Запретный мир

Здесь имелись: страус, огромный пепельно-серый волк и несколько хищных птиц, не то орлов, не то ястребов. Вокруг висели головы – большие, маленькие, с рылами, пятачками, с рогами и без рогов. Стены, на которых вся эта прелесть обреталась, покрывал темно-вишневый бархат.

Белаван бесцельно прошелся по выставке последних достижений таксидермизма, беспокоясь об оставшихся в кабине фуникулера… А собственно, подумал он, о ком? О попутчиках? Подельниках? Друзьях? Ну, во всяком случае, о Деборе Анчи он предпочитал думать не как о друге, уж это точно…

С мысли о Деби сознание Бела по прихотливой ассоциативной дорожке перенеслось к мысли о его внешности. Вообще-то, де Фей уже давно махнул на нее рукой. То есть он следил за тем, чтобы быть более-менее аккуратно одетым, регулярно причесывался, менее регулярно брился и от случая к случаю стригся. И все.

Уже давно уяснив, что лопоухость, веснушчатость и долговязость – это константы, от которых никуда, хоть выпрыгивай из кожи, не деться, Бел де Фей решил, оберегая душевное равновесие, попросту не думать о них, в чем и преуспел. Какого черта! Если уж уделять часть мыслительной энергии собственной скромной персоне, то, конечно же, полезнее сосредоточиваться на достоинствах, а не на недостатках!

Вот, к примеру, у него приличные, выше среднестатистического, словарный запас и эрудиция, имеется определенный вкус к живописи и литературе, живое воображение и неплохое физическое развитие – хотя и без показухи вроде цистернообразных мускулов и бычьей шеи.

Да, его мускулы не отличаются эффектными габаритами, но зато выносливы. Дело только в том, что большинство представительниц женского пола предпочитают более наглядные воплощения мужской харизмы, чем скрытый в самой глубине организма, крайне редко напоминающий о себе сверхтвердый титановый стержень.

Там, а не здесь. Не в Кабуке. Здесь на внутренние качества мужчин большинству, кажется, вообще начхать. «Но зато, по здешним меркам, я вроде красавец, – подумал Белаван. – Вот и Деби, кажется…»

Описав круг, его мысли вновь вернулись к Деборе, но тут за стеной раздались приглушенные звуки. У де Фея возникло ощущение, что его рассматривают. Он удивленно огляделся.

Три десятка разнокалиберных голов пялились на Бела стеклянными глазами, но теперь возникла еще одна пара, живая. Белаван закрутил головой, пытаясь определить, откуда направлен взгляд, и не смог.

Потом ощущение исчезло, и вновь за стеной раздался шум, сменившийся голосами из коридора. А еще через минуту штора откинулась, и Радужка поманила к себе де Фея.

Изумительно толстая тетка, в шароварах, жакетке и тапочках с загнутыми носками, обошла вокруг Бела, разглядывая его, словно тонкий ценитель редкую почтовую марку, которую, естественно, он не собирается использовать по прямому назначению.

– Осень хоросе, осень! – просюсюкала тетка, опуская лысую голову, в результате чего три ее подбородка уложились на ключице и смялись, как придавленные пласты теста. Маленькие глазки на лунообразном добром лице прощупали через брюки нижние конечности Бела, прошлись по бедрам и торсу – словно филателист оценивал изящность рисунка и потрепанность краев.

– Интересненькая форма, – отметила тетка. – Такая… официальная. Хорошо, Юлия, а когда будет – ах! – повелительница?

Радужка пожала плечами и указала на де Фея горбатым носом.

– Судя по этому, как только стемнеет, Яя.

Она развернулась и ушла вместе с остальными горянками.

– Тебе говорили, зайчонок, сто ты очень-очень миленький? – осведомилась толстуха.

– Яя? – переспросил Бел. – Тебя так зовут? Послушай, а как правильно – Яя или Яя?

– Зови меня просто – хозяйка. Эта твоя одежонка, к сожалению, не подойдет. Яя даст тебе другую, пупсик.

Толстуха протянула мясистую длань к узорчатой занавеске и торжественно отвела ее в сторону.

– А что там? – с любопытством спросил Белаван, шагнув внутрь.

– Как – что? Конечно же, сераль Слиссы Фалангисты.

Он услышал журчание и увидел фонтан с бассейном – покатые каменные края, лилии, золотистые рыбки и водоросли… Это напоминало грот какого-нибудь океанского атолла.

Стены покрывали ковры с пасторальными пейзажами и лобзающимися парочками. К потолку при помощи длинных позолоченных цепей крепились клетки, а в клетках, видимо по случаю нехватки на просторах Кабуки попугаев и других цветастых птиц, сидели воробьи и ласточки.

В углах зала стояла высокая ваза с фруктами, по выложенному плитками полу были разбросаны пуфики и подушечки. Пахло, кажется, лавандой, возможно, мятой, может быть, шалфеем, а еще – какими-то благовониями.

На пуфиках, подушечках и краях бассейна в разнообразных экстатических позах возлежали и восседали юноши.

Яя погладила Бела по плечу и мягко подтолкнула вперед, навстречу двум дюжинам уставившихся на него глаз, цвет которых варьировался от василькового до черного.

– Осваивайся, дорогуша. Сейчас Яя принесет тебе одежду…

Юноша, с фарфоровым лицом, русыми волосами и узким лобиком, грациозно опустился у ног присевшего на край бассейна Бела и посмотрел на него снизу вверх взглядом обиженной косули.

– Откуда ты? – спросил он, робко дотрагиваясь до колена де Фея тонкой рукой.

Белаван слегка вздрогнул.

– О, не пугайся! Тебя здесь не обидят!