разглядел их. В основном – эльфы, хотя среди них были и зеленокожие.
Он добрался до вершины, где чернел обрубок главной крепостной башни, напоминающий ствол очень широкого дерева. Внутри были пустоты – коридоры и кольцевые галереи с бойницами. Положив ладонь на шершавую поверхность обугленного дерева, Эльхант повернулся, разглядывая склон, руины, повозки и фигуры у подножия, поляну и лес… Телеги отведут ближе к реке, тела тех, кто лежит на них, и тех, кто погиб в схватке с мертвоживыми, предадут огню – так дети деревьев и четвероногие хоронят своих мертвецов, если поблизости нет друида, который может пропеть песнь земли и провести ритуал захоронения. Вместе с дымом погребального костра души воспарят к небесам, чтобы после упасть и впитаться в землю…
Кто правит мракобестиями? И для чего им трупы тех, кого они убили? Возможно ли, чтобы кто-то сумел оживить Горака? И что произошло, когда Кучек раздавил голову черного? Чье-то сознание вышло из тела… сознание того, кто этим телом управлял. Агач тогда понял, что враг заметил его, выделил из толпы эльфов. Эти белесые призрачные волокна, будто трупные черви, живущие в плоти черного… Они – магия. Они заставляют врагов двигаться, с их помощью повелитель мракобестий командует своими подданными. Может ли это быть Горак? И если да, то кто поднял из земли его самого? Друиды – могущественные колдуны. Даже барды и филиды могут декламировать заклинания-песни, которые изменяют окружающее, ну а друиды умеют еще много чего… Но зачем какому-то сыну омелы оживлять хана? При мысли о седобородых чародеях пальцы Эльханта сжались на рукояти кэлгора.
Он хлопнул себя по бедру и тряхнул головой. Хан Горак вернулся из земли мертвых. Как такое могло произойти – сейчас несущественно, важно другое: что с этим делать теперь?
Раздался еле слышный шелест, и Септанта обернулся. Поэми, фея из свиты владычицы, с глазами, напоминающими два бездонных темно-синих лесных озера, и, видимо, вторая по величине ума после Оливии, повисла перед Эльхантом, быстро взмахивая прозрачными крыльями. Листья слетали с них, мягко падали на землю и пропадали. Когда агач окинул ее взглядом, алые губы Поэми изогнулись в жалкой улыбке.
– Это место наполнено печалью… – произнесла она. – Все мертво.
Септанта пожал плечами, не зная, что отвечать на это. Печаль… нет, он не ощущал печали. Но зато хорошо чувствовал странную мощь, пронизывающую землю. Холм напитывала магия, он будто дрожал, не в силах вместить ее.
– Вы любите деревья? – спросил Эльхант.
– Любим… – фея смущенно отвела взгляд. – Да, это так. Я хочу поблагодарить тебя, воин…
– Владычица уже благодарила меня.
– Она лишь сказала слова, а я хочу… – Поэми подлетела ближе, широко расставив маленькие ручки, положила их на плечи Эльханта. Он увидел прямо перед собой ее лицо, круглые щеки, курносый нос и глаза, в которых можно утонуть… Если бы только Эльхант не являлся великаном в сравнении с феей, а так озера ее глаз были слишком мелки для него. Агач ощутил дыхание – земляника, лесные орехи и прелая листва, – а потом Поэми поцеловала его, легко коснулась губами губ и сразу отлетела.
– Не следует долго оставаться здесь, – произнесла она. – Пока еще сила крепости не ушла в землю.
– Это та сила, которую вы вложили в Твердокамень, чтобы вырастить его? – спросил Эльхант. – Что будет с нею дальше?
– Она разойдется во все стороны и через корни вольется обратно в деревья.
– Обратно?
– Да. Мы берем силу у деревьев и возвращаем ее им.
– Если так, какой смысл…
– Смысл? – Она чуть нахмурилась. – Что значит «смысл»? Я не знаю этого слова. Сила течет по кругу, а когда проходит через нас, она меняется и обновляется. Благодаря ей… – эллиан смолкла.
– Благодаря ей из почек вырастают новые феи? – уточнил Эльхант. – Сила леса – как мужское семя?
Поэми вспыхнула, сыплющиеся с крыльев листья пожелтели – но продлилось это недолго. Ее нрав был куда более мягок, чем у владычицы, и фея лишь отвернулась, пытаясь скрыть смущение.
– Как мракобестии смогли поджечь Твердокамень? – спросил Септанта. – Я слышал, дерево фей почти не горит.
– Они использовали магию.
От подножия холма доносился скрип телег, ржание и голоса, но у вершины, среди обгорелых стволов и вылезших из земли треснувших корней, стояла тишина.
– Идем, – повторила Поэми.
Эльхант пошел вниз. Он приблизился к Лане, разговаривавшей с Оливией, и сказал:
– Монфор приказал стать в Твердокамне и дожидаться подхода войска. Но крепости больше нет. Значит, надо сделать ее вновь. – Агач глянул на Оливию. – Владычица, вы должны вырастить новую.
Несколько порхающих неподалеку эллиан ахнули. Оливия воскликнула:
– Чтобы ее опять сожгли? Деревья живые, великая печаль поселилась в наших сердцах…
– Ты хотела отблагодарить нас за то, что твоих подданных спасли от смерти? – перебил Септанта. – А меня – за то, что спас тебя? Если бы ты была эльфийкой, твоя благодарность могла бы выглядеть иначе. Но ты – фея. Вырасти новый Твердокамень.
– Это же большая крепость! Воссоздать такую… потребуется много времени и много сил.
– Ну так соберите все свои силы, – велел Эльхант.
Владычица вспыхнула, пухлые щеки ее порозовели, а хлопья, летящие с крыльев, налились красным
