совершить ни древние, ни новейшие народы, ни европейцы, ни американцы, ни азиаты!
Поэтому товарищи доктора внимательно слушали его, когда он стал делиться с ними своими познаниями, сообщая им сведения о Северном полюсе.
Клоубонни с искренним восторгом предложил первый тост в честь капитана.
— За здоровье Джона Гаттераса! — воскликнул он.
— За здоровье Джона Гаттераса! — хором повторили товарищи.
— За Северный полюс! — ответил капитан с необычайным возбуждением, которое так не вязалось с его обычной холодностью и сдержанностью.
Чокнулись кружками, и за тостами последовали горячие рукопожатия.
— Итак, — заявил доктор, — совершилось самое замечательное открытие нашей эпохи! Кто бы мог Подумать, что Северный полюс будет исследован раньше некоторых областей Центральной Африки или Австралии? Гаттерас, вы стали выше всех Стенли, Ливингстонов, Бертонов и Бартов! Честь вам и слава!
— Вы правы, доктор, — сказал Альтамонт. — Принимая во внимание все трудности такого предприятия, можно было думать, что Северный полюс будет открыт в последнюю очередь. Если бы какое-нибудь правительство захотело во что бы то ни стало исследовать Центральную Африку, — это ему несомненно бы удалось при известных жертвах деньгами и людьми. Но когда направляешься к Северному полюсу, разве можно быть уверенным в успехе? Ведь всегда можно ожидать непреодолимых препятствий.
— Какие там непреодолимые препятствия! — горячо воскликнул Гаттерас. — Непреодолимых препятствий не существует. Человеческая воля одолеет все на свете!
— Как бы там ни было, мы находимся у полюса, а это главное, — заявил Джонсон. — Скажете ли вы, наконец, доктор, что особенного представляет Северный полюс?
— Прежде всего то, дорогой Джонсон, что только эта точка земного шара остается неподвижной, между тем как все другие вращаются с большей или меньшей скоростью.
— Однако я не замечаю, — ответил Джонсон, — чтобы мы были здесь более неподвижными, чем в Ливерпуле.
— Как в Ливерпуле, так и здесь вы не замечаете движения Земли, потому что движетесь или остаетесь в покое вместе с ней. Но все же факт не подлежит сомнению. Земля совершает в двадцать четыре часа полный оборот вокруг своей оси, концы которой проходят через Северный и Южный полюсы. Таким образом, мы находимся на одном конце этой неподвижной оси.
— Значит, в то время как наши земляки быстро вращаются, мы спокойно остаемся на месте? — спросил Бэлл.
— Почти на месте, потому что мы не находимся на самом полюсе.
— Вы правы, доктор, — покачав головой, серьезно проговорил Гаттерас. — До полюса остается еще сорок пять секунд!
— Это такая малость, — сказал Альтамонт, — что мы можем считать себя в состоянии неподвижности.
— Да, — сказал Клоубонни, — а между тем обитатели любой точки экватора делают триста девяносто шесть лье в час.
— И при этом ничуть не устают! — в удивлении воскликнул Бэлл.
— Совершенно верно, — ответил доктор.
— Однако, — продолжал Джонсон. — Земля вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг Солнца?
— Да, за год Земля, двигаясь поступательно, совершает оборот вокруг Солнца.
— А что, это движение Земли быстрее, чем вращение вокруг оси? — спросил Бэлл.
— Неизмеримо быстрее! Хотя мы и находимся у полюса, поступательное движение увлекает нас, как и всех остальных обитателей Земли. Таким образом, наша предполагаемая неподвижность не более как химера. Мы неподвижны относительно других точек земного шара, но не относительно Солнца.
— А я-то думал, что нахожусь в полной неподвижности! — с комической досадой воскликнул Бэлл. — Попал пальцем в небо. Положительно, в этом мире нигде не найдешь ни минуты покоя.
— Твоя правда, Бэлл, — сказал Джонсон. — Не скажете ли, доктор, какова скорость этого поступательного движения?
— Она очень велика, — ответил доктор. — Земля движется вокруг Солнца в семьдесят шесть раз быстрее двадцатичетырехфунтового ядра, которое пролетает сто девяносто пять туазов в секунду. Следовательно, она движется со скоростью семи и шести десятых лье в секунду. Как видите, это куда быстрее, чем вращение любой точки экватора.
— Черт возьми! — воскликнул Бэлл. — Прямо не верится, доктор! Больше семи лье в секунду! Неужели господь бог не мог сделать так, чтобы мы оставались неподвижными!
— Будет вам, Бэлл! — сказал Альтамонт. — Вы сами не знаете, что говорите. Ведь в таком случае не было бы ни дня, ни ночи, ни лета, ни весны, ни осени, ни зимы.
— Не говоря уже о других еще более ужасных последствиях, — добавил Клоубонни.
— Каких же именно? — спросил Джонсон.
— Да мы упали бы на Солнце.
— На Солнце? — переспросил в изумлении Бэлл.
— Без сомнения. Если бы Земля вдруг остановилась, она упала бы на Солнце, правда через шестьдесят
