Их присутствие на борту «Симона Боливара», цель предпринятого ими путешествия, вопрос, остановятся ли они в Кайкаре или поедут дальше по Апуре или же по Ориноко, — все это чрезвычайно возбуждало его любопытство. Обыкновенно исследователи реки — это люди зрелых лет, какими были, например, те двое, которые посетили Лас-Бонитас несколько недель назад и о которых не было вестей со времени их отъезда из Урбаны. Но предположить, что этот юноша шестнадцати — семнадцати лет и этот старый солдат шестидесяти лет отправляются в научную экспедицию, было довольно трудно…
Впрочем, всякий губернатор имеет право интересоваться целью, с которой приезжают иностранцы в его владения; он может задавать им по этому поводу вопросы и вообще расспрашивать их, по крайней мере в порядке частной беседы.
Пользуясь этим правом, губернатор сделал несколько шагов по направлению к французам, беседуя с Мигуэлем, которого Фелипе и Варинас, занятые в своих каютах, оставили одного в качестве компаньона губернатору.
Сержант Мартьяль понял маневр.
— Внимание! — сказал он. — Генерал ищет знакомства с наи. Вероятно, он спросит нас, кто мы такие… Зачем мы явились сюда… Куда едем…
— Что же тут такого, Мартьяль, зачем нам скрывать это? — ответил Жан.
— Я не люблю, когда занимаются моими делами, и живо отошью его…
— Что же, ты хочешь нам затруднения? — сказал юноша, удерживая его за руку.
— Я не хочу, чтобы с тобой разговаривали… Я не хочу, чтобы около тебя увивались…
— А я не хочу, чтобы ты погубил наше путешествие своей неловкостью или глупостью! — возразил Жан решительным тоном. — Если губернатор Коры станет меня расспрашивать, я буду ему отвечать. Мне даже хотелось бы кое-что разузнать у него.
Сержант проворчал что-то себе под нос, выпустил несколько густых облаков дыма из своей трубки и подошел к племяннику, с которым в это время губернатор заговорил по-испански:
— Вы француз?
— Да, — ответил Жан.
— А ваш товарищ?
— Мой дядюшка… такой же француз, как и я… отставной сержант.
Сержант Мартьяль хотя и плохо говорил по-испански, понял, что говорят о нем. Он выпрямился во весь рост, убежденный, что сержант 72-го линейного полка стоит венесуэльского генерала, хотя бы и губернатора области.
— Я думаю, что не буду нескромен, молодой человек, — сказал губернатор, — если спрошу вас, едете ли вы дальше Кайкары?
— Да… дальше, — ответил Жан.
— По Ориноко или по Апуре?
— По Ориноко.
— До Сан-Фернандо на Атабапо?
— Да, до этого города и даже, может быть, дальше, если справки, которые мы надеемся там получить, вынудят нас к этому.
Губернатор был, видимо, тронут решительным видом юноши, отчетливостью его ответов. Все это возбуждало в нем, как и в Мигуэле, живейшую симпатию к юноше.
Между тем сержант Мартьяль никак не хотел таких слишком явных симпатий от кого бы то ни было по отношению к своему племяннику. Ему не нравилось, что его рассматривали так близко, он не хотел, чтобы другие, кто бы они ни были, восторгались его естественной грацией и красотой. Особенно его сердило, что Мигуэль и не думал скрывать своих чувств к юноше. Что касается губернатора Коры — это его беспокоило мало, так как он должен был остаться в Лас-Бонитасе; но Мигуэль — это было совсем другое. Он был даже больше чем пассажир «Симона Боливара»… Он должен был подняться по реке вместе с ними до Сан-Фернандо… и раз он познакомился с Жаном, будет очень трудно помешать тем близким отношениям, которые почти обязательно возникают между пассажирами во время долгого путешествия.
Почему же нет?.. — спросит кто-нибудь сержанта Мартьяля. Почему он не желает, чтобы лица, способные, быть может, оказать друг другу взаимные услуги во время путешествия по Ориноко, где не совсем безопасно, — почему им было бы неприлично войти в близкие отношения с дядюшкой и племянником?.. Разве это не обычное явление?
Конечно, это так. И однако, если бы кто-нибудь спросил сержанта Мартьяля, почему он был намерен этому препятствовать, то старый солдат ответил бы:
— Потому что это мне не подходит!
И спрашивающему пришлось бы удовольствоваться этим ответом, так как никакого другого он не добился бы.
В данном случае положение сержанта было тем хуже, что он не мог «отшить» генерала и вынужден был слушать разговор губернатора с юношей.
Между тем губернатор, заинтересованный своим собеседником, все больше и больше вдавался в подробности.
— Вы едете в Сан-Фернандо? — спросил он Жана.
— Да.
— С какой целью?
— Чтобы получить там справки.
— Справки… о ком?..
— О полковнике Керморе.
— Полковнике Керморе?.. — сказал губернатор. — Первый раз в жизни слышу это имя. Да и вообще никогда не слыхал, чтобы со времени Шаффаньона какой-либо француз был в Сан-Фернандо…
— А между тем он был там несколько лет назад, — заметил юноша.
— На чем вы основываетесь, утверждая это? — спросил губернатор.
— На последнем письме полковника, полученном во Франции. Письмо это было адресовано одному из его друзей в Нант и подписано его именем.
— Так вы говорите, мое дорогое дитя, — продолжал губернатор, — что полковник Кермор останавливался несколько лет назад в Сан-Фернандо?
— Это не подлежит ни малейшему сомнению, так как его письмо помечено 12 апреля 1879 года.
— Это меня удивляет!..
— Почему?
— Потому что я находился тогда в этом городе в качестве губернатора Атабапо, и если этот француз, полковник Кермор, появился бы на территории, я, конечно, был бы об этом осведомлен. Между тем я решительно ничего не могу припомнить… решительно ничего!
Это утверждение губернатора произвело, по-видимому, глубокое впечатление на юношу. Лицо его, оживившееся было во время разговора, потеряло румянец. Он побледнел, глаза его сделались грустными, и он должен был сделать громадное усилие над собой, чтобы не выдать своего волнения.
— Благодарю вас, — сказал он, — благодарю за участие, которое вы приняли в нас — в дядюшке и во мне… Но, как ни уверены вы, что ничего не слышали о полковнике Керморе, тем не менее вполне достоверно, что он был в Сан-Ферьандо в апреле 1879 года, так как именно оттуда он послал последнее письмо, которое было получено от него во Франции.
— А с какой целью он ездил в Сан-Фернандо? — задал Мигуэль вопрос, которого не успел еще предложить губернатор.
Это вмешательство ученого в разговор заставило сержанта Мартьяля бросить на него убийственный взгляд.
«Этому еще чего надо?.. Ну, губернатор еще туда-сюда… Но этот „стрюк“…»
Однако Жан поспешил ответить и «стрюку»:
— Зачем поехал туда полковник, я не знаю… Это тайна, которую мы откроем, если нам удастся отыскать его.
— Что же вас связывает с полковником Кермором? — спросил губернатор.
— Он мой отец, — ответил Жан, — и я приехал в Венесуэлу, чтобы отыскать его!
