молчания в дядюшке вновь заговорил профессор Отто Лиденброк; увлеченный горячностью темперамента, он забыл, в каких обстоятельствах мы находились, будучи пленниками этой пещеры. Он, несомненно, вообразил себя стоящим на кафедре перед слушателями, в Иоганнеуме, ибо принял наставительный тон, как бы обращаясь к воображаемой аудитории.
– Милостивые государи, – начал он, – имею честь представить вам человека четвертичного периода. Некоторые великие ученые отрицали его существование, другие, не менее великие, напротив, подтверждали. Теперь любой Фома неверующий от палеонтологии, будь он здесь, должен был бы, коснувшись его пальцем, признать свою ошибку. Мне хорошо известно, что наука должна относиться крайне осторожно к открытиям подобного рода! Я не могу не знать, какую выгоду извлекали разные Барнумы и прочие шарлатаны того же сорта из ископаемого человека! Мне известна история с коленной чашкой Аякса, с так называемым телом Ореста, якобы найденным спартанцами, и телом Астерии, длиною в десять локтей, о чем говорит Павзаний. Я читал сообщение по поводу скелета из Тропани, открытого в шестнадцатом веке, в котором пытались признать Полифема, и историю гигантов, вырытых из земли в шестнадцатом веке в окрестностях Палермо. Вы так же, как и я, прекрасно знаете результаты исследования костей огромных размеров, имевшего место в тысяча пятьсот семьдесят седьмом году в Люцерне, и, по утверждению известного врача Феликса Платера, принадлежавших гиганту в девятнадцать футов! Я с жадностью прочел трактат Коссаниона и все опубликованные хроники, брошюры, доклады и дискуссии по поводу скелета Тезтобокха, короля кимвров, захватчика Галлии, выкопанного в провинции Дофине в тысяча шестьсот тринадцатом году! В восемнадцатом веке я боролся бы на стороне Пьера Компе против преадамитов Шойхцера! У меня была в руках рукопись, озаглавленная: «Гиган…»
Тут сказался природный недостаток дядюшки: выступая публично, он запинался на каждом слове, трудном для произношения.
– Рукопись, озаглавленная: «Гиган…»
Он не мог выговорить это слово.
– «Гиганта…»
Немыслимо! Злополучное слово застревало на языке! И хорошо же посмеялись бы в Иоганнеуме!
– «Гигантогеология»! – произнес, наконец, профессор Лиденброк, дважды выругавшись.
Далее все пошло гладко.
– Да, господа! – продолжал он, воодушевляясь. – Мне известны все эти истории! Я знаю также, что Кювье и Блюменбах признали в упомянутых костях попросту кости мамонта четвертичного периода и других животных. Но сомнение было бы оскорблением, нанесенным науке! Труп перед вами! Вы можете видеть и осязать его. Это не просто скелет, а настоящее тело, избежавшее тления исключительно в интересах антропологии!
Я рад был бы не оспаривать этого утверждения.
– Если бы я мог промыть его в растворе серной кислоты, – говорил между тем дядюшка, – я бы очистил его от земли и удалил с него все приставшие к нему блестящие ракушки. Но у меня нет драгоценного растворителя! И все же, даже в таком виде, этот человеческий остов сам расскажет нам собственную историю!
Тут профессор схватил скелет ископаемого и стал повертывать его во все стороны, выказывая ловкость рук фокусника.
– Вы видите, – продолжал он, – ископаемый человек едва достигает шести футов. Принадлежит он бесспорно к кавказской расе. К расе белых, как и мы! Череп ископаемого правильной яйцевидной формы, скулы не выдаются, челюсть развита нормально. В нем нет никаких признаков прогнатизма, отметиной которого является острый лицевой угол. Измерьте этот угол. Он почти близок к прямому. Но я иду еще дальше по пути логического мышления и даже осмелюсь утверждать, что этот человеческий образец принадлежит к роду Иафета, рассеянному от Индии до пределов Западной Европы. Не смейтесь, господа!
Никто не смеялся, но профессор, выступая с ученым докладом, привык к тому, что лица его слушателей расплывались в улыбке.
– Да, – продолжал он с удвоенным воодушевлением, – перед нами ископаемый человек, современник мастодонтов, костьми которых полон этот амфитеатр. Но как он попал сюда, какие пласты земной коры хранили это тело, прежде чем оно оказалось в этом огромном полом пространстве земного шара, на это я не берусь ответить. Несомненно, что ископаемое относится к четвертичному периоду; неясности, заслуживающие пристального внимания, все еще обнаруживаются в коре земного шара; остывание нашей планеты порождает складчатость, трещины, сбросы, опускания верхних слоев земной коры. Но, как бы то ни было, человек налицо, он окружен произведениями своих рук, топором, обточенным кремнем, этим ассортиментом каменного века; и я, будучи туристом, подобно ему, пионером в науке, не могу сомневаться в достоверности его древнего происхождения.
