и белизна пальцев, слегка прикрытая легким загаром, большие глаза, в которых даже сквозь беспокойство просвечивала природная нежность, — все это заставило капитана призадуматься. Он перевел взгляд на Крокстона — тот пожал плечами. Капитан немного подумал и согласился.
— Идемте.
Джон Стиггс последовал за ним на полуют, и там Плейфейр, отворил дверь каюты, обратился к молодому человеку, щеки которого были бледны от волнения:
— Прошу вас, входите, мисс.
Джон залился краской, две слезы скатились по его щекам.
— Успокойтесь, сударыня, — произнес капитан вежливо, — и постарайтесь объяснить, каким обстоятельствам я обязан вашему появлению на моем судне?
Некоторое время девушка не решалась ответить, но, ободренная спокойным взглядом собеседника, в конце концов заговорила:
— Сэр, я еду к отцу, в Чарлстон. Город окружен с суши и блокирован с моря. Я совершенно не представляла, как туда попасть, пока не услышала, что «Дельфин» должен прорвать блокаду. Тогда мы нанялись на ваш корабль, сэр. Прошу прощения, что не спросила вашего согласия. Но вы бы, наверно, отказали.
— Конечно, — согласился Джеймс Плейфейр.
— Значит, все правильно, — заметила мисс.
Капитан скрестил руки на груди и прошелся вдоль каюты.
— Как ваше имя? — спросил он.
— Дженни Холлибот.
— Ваш отец, что видно из писем, взятых у Крокстона, из Бостона?
— Да, сэр.
— Но каким образом сторонник северян оказался в одном из городов южан?
— Мой отец в плену, сэр. Он находился в Чарлстоне, когда началась война и союзные войска были изгнаны конфедератами из форта Самтер. Отец яростный противник рабовладельцев, и вопреки всем законам, по приказу генерала Борегара, его заточили в тюрьму. В то время я была в Англии, у родственницы, теперь она умерла, и мы остались вдвоем с Крокстоном — верным слугой нашей семьи. Мне хочется быть рядом с отцом, чтобы скрасить ему заточение.
— Ну, а кто же тогда мистер Холлибот? — поинтересовался Джеймс Плейфейр.
— Честный и смелый журналист, — с гордостью отвечала Дженни, — один из самых достойных редакторов «Трибюн», тот, кто бесстрашно защищал права негров.
— Аболиционист! — поморщился капитан. — Один из тех, кто под предлогом отмены рабства обратил в руины собственную страну, залил ее кровью!
— Сэр, — Дженни Холлибот побледнела, — вы оскорбляете моего отца!
Краска стыда залила лицо молодого шкипера. Стыда и гнева. Ему хотелось ответить этой девчонке без церемоний, но он сдержался и открыл дверь каюты.
— Боцман!
Тот сразу же явился.
— Эта каюта отныне предоставлена мисс Дженни Холлибот. Приготовьте койку на юте, больше мне ничего не нужно.
Боцман с удивлением уставился на юнгу, названного женским именем, но по знаку капитана вышел.
— Теперь, мисс, вы у себя, располагайтесь, — сказал капитан «Дельфина» и удалился.
IV
КОЗНИ КРОКСТОНА
Вскоре весь экипаж знал историю мисс Холлибот. Крокстон, уже не испытывавший смущения, пересказал ее помощнику капитана и матросам. Его, конечно, отвязали от кабестана, а «девятихвостая кошка» возвратилась на свое место.
— Приятная киска, — усмехнулся Крокстон, — особенно, когда прячет коготки.
Он спустился в кубрик, взял оттуда маленький чемоданчик и перенес к мисс Дженни. Девушка смогла наконец надеть женское платье, но оставалась в каюте, не поднималась на палубу.
Что же касается Крокстона, то было решено, что он такой же моряк, как солдат королевской гвардии, и его надлежит освободить от вахтенной службы.
Между тем «Дельфин» двигался через Атлантику, вспенивая винтами волны; моряки следили за морем, а Джеймс Плейфейр прогуливался по палубе. Он не пытался увидеться с девушкой или возобновить разговор. Несколько раз на его пути попадался Крокстон, который посматривал на шкипера, явно желая заговорить.
— Ну, что тебе? — не выдержал Плейфейр.
— Извините, капитан, — прищурился Крокстон. — Мне хочется кое-что сказать.
— Говори.
— В душе вы человек отважный, вот что я думаю.
— Почему «в душе»? И вообще, мне не нужны комплименты.
— А я и не собираюсь их делать — пока вы не выполните вашу миссию.
— Это ты о чем?
— Ну как же? Вы взяли нас на корабль, девушку и меня. Отдали свою собственную каюту мисс Холлибот, избавили меня от плетки, доставите нас в Чарлстон. Отлично! Лучше и быть не может. Но это еще не все.
— Как не все? — Джеймс Плейфейр был озадачен.
— Конечно! Ведь ее отец сидит в тюрьме!
— Ну, и что?
— Надо освободить!
— Освободить отца мисс Холлибот?
— Несомненно. Этого достойного человека, бесстрашного гражданина своей страны! Он вполне заслуживает того, чтобы ради него пойти на некоторый риск.
— Папаша Крокстон, — сдвинул брови Джеймс Плейфейр, — ты, видимо, шутишь. Но заруби себе на носу: у меня такого желания нет.
— Вы меня не поняли, капитан, — лукаво возразил американец — Мне и в голову не пришло бы шутить. Я говорю серьезно. Это только вначале кажется абсурдным, но когда вы как следует поразмыслите, то поймете, что не можете поступить иначе.
— Как! Я еще должен освободить из тюрьмы мистера Холлибота?
— Ну да, вы попросите генерала Борегара, и он не сможет вам отказать.
— Ну, а если откажет?
— Тогда, — отвечал Крокстон, не проявляя уже никаких признаков смущения, — придется прибегнуть к крайнему средству: выкрасть заключенного.
— Вот как, — раздраженно вскричал Джеймс Плейфейр. — Значит, мало пройти через блокаду федералистов в Чарлстон? Придется и в обратный путь отправляться под выстрелами из всех фортов? И это ради освобождения человека, мне неизвестного, одного из тех аболиционистов, — а я их презираю! — кто занимается бумажной пачкотней, проливая чернила, вместо того чтобы проливать кровь!
— Ну, одним пушечным выстрелом больше… — возразил Крокстон.
— Папаша Крокстон, — возмутился шкипер, — предупреждаю: если тебе, не дай Бог, захочется еще раз заговорить со мной, я прикажу посадить тебя в трюм до конца плавания, чтобы ты научился держать язык за зубами.
И капитан распрощался с американцем, который отошел, бормоча себя под нос:
— Нельзя сказать, что плохая беседа! Лиха беда — начало…
