Таким образом, структура, по Докучаеву, — это оптимальное состояние почвы, обеспечивающее растение пищей, водой и воздухом именно в той пропорции, которую любит растение. Говоря о таком состоянии, В. Вильямс, долгое время бывший главой советской агрономической науки, писал: «Каждый комок служит как бы сберегательной кассой, которая мешает почве сразу растратить все свои богатства. По мере того как растение использует элементы пищи на поверхности комка, оно находит все новые и новые количества пищи, но запас, богатство почвы сохраняется, ибо не растрачивается впустую».
Итак, все в порядке? Наконец-то открыто то основное, от чего все зависит? Главное — структура? А раз так, давайте ее сделаем. И снова счет в сберкассе. Помните Либиха?..
Но… постойте. А все ли почвы Земли, покрытые густыми лесами, травами и цветами, имеют эту самую структуру?
Первую классификацию почв создал народ. Была она не слишком подробной: землю разделяли на добрую, худую и добрехудую. Иногда к термину присоединялось слово «вовсе», например: «вовсе худая земля». Именно так говорили о северных почвах… Однако того, кто был в Приполярье в короткое тундровое лето — межень, не могли не ошеломить буйство и разнообразие красок: «То, что на юге у художников называется тоном, на севере раскладывается на десять и больше тонов…» — писал о русском севере чудесный поэт природы нашей Родины М. Пришвин.
Коротко полярное лето, зато солнце светит все 24 часа; и спешит отцвести, заколоситься, упасть семенем на землю тундровая целина. Осадков здесь обычно выпадает немногим более 150–300 миллиметров в год, сколько и в южных полупустынных степях. Однако из-за холода влага не испаряется. Плохо она и впитывается в почву, которая за лето успевает оттаять лишь с поверхности, а нижние слои остаются промерзшими и не допускают просачивания воды.
То и дело в газетах мелькают сообщения о находках целых скелетов и даже туш доисторических животных в вечной мерзлоте тундры. Как-то писали, что один заскучавший по острым ощущениям зимовщик даже попробовал лангет из мамонта. В прекрасном естественном холодильнике не происходит полного разложения органических веществ, если даже они гниют сотни тысяч лет. Поэтому вместо перегноя образуется лишь тонкая торфяная прослойка. Почти нет здесь и селитры — далеко не все бактерии переносят суровые полярные условия. Одним словом, почва тундр — лишь слабо измененная первооснова земли, первопочва.
«Вовсе худая земля» совершенно лишена структуры. Тысячелетия сменяются над тундрой, каждый год отмирает растительность, чтобы весной вновь коротко и ярко вспыхнуть и обжечь взгляд богатством красок. Земледелие пока очень робко движется в тундру — главным образом по долинам рек. Однако здесь все растет: и рожь, и ячмень, и картофель, и лук. А местные энтузиасты всерьез уверяют приезжих, что если бы не короткое лето да крепкие морозы зимой, северные почвы давали бы урожай «не хуже кубанских».
Но отправимся к югу. «Солнце светит одинаково всем — и человеку, и зверю, и дереву. Но судьба одного живого существа часто решается тенью, падающей на него от другого» — так писал Пришвин о лесах.
По вышеприведенной классификации, лесная земля тоже «худая», хотя по-разному на севере и юге. Леса тянутся от Архангельска до Киева. Конечно, теперь это уже не сплошные массивы: земледелие и вырубка древесины сделали свое дело…
Коротко полярное лето. Но почва освещается солнцем весь длинный день. В вековой тайге лишь робкий световой зайчик пройдется по поверхности земли. Под кронами деревьев всегда сыро, земля едва прикрыта редкими папоротниками да хвощами и обильно опавшей хвоей, прелой, слипшейся листвой, обломками коры и истлевшей древесины. Вверху, там, где вершины деревьев, — жизнь. Стволы же их упираются в собственное кладбище. В роли гробовщиков выступают многочисленные разновидности грибной флоры.
