– Сказал… – тут она покраснела еще больше: – 'Ты все равно постоянно крутишься возле агача, ну так разузнай о его прошлом'.
Хмыкнув, солдат вытер рукавом нос. Эльхант отмахнулся от очередной ветки, но комок грязи с торчащей из него травой отбить не успел, и тот попал ему в грудь. Пирси, метнув снаряд, будто из пращи, победно взвизгнула и на всякий случай отлетела подальше. Эльхант сказал, отряхиваясь:
– Передашь железнодеревщику: агач не стал отвечать. Что еще приказал тебе сид? Следить за мной днем и ночью?
Поэми заморгала, не зная, обижаться или нет, расстроенно покачала головой и полетела вперед. Проводив ее взглядом, Септанта спросил у Орхара:
– Что скажешь?
– Да вот… – пробормотал солдат. – Об чем воевода думал, когда сида старшим с отрядом отправлял? Все ж знают: Марх спуску никому не дает. Воин, может, и хороший, да недобрый…
Тут Эльханта что-то кольнуло в затылок. Вскинув согнутую в локте руку над головой, он вытащил из-за спины пирси. Вооруженная, будто копьем, тонкой сухой веткой, она шипела и сучила ногами. Удостоверившись, что ни одной из трех эллиан поблизости нет, Септанта большим и указательным пальцем сжал тонкую талию и поднес к фее вторую руку, чтобы щелкнуть по лысой макушке. Бросив ветку, пирси заизвивалась, потом уяснила, что вывернуться не удастся, пискнула и сжалась, зажмурив глаза. Так и не дав ей щелчка, Эльхант огляделся, собираясь отбросить фею подальше, но решил, что это ничего не даст: вскоре злобное создание вновь примется нападать на него. Тогда агач просто сунул ее под куртку и затянул шнурки. Фея какое-то время билась за пазухой, норовила укусить через рубаху, пыталась выбраться, а после затихла.
– Жутко под землей, дукс? – спросил Орхар. – Тебя послушать – страсти одни.
– Не жутко, – возразил Эльхант. – Муторно. Когда камень везде, неба не видно… грудь давит поначалу. Но я быстро привык.
– А меня даже в лесу давит, ежели в чаще какой, когда деревья уже совсем со всех сторон и сучья над самой башкой. Я простор люблю, дукс. Потому возле Аргоса и осел, там вольно…
– Ты откуда вообще? Из эдхов?
– Тополь, да, – подтвердил Орхар. – Што смотришь, дукс? Не похож? Наши все больше вроде вас, кедров, высокие да стройные, а я вот… – он смущенно хмыкнул, покосившись на свои ноги. Даже скрытые широкими штанами, они напоминали два натянутых лука. – Хех! Ну от такой уродился… А все мамаша моя виновата – из доиров она была. Падубица, во. Ее батя так величал, когда они ссорились. Батя-то мой – тополь натуральный, еще выше тебя, да худой… А маманя – навроде того пенька, што в ширину, што в длину. Померли они давно, я и помню ужо плохонько. Мы под Баркентинами жили, у гор, ближе к Коре. Как раз Горак со своими кабанами появился… Батя на той войне и погиб, его жорган стоптал, а мать уже после померла, я юнцом был. И што делать? По младости скушно на месте сидеть, а я уже тогда воин знатный был, это от бати у меня. Его в войске воеводы хорошо знали за свирепость. Ну и я… не, вот так махаться, как ты, дукс, да скакать по башкам, по плечам прыгать – этого я не умею, ну его. Но я того… злюсь я, разумеешь? Как чую, што сейчас драка пойдет, так зверею – ничего поделать не могу. В глазах кровяная пена такая, в башке гудит, за цеп свой хвать – и пошел молотить. И не устаю совсем, вот што дивно! Потом уже, бывает, ломит в локтях, но токмо потом. Ну вот, я в следопыты и подался, а после, значит, в охране у всяких сидов служил, у рига одного даже из феарнов. Вольная жизнь – оно по мне. Токмо хозяина свого береги, а так – делай што хошь, жратву дают и жить завсегда есть где. Но то пока молодой. Потом стал все чаще думать: надоело чегось, иначе надо… Ну, пошел к железным, у них домишкой разжился под городской стеной, огородец там, двор… Не женился, хуч и собирался. Думал: сражался, сражался, а старость иначе проведу. Штоб уже детеныши под ногами бегали, да штоб жена рядом крутилась… Хех! Тут мертвоживые Аргос-то и спалили, да вместе с домишком и с огородом моим. Теперь вот опять… сражаюсь.
– Я был в Баркентинских горах, но недолго, – произнес Септанта. – Все хотел вернуться туда, но…
Идущие впереди начали оборачиваться, и тут же над головой агача коротко прошумели крылья. Один из грифонов, спустившийся ниже, пролетел над Эльхантом и Орхаром.
– Что там? – прокричал солдат вслед, и наездник, повернувшись, выкрикнул:
– Лес, рядом друид!
Септанта и так был выше всех эльфов отряда, Орхар же приподнялся на цыпочках, глядя вперед поверх голов. Кричбор – пока еще лишь размытая серо-зеленая полоса – виднелся вдалеке. Грифон уже стал черной крапинкой над землей и вскоре исчез из виду.
– Хорошо будет, ежели седобородого повстречаем… – протянул Орхар.
Отряд шел, не сбавляя ходу, а грифон вскоре возвратился. Равномерно взмахивая крыльями, он полетел рядом с Амаргеном; сид и наездник повернули головы друг к другу, о чем-то разговаривая. Получив приказ, наездник поднял крылатое создание немного выше и вновь устремился к лесу. Спустя какое-то время он снова вернулся, обменявшись с железнодеревщиком парой слов, взлетел – и вскоре все эльфы увидели, как грифоны поворачивают и направляются обратно, в ту сторону, где осталось войско.
– Как так… – удивился Орхар. – Они ж до самого леса нас должны были, и потом еще… Што приключилось?
Впереди раздался голос, отдающий приказ, отряд пошел быстрее. Между эльфами пробрался дюжий железнодеревщик и сказал Эльханту:
– Сид к себе кличет.
Переглянувшись с Орхаром, Септанта ускорил шаг. Неподалеку от конника кружила Поэми, встревоженно посматривала на Эльханта; трое железнодеревщиков, которые раньше всю дорогу топали возле командира, разошлись в стороны.
Смоченная известняковой водой грива светлых, зачесанных от лба к затылку волос чуть покачивалась на голове сида в такт ударам копыт о землю. Не поворачиваясь, не глядя на агача, Марх произнес:
– Эльхант Гай Септанта. Вот сейчас наездник сказал мне полное твое имя. Ты – сын Гая Альвара, Альвара-предателя?
– Да. Нет, – сказал Эльхант.
