бензином двигатель.
— Олег, что ты делаешь? — спросила я его, он как-то замучено на меня посмотрел, но затею оставил.
— Протри лучше коляску, да поехали дальше, вон, гроза надвигается!
Небо быстро заволакивало тучами, со стороны поста уже громыхало, где-то вдали полыхали зарницы. Олег вдруг так испугался молнии, что за три минуты собрал тряпкой весь бензин в коляске, вытер дно, скидал вещички, и мы поехали дальше.
На Окинское плоскогорье мы попали часов в десять вечера. Уже на выезде было видно, что на Ильчире идет дождь — в той стороне все затянуто серой пеленой. На отвороте на Самарту стоял КРАЗ, а нам махали двое местных сойетов с мешками. Мы остановились.
— До Орлика? — спросили они.
— Да нет, до Орлика мы сегодня не поедем.
— Все равно в ту сторону!
Они были шебутными, словно китайцы. Один сел к Олегу, закинул мешки на коляску, второй с рюкзаками — к Вадиму. А дальше началась сумасшедшая езда по сумасшедшим ухабам. На плато только что прошел дождь, и брызги от луж долетали даже до стекла шлема. Я не знаю, куда бы мы так доехали, если бы не очередное 'святое место' на дороге. Местные хором завопили:
— Однако, тормози! Однако, брызнуть надо!
Затормозили. Местным было нечем «брызнуть», и они почтительно положили на стол для подношений по сигарете, я разминалась, оглядывала беседку, рассматривала «подарки» духам и думала, где мы будем ночевать — над плато уже сгущались сумерки — Смотри! — сказал Алексей.
Я подняла голову и увидела, что через дорогу, за Окой, за лесом, за сопками из темноты, из черноты и тумана поднимается вверх неприступный, белоснежный, прекрасный и величественный клык Мунку- Сардыка — легендарной горы, на которую обязан был сходить каждый уважающий себя иркутский турист.
— Что это за гора? — спросила я у местного, чтобы подтвердить свою догадку.
Он недоуменно посмотрел в сторону Мунку-Сардыка.
— Не знаю… Однако, Саяны, а?
От попутчиков мы быстро избавились, подошла чья-то машина и забрала их. Темнело, сказочный пик Мунку-Сардыка скрылся во мгле. Нам ничего не оставалось, как съехать с дороги на первом же отвороте и разбить палатки на построенной неизвестно кем насыпи. Перед своротом мы заметили стадо каких-то крупных животных. «Коровы!» — подумали мы, но сразу же поняли, что ошиблись: взметнулась красивая длинная шерсть, и в сторону побежали яки.
— Все же «Малый Тибет»! — почтительно сказал Алексей.
Внизу, под насыпью текла маленькая, темненькая Ока. Ручеек, да и только. Пока готовился ужин, Олег перебрал амортизаторы — потекли сальники, но никто не захватил с собой запасные. Парни удивлялись, глядя на наш мотоцикл.
— Странно, у всех амортизаторы и вилки давно потекли, а у Лёхи хоть бы хны!
Алексей отмалчивается. Амортизаторы он перебирал загодя, и работали они, кстати, отменно.
Вадим опять достал остатки водки из своих запасов, но мы завалились спать и лишили его, таким образом, возможности поболтать около костра. Впрочем, это не его не остановило, и водку он выпил.
Всю ночь дождь то утихал, то снова усиливался, настроение было неважное, однако погода в очередной раз преподнесла нам сюрприз — утром на небе не было ни облачка. Мы свернули лагерь и хотели вернуться к якам, но к стаду нас не пустили пастушьи собаки, которых взбесил один только звук наших мотоциклов. Оказалось, что недалеко от нас стоит большой дом, в котором живут хозяева стада.
Невозмутимые сойеты смотрели, как взбешенные псы кидаются на мотоциклы, и явно не собирались приходить на выручку. Нам ничего не оставалось, как сдаться и отправиться восвояси.
— В первый раз вижу, как начинается река! — так примерно определил свои ощущения Олег Рудин через несколько часов.
