Разделение произошло, и астрономы теперь несли гораздо большую нагрузку, но сами операции не должны были пострадать от этого. Трое англичан исполнились решимости соблюдать ту же точность, ту же тщательность при измерении нового меридиана, какой они придерживались до сих пор. Перепроверки будут делаться с тем же старанием. Конечно, они теперь будут не так быстро продвигаться вперед, но национальное самолюбие должно было помочь им при выполнении долгой и трудной задачи. Трое операторов оказались теперь перед необходимостью осуществлять работу за шестерых. А отсюда — необходимость всецело и ежечасно посвящать себя предприятию. По крайней мере, Вильяму Эмери придется оставить свои мечтания, а сэру Джону Муррэю — оставить ружье и мир диких зверей Южной Африки.
Незамедлительно была разработана новая программа, по которой каждому из трех астрономов отводилась часть работы. Сэр Джон и полковник взяли на себя зенитные измерения и геодезические работы. Вильям Эмери заменил Николая Паландера. Выбор ориентиров, расположения точек визирования решался сообща, и больше не приходилось опасаться, что какие-то разногласия вдруг возникнут между этими тремя учеными. Бравый Мокум оставался, как и прежде, охотником и проводником каравана.
Оставив Колобенг тридцать первого августа, караван полковника Эвереста направился к тому дольмену, который служил точкой визирования при последних наблюдениях. Ему пришлось снова пройти по сожженному пожаром лесу и подойти к возвышенности. Операции возобновились второго сентября, а шесть дней спустя, восьмого сентября, серия вспомогательных треугольников была закончена, и полковник Эверест, с согласия своих коллег, выбрал новую дугу меридиана, которую следовало рассчитать до двадцатой южной параллели. Новый меридиан находился на один градус западнее измеряемого ими ранее. Это был двадцать третий восточный меридиан по Гринвичу. Новые измерения англичан будут проходить не далее как в шестидесяти милях от русских, но этого расстояния было достаточно, чтобы их треугольники не пересекались, чтобы обе партии не встретились и чтобы выбор одной и той же точки визирования не стал поводом для спора между ними.
Местность, по которой весь сентябрь продвигались английские исследователи, была плодородной, холмистой и малонаселенной. Это благоприятствовало продвижению каравана вперед. Небо все время оставалось чистым, без хмари и облаков. Наблюдения выполнялись легко. Густые леса встречались мало, редкие заросли перемежались с лугами, над которыми там и сям виднелись возвышенности, удобные для установки точек визирования как днем, так и ночью, и для безотказной работы инструментов. В этом краю, щедро наделенном всеми дарами природы, цветы сильным ароматом привлекали к себе множество насекомых, особенно пчел, мало чем отличавшихся от европейских, которые откладывали в расщелинах скал или в дуплах деревьев белый мед, тягучий и восхитительный на вкус. Иногда ночью в окрестностях лагеря попадались крупные животные — жирафы, антилопы разных пород, некоторые хищные звери, гиены и носороги, а также слоны. Но сэр Джон не позволял себе отвлекаться. Теперь его рука манипулировала зрительной трубой астронома, а не карабином охотника, в то время как Мокум и несколько туземцев заботились о снабжении отряда провизией, и можно себе представить, как учащался пульс у «его милости» при звуке их выстрелов. От руки бушмена пали два или три больших степных буйвола, эти бечуанские «боколоколос», достигающие четырех метров от морды до хвоста и двух метров от копыт до холки, черная шкура которых отливала синевой. Эти страшные животные обладали короткими и сильными конечностями, маленькой головой, свирепыми глазами, а их грозный лоб венчался толстыми черными рогами. То было славное подспорье в виде свежатины, разнообразившее стол участников каравана.
Туземцы приготовили мясо таким образом, чтобы оно хранилось бесконечно долго — в виде «пеммикана», который зачастую употребляется северными индейцами. Европейцы с интересом наблюдали за этой кулинарной операцией, к которой отнеслись поначалу с некоторой брезгливостью. Мясо буйвола разрезали на тонкие ломтики и высушили на солнце, затем завернули в выдубленную кожу и отбивали цепом до тех пор, пока ломтики не распались на крошечные кусочки, превратившись в мясной порошок. Этот порошок заложили в кожаные мешки и хорошенько умяли там, а потом залили кипящим жиром того же животного. К жиру африканские повара добавляют растертый костный мозг и какие-то ягоды кустарника, которые, казалось бы, плохо сочетаются с мясом. Потом все это смешивают, растирают, толкут и охлаждают, пока не получают твердую как камень лепешку.
