженеры сумеют совладать с буйством Ганга! Наденем на него смирительную рубашку, если уж пойдет на то!
— На наше счастье, милый Банкс, заметил я, — индусы не слышат ваших непочтительных речей о священном Ганге! Они ни за что не простили бы вам их.
— Действительно, Ганг, по их понятиям, сын неба, если не сам Бог, и все, что он ни делает, они считают прекрасным.
— Даже лихорадки, холеру и чуму, которые хронически поддерживаются рекой! — воскликнул капитан Год. Правда, тиграм и крокодилам, кишащим в Сундербундской дельте, живется от этого не хуже. Напротив, можно было бы подумать, что зараженный воздух так же полезен этим милым животным, как атмосфера «санитариума» англоиндийцам в летний зной. Уж эти хищники! Фокс! — обратился капитан к своему денщику, убиравшему со стола.
— Слушаю вас, — отозвался Фокс.
— Ведь ты там подстрелил твоего тридцать седьмого?
— Так точно, капитан, в двух милях от Порт-Каннинга, — отвечал Фокс. — Это было вечером…
— Довольно, Фокс! — прервал его капитан, допивая большой стакан грога, — я слышал историю тридцать седьмого. История о следующем была бы гораздо интереснее.
— Но тридцать восьмой еще на очереди, капитан!
— И ты непременно застрелишь его так же, как я застрелю моего сорок первого!
В разговорах капитана Года и его служителя, как видит читатель, слово «тигр» не произносилось никогда. Это было лишнее, охотники и без того понимали друг друга.
Между тем, по мере того как мы продвигались вперед, Хугли, около километра шириной у Калькутты, суживался мало-помалу. Выше города берега его довольно плоски.
Нередко в этой местности разыгрываются страшные циклоны, опустошающие всю провинцию. Уничтожение целых кварталов, сотни домов, превращенные в развалины, опустошение обширных плантаций, тысячи трупов, разбросанных по городу и полям, таковы следы этих ужасных метеорологических явлений, из числа которых циклон 1864 года был особенно несчастлив.
Известно, что в климате Индии существуют три времени года: дождливый сезон, холодный и жаркий, последний период самый короткий из всех, но зато и самый тяжелый.
Март, апрель, май — самые опасные месяцы в году. Подвергаться в этот период солнечным лучам то же, что рисковать жизнью, по крайней мере для европейцев. Нередко даже в тени ртуть термометра поднимается до 106
Тем не менее благодаря движению парового дома, смещению воздушных волн посредством колыхания пунки и влаге, распространяемой тростниковыми экранами, часто поливаемыми водой, мы не особенно страдали от жары. К тому же приближалось дождливое время года, продолжающееся с июня по октябрь, и нам скорее можно было опасаться этого периода, нежели жары. Впрочем, при условиях нашего путешествия трудно было предвидеть какие-нибудь особенные неудобства.
Совершив прелестную прогулку, не выходя из дома, мы около часа пополудни приехали в Чандернагор.
Я еще раньше видел этот уголок страны, един ственный клочок, оставшийся у Франции в Бенгальской провинции. Этот город, украшенный трехцветным флагом и не имеющий права содержать для своей защиты свыше пятнадцати тысяч солдат, город, бывший во время борьбы XVIII века опасным соперником Калькутты, теперь находился в большом упадке, у него не было ни промышленности, ни торговли, базары покинуты, порт опустел. Может быть, Чандернагор оживился бы опять, если бы через него была проведена Аллахабадская железная дорога, но английской компании пришлось обойти не только город, но и всю французскую территорию вследствие чрезмерной требовательности французского правительства, а потому Чандернагор потерял последний случай вернуть себе какое бы то ни было торговое значение.
Наш поезд остановился в трех милях от города на дороге при входе в пальмовый лес, и утром 7 мая после спокойной ночи, проведенной пассажирами в комфортных каютах, мы снова двинулись в путь.
На привале по распоряжению Банкса был сделан новый запас топлива, так как он считал нужным, чтобы в тендере постоянно находилось достаточное количество воды, дров и угля для шестидесяти часов хода.
Капитан Год и его верный Фокс твердо держались того же правила относительно собственного внутреннего отопления, я говорю об этих желудках, представлявших значительную поверхность топки и тщательно снабжаемых владельцами их азотистым топливом, способным на долгий срок поддерживать деятельность человеческой машины.
Второй наш этап был длиннее. Мы пробыли в пути два дня и, приехав в Бурдван, посвятили день 9 мая осмотру города.
В шесть часов утра Сторр дал свисток, опорожнил цилиндры, и «железный великан» зашагал немного быстрее.
В течение нескольких часов мы шли рядом с линией железной дороги, идущей через Бурдван и Раймагон долины Ганга, откуда она идет за Бенарес. Скорым ходом прошел мимо нас Калькуттский поезд. Пассажиры огласили воздух криками удивления, словно вызывая нашего слона пуститься наперегонки, но мы не вняли этому вызову; они могли ехать скорее, но относительно комфорта перевес был на нашей стороне.
Местность, по которой мы проезжали, представляла плоскую равнину, а следовательно, была однообразна. Кое-где начались гибкие кокосовые пальмы. Эти деревья любят береговую почву, и для их питания необходимо присутствие в воздухе хотя бы незначительного количества морской влаги. Благодаря этому они встречаются только на небольшом участке узкой береговой полосы, и напрасно было бы искать их в Центральной Индии.
Но это обстоятельство нисколько не мешает разнообразию и богатству флоры индуийского материка.
По обе стороны дороги виднелись бесконечные рисовые поля, видимо похожие на большую шахматную доску. Почва разделена на квадраты; в пейзаже преобладает зеленый цвет, и вид полей сулил богатый урожай.
Вечером на следующий день машина сделала последний оборот, и мы остановились у ворот Бурдвана. В административном отношении этот город служит центром английского округа, но сам округ составляет собственность магараджи, платящего английскому правительству не менее десяти миллионов налога. Большая часть города застроена низенькими домами, между которыми проходят чудные аллеи кокосовых и арекиновых деревьев. Аллеи эти достаточно широки для проезда экипажей. Местом стоянки мы выбрали прелестный тенистый уголок. В этот вечер в столице магараджи одним миниатюрным кварталом оказалось больше — то был наш кочевой поселок.
Понятно, и здесь слон наш произвел блестящий эффект, то есть внушил боязливое изумление толпе бенгальцев, со всех сторон сбежавшихся поглядеть на чудо. Бенгальцы прибыли с непокрытыми головами, выстриженными «a la Fitis», и вместо всякой одежды на мужчинах были небольшие передники, а на женщинах белые плащи, окутывавшие их с головы до ног.
— Я боюсь одного, — заметил капитан Год, — как бы магараджа Бурдвана не вздумал купить нашего «Железного великана» и не предложил бы за него такой суммы, что мы должны будем уступить ему.
— Ни за что на свете! — воскликнул Банкс. — Если он пожелает, я сооружу ему другого слона, да такого, что он будет в состоянии катать всю столицу с одного конца его владений на другой, но нашего великана мы не отдадим ни за какие деньги, не правда ли, Мунро?
— Ни за какие деньги, — подтвердил полковник тоном человека, которого не соблазнят никакие миллионы.
Впрочем, вопрос о продаже нашего гиганта не пришлось и обсуждать: магараджа был в отсутствии. С визитом к нам явился его «камдар», нечто вроде личного секретаря, заинтересованный нашим экипажем. Он предложил нам, что, конечно и было принято с радостью, погулять в дворцовых садах, наполненных