И в самом деле, ощущение интересное: сперва Ока была маленьким ручейком, который мог перешагнуть и ребенок, через километр она стала маленькой речушкой, которая звенела по камням и с каждым метром набирала силу от больших и маленький ручейков, стекающих с окрестных холмов. Через десять километров уже ничто не напоминало о ручейке — пенистые буруны скрывали яркобокого хариуса, а перейти на ту сторону решался далеко не каждый. Дальше — больше, она росла — вглубь, вширь, становилась сильнее и сильнее, и вот уже вдоль каменистых берегов катилась полноводная, прозрачная, искристая красавица Ока-хем.
Мы бы уехали в этот день очень далеко, и неизвестно, чем бы закончилась для нас эта поездка, но недалеко от поселка Сорок, возле огромной лужи, наполненной прозрачной коричневой водой, у Дани сломалась «Ява». Он стоял и чесал в затылке, пока не подъехали мы. Быстро выяснили, что, могут быть две причины неисправности — либо замыкало проводку и на аккумулятор не шла зарядка, либо от тряски у «Явы» прохудился бак, бензин протек на реле-регулятор, и реле погорел — поэтому тока в проводке опять- таки нет. Пришлось откатить «Яву на берег Оки и сварить поесть.
Пока мужики варили еду, я помогала Дане разобраться с проводкой. Мы методично, по схеме в моей заветной книжечке прозвонили все, но пробоя не нашли. Значит что?
Значит, виноват реле-регулятор! Запасного реле у Дани не было. Ну, все, приехали!
На все предложения оставить 'Яву» где-нибудь у местных и забрать ее на обратной дороге, Даня проявлял характер: 'Лучше я помру тут вместе с ней, но не оставлю!' Опять помогла книжечка. Она волшебным образом открылась на главе: 'Как установить на «Яву» реле-регулятор от мотоцикла «Урал». Но, конечно, по закону подлости никто из уралистов не взял с собой запасное реле! Решили, что до Орлика «Ява» поедет на генераторе, тут уж делать нечего, приходилось рисковать, авось не сгорит еще и генератор. Не успели мы проехать и пяти километров, как на «Яве» перегорели все лампочки, и дальше мотоцикл поехал без света. Нам оставалось лишь плечами пожать: не ходовая и ладно. Весь оставшийся поход прошел под этим лозунгом. Для того, чтобы завести 'Яву» приходилось «прикуривать» ее от других мотоциклов.
К вечеру мы остановились на очередном бурхане. В этом месте Ока была уже другой — мощная, сильная река била в скальный обрыв и норовила смыть дорогу. Вечерело.
До Орлика оставалось немного, но Алексей вдруг уперся, сказав, что ему срочно нужно подтянуть подшипник в рулевой колонке, иначе его разобьет. Пока он ремонтировался, возле нас остановился милицейский «УАЗик», из которого, еле стоя на ногах, вывалились два милицейских чина. Они были как в той сказке — «два молодца, одинаковы с лица» — черноголовые, узкоглазые, с лоснящимися лицами, в одинаковой парадной белой форме. Только один был потолще, а второй — потоньше.
Продемонстрировав красные корочки, они стали, важно выпячивая губы и сопя, проверять наши документы. Оказалось, они различаются еще по степени алкогольного опьянения — тонкий был просто выпивши, а толстый уже еле ворочал языком. В моем паспорте толстого больше всего взволновало… семейное положение. Печати у меня в паспорте не было, а это означало, что я женщина свободная, да еще к тому же путешествующая с кучей мужчин. После того, как он в третий раз умильно прочавкал:
'Алина Николаевна…' и при этом едва не облизнулся, я вспомнила предупреждения о том, что женщинам лучше вообще не разговаривать с местным мужским населением, иначе неприятностей не оберешься. Я испуганно вытаращила на него глаза и, ойкнув, спряталась за Алексея.
Второй милицейский чин, потоньше, подскочил к нашей коляске:
— Стволы, взрывчатка, патроны, наркотики есть?
— Да нет, — вполне миролюбиво ответил Алексей, мужественно загораживая меня собой. — Мы, вроде, не террористы.
— А кто знает? Ездят тут всякие, ищи вас потом… Открывайте коляску, досмотр на предмет колющего-режущего-огнестрельного…
Алексей уже нервно, но все еще покладисто откинул «попону». Больше всего милиционера заинтересовала палатка, которая лежала сверху.
— Здесь ствол?!
— Да нет там ничего, — сказал Алексей, и по его тону я поняла, что он уже еле сдерживается.
