– Это совсем просто. Смотрите. – Математик взял лист бумаги и написал:
3…..2; 4…3
Такие цифры слышала Аэла, и между ними повторялось одно и то же слово. И в данном случае слово может быть только одно – “меньше”. Смотрите. Од быстро написал:
3<2; 4<3
Во втором случае она слышала вот что:
1>2; 2>3
– Один больше двух, два больше трех.
В третьем случае 2… 2. Между этими цифрами может быть только одно слово – “равно”. Машина над этими сигналами могла бы биться тысячу лет и не установила бы никакой последовательности, тогда как разгадать их может даже ребенок, обладающий телепатической одаренностью.
Центральное здание Международной федерации астронавтики было окружено необыкновенным садом. Здесь культивировались растения, привезенные астронавтами с других планет. Всякий, кто шел по дорожкам этого сада, безлюдного, странного, невольно уносился мыслью к тем мирам, откуда пришли побеги невиданной флоры.
Архитектура здания федерации была также непривычна для глаз – на прозрачных опорах, над ярусами ступеней покоилась вытянутая кровля из многослойной пластмассы. С широкого перепада рвался вверх, нависая над фронтоном, тонкий, как игла, серебристый планетолет.
Круглый зал Совета был погружен во тьму. Только перед каждым сидящим в кресле слабо светились узкие щиты с кнопками и крошечными телеэкранами для вызова справочных станций и библиотек.
Выступающие не вставали. Они включали передатчик и говорили с места.
Центральный экран передавал каждый их жест, каждое слово. Это сокращало драгоценное время работы.
Экран погас. В глубокой тишине послышалось металлическое шуршание, невнятный скрежет, затем слова:
“…антивещества на уничтожение разума… координаты девяносто второго… погибших”.
Все подались вперед и с затаенным дыханием вслушивались в слова из бездны.
Еще некоторое время слышался слабый шорох, затем все стихло. Было ясно, что это случайная запись, обрывки каких-то фраз.
Вспыхнул экран, появилось узкое лицо Чарли. Он находился в Америке, в вычислительном центре.
– Все это очень приблизительно, – сказал он. – Что-то мешало им вести передачу.
Экран погас, снова послышался тихий шорох. Шорох сменился беспорядочным набором звуков, затем звуки отсеялись и прозвучали слова:
“В четыреста циклов ушло шестьдесят кораблей. Вернулось девять. В трех первых звездных поясах следов высшей жизни не обнаружено. С-12/44 средняя, царство пожирателей. Гигантские земноводные. Море кишит жизнью”.
Некоторое время в зале царило молчание, потом прозвучали странные слова: “Остался один. Невыразимая тоска. Пять тысячелетий никто не мог оказать помощи нашей планете”.
Звуки оборвались, снова появилось усталое лицо Чарли.
– Вот все, – сказал он. – Поясняю текст. Цикл равен приблизительно 11 земным годам. С-12/44 наименование желтой звезды класса С.
На экране появилось знакомое всей планете лицо Изрытое темными морщинами, пересеченное наискось глубоким шрамом, оно притягивало какой-то необъяснимой силой.
Это был звездный капитан Горин.
Весь зал замер.
– Сигналы, принятые нами из космоса, – сказал он, – по необъяснимой причине разрозненны. И едва ли нам когда-нибудь удастся связать обрывки фраз. Этот тихий скрежет бездны оставляет предчувствие какой-то опасности. Создавшиеся обстоятельства вынуждают нас направить звездолет-астероид не к Тау Кита, а в созвездия Лебедя в столетний путь.
– Мы не изучили еще межзвездной среды, чтобы направлять корабль в бездну, – возразил президент. – Трудно сказать, какие неожиданности ждут нас в пути. Переходя через скопления космической пыли, “Геос” может потерять начальную скорость и израсходовать на вторичный разгон основной запас антипротонов. Кроме того в пути он не сможет заменить источенный встречными частицами астероид.
– Астероид – космическая крепость, – ответил Горин. – Он обладает тысячекратным запасом прочности. Антивещество можно взять на Периосе. У меня вызывает опасение другое: автоматы могут ошибиться в решении ряда проблем космической навигации и увести корабль в бесконечность или вызвать катастрофу.
С места встал профессор кибернетики Гайденбург. Он повернул к Горину массивную голову и сказал:
– Такая опасность не исчезнет, даже если за работой электронного мозга корабля будут следить люди. Наблюдения за различиями между мертвой и живой материей дают нам основание предоставить машинам решение проблем космической навигации.
– Откуда у вас такая уверенность? – спросила у него Одэя. – Экспериментальный звездолет “Сириус” исчез у светового порога. И ваши роботы ничего не сообщили о характере катастрофы.
– Мало ли погибало людей, которые не успевали ничего сообщить, – улыбнулся Гайденбург, – “Сириус” погиб пятьдесят лет назад. За это время много воды утекло. И мои роботы не имеют ничего общего с теми, что были пятьдесят лет назад. Вы долго находились вдали от Земли и многого не знаете. Я давно хотел пригласить вас в порт воздушных испытателей. Вам многое станет ясным…
Одэя и Аэла прибыли в порт воздушных испытателей, когда уже началась проба скоростных машин.
Через множество пневматических дверей они вошли в зал причудливых очертаний, поражавший ассимметрией. Все было здесь серого тона. Только сияли разноцветные панели, непрерывно мигали, пульсировали сигнальные лампы, загорались и гасли шкалы и дуги.
Посередине зала был огромный дымчато-серый экран. Перед экраном сидел профессор Гайденбург.
– Капитан Андэвейн испытывает новый двигатель, – сказал он и сдвинул густые брови. – Я был против испытания. Это неоправданный риск.
Андэвейн сидел за штурвалом острого, точно игла ионолета с ярко-красными короткими крыльями, похожими на оперение древней стрелы.
Аэла смотрела на матово-серую машину в окно.
– Внимание! – повысил голос профессор, и его пальцы нервно заплясали на пластмассовой плите. – Старт!
Замелькали, быстро чередуясь, сигнальные огни, и матово-серая машина рванулась вперед. В следующий миг она уже исчезла в слепящей синеве неба. Андэвейн с места повел машину на взлет.
Аэла подошла к экрану.
Сияющая стрела в одно мгновение пронзила облака, пробила атмосферу и вошла в первый вираж с такой молниеносной быстротой, что на миг потерялась из вида.
– Станция наведения! – закричал профессор.
Игла снова понеслась по экрану. Снова пронзила атмосферу и почти слилась с трепещущей мглой горизонта, взмыла вверх, непрерывно наращивая скорость. Описала крутую петлю и прямо ринулась вниз. Одэя с тревогой взглянула на профессора. Его большой рот был плотно сжат, глаза напряженно прищурены.
Серебряная игла врезалась в тусклую колеблющуюся пелену атмосферы, вспыхнула, как метеор.
Одэя почувствовала, что пальцы ее рук стали влажными.
– Горит! – испуганно вскрикнула она.
– Андэвейн, вы превысили допустимую скорость! – закричал профессор. – Ионолет горит.
– Вижу, – донесся спокойный голос пилота. – Машина потеряла управление.
Одэя схватилась руками за горло.
– Иду в плотные слои атмосферы, – послышался гаснущий в треске, но по-прежнему спокойный голос пилота. – Броня выдержит.
