позиции на реке выше Мемфиса можно было считать для конфедератов потерянными, однако они могли еще надеяться отстоять позиции, лежавшие вниз по реке. Тут именно и предполагалось дать решительное сражение.
Тем временем на Хэмптон-Родском рейде, при устье Джеймс-Ривера, произошло достопамятное морское сражение — в нем участвовали первые образцы тех бронированных кораблей, которые коренным образом изменили впоследствии морскую тактику и привели к усовершенствованию кораблей как Старого, так и Нового Света.
К 5 марта из Нью-Йорка готовился выйти в море «Монитор» — броненосец, построенный шведским инженером Эриксоном, а из Норфолка — броненосец «Виргиния», перестроенный из прежнего «Мерримака».
В это время на Хэмптон-Родском рейде, близ Ньюпорт-Ньюса, стояла на якоре федералистская эскадра под командой капитана Марстона; она состояла из кораблей: «Конгресс», «Св.Лаврентий», «Камберленд» и двух паровых фрегатов.
Но утром 2 марта на рейде появилась вдруг «Виргиния» под командованием конфедератского капитана Букенена. В сопровождении нескольких менее крупных судов «Виргиния» нападает сперва на «Конгресс», потом атакует «Камберленд», пустив его ко дну со всем экипажем, численностью в сто двадцать человек. После чего, вернувшись снова к севшему на мель «Конгрессу», она изрешетила его снарядами и подожгла. Только наступление ночи помешало истреблению трех остальных кораблей эскадры северян.
Трудно представить себе, какое впечатление произвела эта победа небольшого броненосца над большими кораблями федералистов. Слух о победе распространился со сказочной быстротою. Северяне растерялись: ведь какая-нибудь «Виргиния» могла появиться и в устье Гудзона и пустить там ко дну суда, стоящие на Нью-йоркском рейде. А южане возликовали, надеясь, что блокада южного побережья будет снята и торговля возобновится.
Именно эту морскую победу и отпраздновали накануне так шумно в Джэксонвилле. Местные конфедераты решили, что им уже не страшен флот федерального правительства, что после победы на Хэмптон-Родском рейде эскадра коммодора Дюпона будет немедленно отозвана в Потомак или Чесапик; высадка федералистских войск уже не угрожает Флориде, и сторонники рабовладения, при поддержке самой разнузданной части населения Юга, полностью восторжествуют. А тогда Тексар и его приспешники укрепятся на захваченной ими позиции, позволявшей им делать столько зла!
Торжество конфедератов было, однако, преждевременным. Новости, уже известные на севере Флориды, Джилберт дополнил слухами, ходившими среди федералистов, когда он покидал свою канонерку.
Второй день морского боя на Хэмптонском рейде имел для федералистов совершенно иной исход. Утром 9 марта, то есть на другой день после первой битвы, «Виргиния» собиралась уже атаковать «Миннезоту», один из двух федералистских фрегатов, как вдруг появилось новое судно, по выражению конфедератов, очень похожее на стоящий на плоту «ящик из-под сыра». Этот «ящик из-под сыра» был не что иное, как броненосец «Монитор» под командою лейтенанта Уордена, посланный для разрушения батарей на Потомаке. Прибыв к устью Джеймс-Ривера, лейтенант Уорден услыхал пальбу на Хэмптон-Родс и поспешил к месту сражения.
Став в десяти метрах друг от друга, оба грозные боевые корабля вели в течение четырех часов сряду жестокую артиллерийскую перестрелку, но без особых результатов. Наконец «Виргиния», получив пробоину ниже ватерлинии и спасаясь бегством, направилась в Норфолк, и «Монитор», которому девять месяцев спустя суждено было самому получить пробоину, одержал полную победу. Господство на Хэмптон-Родском рейде осталось таким образом за федералистами.
— Нет, отец, — заключил свой рассказ Джилберт, — наша эскадра не будет отозвана на север. Шесть канонерок Стивенса стоят перед мелью на Сент-Джонсе, и, повторяю вам, не позже как через три дня Джэксонвилл будет в наших руках!