На этом приготовление заканчивалось. Мокум попросил астрономов отведать получившейся смеси. Европейцы уступили настояниям охотника, почитавшего свой «пеммикан» национальным блюдом. Первые куски показались англичанам неприятными, но скоро, привыкнув к вкусу этого африканского пудинга[188], они не преминули стать его большими любителями. Это было действительно очень сытное кушанье, как нельзя лучше отвечающее нуждам попавшего в незнакомый край каравана, которому может недоставать свежей провизии, — очень питательная пища, легко перевозимая, почти совершенно не подверженная порче, заключающая в малом объеме большое количество полезных веществ. Благодаря охотнику запасы «пеммикана» скоро возросли до нескольких сот фунтов, что обеспечивало надолго будущие нужды.
Так проходили дни. Но, несмотря на то, что они были наполнены заботами, Вильям Эмери все время думал о своем друге Михаиле Цорне, сетуя на судьбу, в одно мгновение оборвавшую узы тесной дружбы. Да! Ему не хватало Михаила Цорна, и душа его, переполненная новыми впечатлениями, полученными от этой величественной и дикой природы, не знала теперь, кому излиться. Он погружался в расчеты и уходил в цифры с упорством Паландера, и тогда часы протекали быстрее. И только полковник Эверест был все тот же человек, с тем же холодным темпераментом, увлекающийся только геодезическими операциями.
Хотя сэр Джон и сожалел о своей некогда наполовину свободной жизни, все же фортуна время от времени улыбалась ему. И если у него не было теперь времени прочесывать заросли и охотиться на местных диких зверей, то бывали случаи, когда животные эти брали на себя труд являться к нему сами, дабы оторвать его от наблюдений. Тут уж охотник и ученый соединялись в нем в одно целое. Сэр Джон оказывался в состоянии законной обороны. Так было, когда он поимел серьезную встречу со старым здешним носорогом днем двенадцатого сентября, встречу, которая стоила ему очень дорого, как убедится читатель.
Это животное уже несколько раз появлялось вблизи каравана. Огромный «шукуро» — так его называют бушмены — достигал четырнадцати футов в длину и шести футов в высоту, и по черному цвету его кожи, менее морщинистой, чем у его азиатских сородичей, охотник Мокум сразу признал в нем опасного зверя. Черные особи действительно являются более проворными и более агрессивными, чем белые, и могут напасть на людей и животных без всякой причины.
В тот день сэр Джон Муррэй отправился в сопровождении Мокума осмотреть высоту, на которой полковник Эверест намеревался установить визирный столб. По какому-то наитию он взял с собой карабин с коническими пулями, а не простое охотничье ружье. Хотя носорог, о котором идет речь, вот уже два дня как не показывался, сэр Джон не хотел оставаться безоружным при переходе по незнакомой местности. Мокум и его товарищи уже устраивали охоту на этого толстокожего, но безуспешно, и могло случиться, что огромное животное еще не отказалось от своих злых намерений.
Сэру Джону не пришлось пожалеть о принятой предосторожности. Вместе со своим спутником он без приключений преодолел шесть миль и добрался до указанной высоты. Когда они вскарабкались на самую крутую ее вершину, у подножья холма, на опушке низкой и реденькой чащи вдруг появился «шукуро». Никогда сэр Джон не видел его так близко. Это и вправду был ужасный зверь. Торчащие рога, немного загнутые назад, почти равной длины, то есть примерно в два фута, плотно сидели один позади другого на костистой массе между ноздрей, представляя собой грозное оружие. Его маленькие глазки сверкали.
Бушмен первым заметил животное, притаившееся на расстоянии полумили под мастиковым кустом.
— Сэр Джон, — тотчас сказал он, — фортуна улыбнулась вашей милости! Вот он, «шукуро»!
— Носорог! — воскликнул Джон Муррэй, и глаза его тотчас оживились.
— Да, сэр Джон, — ответил охотник. — Это, как вы видите, великолепный зверь, и, похоже, он собирается отрезать нам путь к возвращению. За что этот «шукуро» так взъярился на нас, сказать не могу, ведь он травоядное животное: но, тем не менее, он там, под этой зеленой шапкой, и надо его оттуда прогнать.
— А он может подняться к нам? — спросил сэр Джон.