Светловатая тяжелая почва образуется под лесной подстилкой — подзол. Это, казалось бы, мертвая земля: все поры ее переполнены водой (под пологом лесов она не может испариться), воздуха мало, мало селитры, анаэробные бактерии медленно разлагают окислы железа. Рыжая земля возникает под подзолом, а еще ниже — серый глей. Очень бедна гумусом лесная почва, совсем лишена структуры, а потому и не растет на ней ничего, кроме сосен-великанов, гигантских елей и пихт да нескольких тысяч разновидностей других деревьев, кустарников и трав. Правда, последних мало… Именно на этой «худой земле» после порубки леса и пожоги при самой примитивной технике посева и уборки крестьянин снимал в среднем 16–26 центнеров с гектара ржи и ячменя.
Однако подвинемся еще немного к югу. Прошли годы, и тайга поредела; постарели и рухнули наземь громады деревьев. Разомкнулась непроницаемая крыша листвы. Наступил семенной год леса, на землю упали семена, и потянулись ввысь юные побеги. А вместе с ними взметнулась и зеленая волна трав. Подрастут сеянцы, возмужают, вновь сомкнется полог над зазеленевшими было прогалинами, захлебнется, угаснет зеленая волна до следующего семенного года леса. Но чем чаще повторяются эти годы, чем многоэтажней лес, тем чаще и гуще травяные волны.
Так на смену подзолистому периоду идет дерновый период почвообразования. Карлики побеждают великанов. Луг вытесняет бор. Он зеленеет до зимы, пока не замерзнет почвенная вода. Весной, пока земля сырая, приступают к работе бактерии-«безвоздушники». В верхнем слое накапливаются органические вещества. Летом же, когда почва подсыхает, за дело принимаются аэробы, разлагающие накопленное, переводящие его в усвояемые растением формы. Благодаря совместному действию этой разноплеменной армии микроработяг в почве образуется не торф, а перегной. Правда, он кисловат, а в условиях сильной затененности и влажности интенсивно вымывается дождями. И все же он способствует склеиванию комочков земли. Здесь-то и рождаются те самые знаменитые агрегаты, на которые еще раз возложены надежды почвоведов и агрономов. Почва становится структурной. Эта земля уже добрехудая. От нее один шаг до доброй — до царя почв — русского чернозема.
И действительно, именно дерновый период несет в себе рождение черноземных почв. А в то же время судьба этих почв, возникших под пологом смешанных лесов средней полосы, решена — им никогда не занять того трона, на который уже тысячи лет назад взошел их южный сосед. Перегной здесь накапливается еще слабо, он вымывается талыми водами и дождями, травяной покров все еще слаб, а обилие ежегодно отмирающей листвы не способствует созданию прочной структуры.
На юге темп жизни почв ускорен. В степи время бежит быстрее. Меньше влаги, зато больше тепла. От края до края горизонта — необозримая плоская равнина. Русское поле…
Нераспаханная южная степь хороша, как и полярная, лишь весной до пол-лета. Дальше — сушь, но и в самую жару растут многие злаковые травы, полынь, астрагал, ковыль. Запасов воды с зимы и весны хватает ковыльной степи надолго, до первых осенних дождей.
Обилие отмерших корней растений способствует интенсивному накоплению перегноя. Последний цементирует частицы почвы в прочные структурные агрегаты. Хорошая структура обеспечивает оптимальный водный и воздушный режимы жизни, а достаток воды зимой и осенью вновь приводит в движение колеса фабрики по производству перегноя. Копейка тянет за собой копейку: не тронутый обработкой чернозем — расчетливый ростовщик. Добрая земля в степи, очень добрая!
Но вот кончился степной этап почвообразования: дальше к югу все более жарким и сухим становится климат, все раньше летом отмирают травы, все раньше наступает период, когда земля теряет влагу. Ее место занимает воздух. А много воздуха — все сгорает быстрее, к осенним дождям разложение заканчивается, и вода вымывает остатки накопленных органических веществ. Перегной разрушается, теряется структура, усиливается выветривание. Начинается пустынная стадия почвообразования, растительность становится все более скудной, все короче пора цветения. Умирает степь, умирает и почва. Впереди — только серая пустыня, солонцы и солончаки… Однако оросите пустыню — и она отдаст вам сторицей.