— Вот видишь, Джилберт, — отвечал Бербанк, — тебе, значит, следует подождать и вернуться на свою канонерку. Когда ты ехал сюда, не заметил ли ты, чтобы за тобою следили?
— Нет, отец, не заметил. Мы с Марсом проскользнули незамеченными.
— А кто этот человек, явившийся на твою канонерку и рассказавший тебе о разграблении Кэмдлес- Бея, пожаре и о болезни матери?
— Он назвался бывшим смотрителем маяка Пабло, выгнанным вместе с другими со службы. Приходил же он, собственно, к Стивенсу — предупредить его об опасности, которой северяне подвергаются в этой части Флориды.
— А он знал, что ты на канонерке?
— Нет, и, по-видимому, очень удивился, увидав меня. Но почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что я боюсь какой-нибудь ловушки со стороны Тексара. Он не только подозревает, но положительно уверен, что ты служишь в федеральном флоте. Он мог узнать, что теперь ты находишься на канонерке Стивенса. Если Тексар старался заманить тебя сюда…
— Не бойся, отец, никто нас не видал, когда мы сюда ехали, и никто не увидит, когда мы поедем назад.
— Но ты ведь вернешься прямо на свою канонерку, никуда не заезжая?
— Разумеется, отец, ведь я обещал тебе это. Еще до рассвета мы с Марсом будем на борту канонерки.
— В котором же часу ты думаешь отправиться?
— Около двух часов ночи, когда начнется отлив.
— Как знать? — заметил Эдвард Кэррол. — Быть может, канонеркам Стивенса не придется дожидаться трех дней…
— Конечно, если вдруг подует ветер… Ах, если бы ветер с моря крепчал и поднялась вода над отмелью! Если бы разразилась буря! Мы смогли бы расправиться с этими негодяями! А тогда…
— Я убью Тексара, — повторил Марс.
Было за полночь. До отъезда Джилберта и Марса оставалось еще два часа — им нужно было дождаться отлива, чтобы вернуться на канонерку. Ночь стояла темная, так что они могли надеяться проскользнуть незамеченными, хотя по реке шныряли лодки, которым поручено было наблюдать за всем течением Сент-Джонса ниже Кэмдлес-Бея.
Молодой офицер пошел наверх в комнату матери. У ее постели сидела Алиса. Миссис Бербанк, совершенно разбитая после непосильного для нее напряжения, впала в болезненное забытье, прерываемое иногда тяжким рыданием.
Джилберт не хотел тревожить мать, тем более что и Алиса сделала ему знак рукою, чтобы он не разговаривал. Поэтому он молча присел у постели. Он сидел у изголовья бедной женщины, не испившей еще, вероятно, до дна всей чаши испытаний. Джилберту с Алисой незачем было разговаривать — оба они и без слов понимали друг друга.
Наконец настал миг отъезда. Джилберт протянул руку Алисе, и они наклонились над миссис Бербанк, которая лежала с полузакрытыми глазами.
Джилберт коснулся губами лба несчастной матери, затем ее поцеловала Алиса. Миссис Бербанк болезненно вздрогнула, но так и не увидала, как сын и Алиса вышли из комнаты.
Джилберт с молодой девушкой спустились в холл, где по-прежнему сидели Джемс Бербанк и его друзья.
В этот момент в холл вернулся и Марс, ходивший осматривать окрестности Касл-Хауса.
— Пора ехать, — сказал он.
— Да, Джилберт, пора, — подтвердил Джемс Бербанк. — Поезжай. Мы увидимся в Джэксонвилле.
— Да, отец, в Джэксонвилле, и завтра же, если вода поднимется достаточно высоко и можно будет пройти через отмель. Что же касается Тексара…
— Не забывай, Джилберт, что мы должны захватить его живым!
— Да, живым!..
Юноша обнял и поцеловал отца и, пожав руки дяде Кэрролу и мистеру Стэннарду, сказал:
— Идем, Марс.