Профессор кончил, и я восторженно аплодировал ему. Впрочем, профессор был прав; и более ученые люди, чем его племянник, затруднились бы спорить с ним.
Новые находки. Ископаемое тело не было единственным в этом обширном костехранилище. На каждом шагу мы натыкались на трупы, и дядюшка имел полную возможность выбрать из них образцовый экземпляр для убеждения неверующих.
Поистине изумительное зрелище представляло это кладбище, где покоились останки многих поколений человеческих и животных особей. Но тут возникал важный вопрос, который мы не могли разрешить. Как оказались тут все эти существа? Не были ли они сброшены с поверхности Земли мертвыми на берег моря Лиденброка во время землетрясения? Или же они жили в этом внутриземном мире, под этим искусственным небом, рождаясь и умирая, подобно обитателям Земли? До сих пор мы встретили живыми только морских гадов и рыб! Неужели и человек блуждал на этих пустынных берегах?
39
Вот уже полчаса ходим мы по этим грудам костей. Горячее любопытство влечет нас все дальше и дальше. Какие еще чудеса, какие научные сокровища таила эта пещера? Я приготовился ко всяким неожиданностям, готов был всему изумляться.
Морской берег давно уже скрылся за кладбищенскими холмиками. Профессор мало беспокоился о том, что мы можем заблудиться, и увлекал меня вглубь. Мы шли молча, купаясь в электрических волнах. Этот рассеянный свет, происхождение которого я не могу объяснить, освещал все предметы равномерно; определенного фокуса, способного отбрасывать тень, не существовало. Водяные испарения совсем прекратились. Скалы, дальние горы, несколько неясные массивы леса вдали принимали причудливый вид благодаря равномерному распределению световых лучей.
Пройдя более мили, мы очутились у опушки исполинского леса, но уже не «грибного», как то было около бухты Гретхен.
Это была растительность третичного периода во всем ее великолепии. Гигантские пальмы уже исчезнувших видов, превосходные пальмаситы, сосны, тиссовые деревья, кипарисы, туи, представлявшие собою семейство хвойных пород, были переплетены между собою непроницаемой сетью лиан. Пушистый ковер мха и печеночника одевал землю. Ручьи журчали под их тенистой листвою, мало достойной этого эпитета, потому что деревья не отбрасывали тени. На опушке леса росли древовидные папоротники, напоминавшие папоротники, выращиваемые в теплицах. Но листва на деревьях, кустарниках, как и все здешние растения, была бесцветна из-за отсутствия живительной солнечной теплоты. Все сливалось в этой однообразной, словно бы выцветшей окраске коричневатых тонов. Листва этой мощной растительности третичного периода, лишенная цвета и запаха, казалось, была вырезана из бумаги, вылинявшей на открытом воздухе.
Дядюшка Лиденброк отважился вступить в этот гигантский лес. Но без боязни последовал я за ним. Раз природа произвела такую здоровую и питательную растительность, отчего бы не водиться тут и опасным млекопитающим? Я замечал на широких прогалинах, которые образуют подточенные временем и поваленные наземь деревья, стручковые растения и множество кормовых трав, столь излюбленных жвачными животными всех периодов. Далее виднелись вперемежку деревья различных поясов земного шара: дуб рос около пальмы, австралийский эвкалипт соседствовал с норвежской сосной, северная береза переплеталась с ветвями зеландского кавриса.
Внезапно я остановился и схватил дядюшку за руку.
Рассеянный свет позволял различить малейшие предметы в чаще леса. Мне показалось, что я увидел… Нет! Я в самом деле видел, своими собственными глазами, что между деревьями двигались какие- то огромные фигуры. Действительно, то были исполинские звери, стадо мастодонтов, не ископаемых, нет! а живых и похожих на тех, останки которых были найдены в 1801 году в болотах Огайо! Я видел громадных слонов, хоботы которых извивались под деревьями, подобно легиону змей: Я слышал, как своими длинными клыками они долбили древние стволы. Ветви трещали, и оборванная листва исчезала в широкой пасти чудовищ.
Весь мир доисторических времен, третичного и четвертичного периода, пригрезившийся мне во сне, предстал предо мной наяву! И мы были одни тут, в недрах Земли, во власти их хищных обитателей!
Дядюшка тоже видел их.
– Пойдем, – сказал он вдруг, хватая меня за руку, – вперед, вперед!
– Нет! – воскликнул я. – Нет! Мы безоружны! Что сможем мы сделать среди стада четвероногих гигантов? Уйдемте, дядюшка, уйдемте! Ни одно человеческое существо не может безнаказанно раздразнить этих страшилищ.
– Ни одно человеческое существо? – ответил дядюшка тихим голосом. – Ты ошибаешься, Аксель! Посмотри, посмотри-ка туда! Мне кажется, что я вижу живое существо! Существо, подобное нам. Человека!
Я посмотрел, пожимая плечами, решившись довести
