Пассажиры обеих лодок вышли на берег и обратились с расспросами к губернатору.
— Что такое происходит? — спросил Мигуэль.
— Вероятно, в Сьерра-Матапее землетрясение, — ответил губернатор, — и сотрясение ощущается даже под водой.
Мигуэль присоединился к этому мнению.
Не могло быть сомнений, что местность подвержена была сейсмическим колебаниям, очень частым на территории льяносов.
— Но есть еще что-то… — заметил Мигуэль. — Вы слышите, с востока доносится точно какое-то жужжание?
Действительно, прислушавшись, можно было различить точно отдаленный храп, определить происхождение которого, однако, было невозможно.
— Подождем, — сказал Маршаль. — Я не думаю, чтобы Урбане грозила какая-либо опасность.
— Это и мое мнение, — заявил губернатор, — поэтому можно спокойно вернуться в дома.
Предположение об отсутствии опасности было довольно вероятно, тем не менее только немногие жители последовали этому совету. К тому же начиналось утро, и, может быть, зрение могло дать объяснение тому явлению, которого не могло определить ухо.
В течение трех часов шум в отдалении все нарастал самым странным образом. Казалось, что его производило что-то скользящее или ползущее по земле. Тяжелый и ритмичный, этот звук передавался на противоположный берег реки. Что колебание почвы можно было приписать землетрясению, центр которого находился в Сьерра-Матапее, — в этом ничего не было невероятного. Городок не в первый раз испытывал подобные явления. Что же касается надвигающегося грохота, похожего на шум приближающейся огромной армии, то никто еще не подозревал его настоящей причины.
Губернатор и Маршаль, сопровождаемые пассажирами обеих лодок, направились к одному из ближайших холмов, чтобы осмотреть окрестность на большем расстоянии.
Солнце поднималось на совершенно чистом небе, точно наполненный светящимся газом огромный воздушный шар, гонимый ветром к берегам Ориноко. На горизонте не было ни одного облачка, ни малейшего указания, что день может стать грозовым.
Поднявшись на 30 метров, наблюдатели бросили взгляд к востоку.
Перед ними открывалась бесконечность обширной зеленеющей равнины, «безмолвного травяного моря», как живописно определяет ее Элизе Реклю. Правда, это море было не совсем спокойно. Должно быть, оно действительно колебалось в самой глубине, потому что в расстоянии 4–5 километров над льяносами поднимались облака песчаной пыли.
— Это, — сказал, вглядываясь в даль, Маршаль, — пыль, поднимающаяся с почвы.
— Однако ее поднимает не ветер… — заметил Мигуэль.
— Действительно, ветер чуть заметен, — отвечал Маршаль. — Неужели же это от сотрясения почвы?.. Нет… это объяснение не подходит…
— И потом, — прибавил губернатор, — этот шум… точно от тяжелой поступи…
— Что же это, наконец, такое?! — воскликнул Фелипе.
В этот момент, точно в ответ на вопрос Фелипе, раздался выстрел, который повторило эхо в холмах Урбаны и за которым последовали еще выстрелы.
— Ружейные выстрелы!.. — воскликнул сержант Мартьяль. — Это ружейные выстрелы, или я ничего не понимаю!
— Должно быть, на равнине есть охотники, — заметил Жан.
— Охотники, мое дорогое дитя?.. — ответил Марша ль. — Они не подняли бы такой массы пыли… Или их целый легион.
Тем не менее трудно было предположить, чтобы услышанные выстрелы были произведены не револьверами или карабинами. Даже на желтом фоне пыльного облака можно было заметить легкий белый дымок.
К тому же раздались новые выстрелы, и, как отдаленны они ни были, легкий ветер отчетливо донес их до города.
— По-моему, — сказал Мигуэль, — мы должны отправиться в эту сторону и разузнать, в чем дело…
— И помочь людям, которые, может быть, нуждаются в помощи, — прибавил Варинас.
— Кто знает, — сказал Жан. — Может быть, это мои соотечественники.
— Значит, им приходится иметь дело с целой армией: только тысячи людей могут поднять такое количество пыли!.. Вы правы, Мигуэль, спустимся на равнину…
— Хорошо вооруженные, — прибавил Мигуэль.
Эта мера была необходима, если предчувствие Жана Кермора не обманывало его, если действительно это были оба француза, которые защищались от нападения местных индейцев.
В несколько минут каждый из присутствующих успел сбегать — кто к себе домой, кто к лодкам. Губернатор и несколько горожан, трое географов, сержант Мартьяль и его племянник, с револьверами у пояса, с карабинами за плечами, направились к равнине, обходя холмы Урбаны.
К ним присоединился также и Маршаль, который с нетерпением ждал объяснения непонятного явления.
Маленький отряд двинулся скорым шагом, а так как облако пыли шло ему навстречу, то разделявшее их расстояние в 3–4 километра можно было пройти в самое короткое время.
К тому же даже на этом расстоянии можно было бы различить человеческие фигуры, если бы не мешали тустые облака пыли. Впрочем, можно было разглядеть огонь выстрелов, которые раздавались по временам все более и более явственно для уха. Тяжелый и ритмичный шум становился отчетливее по мере того, как приближалась еще не видная для глаз, низкая, ползущая масса.
Пройдя еще один километр, Мигуэль, который шел во главе отряда рядом с губернатором, держа наготове ружье, вдруг остановился, и из груди его вырвался крик удивления. Этому крику вторил сержант Мартьяль.
А! Старый солдат не верил нашествию тысяч черепах, которые в период кладки яиц наводняют пески Ориноко между устьем Ароки и песчаными мелями Карибена… Так вот, это были именно они!
— Черепахи… это черепахи! — воскликнул Мигуэль, и он не ошибся.
Да!.. Это были черепахи… Сотни тысяч, может быть, больше. И все они двигались к правому берегу реки. Но почему? Это было совершенно ненормальное явление, выходившее из рамок привычек этих животных, так как время кладки яиц давно прошло…
Маршаль ответил на этот вопрос, который пришел всем в голову.
— Я думаю, что эти животные испугались землетрясения… Вероятно, выгнанные из вод Тортуги и Суапура, которые вышли из берегов, они приползли искать себе убежища в Ориноко, а может быть, и дальше. Их толкнул на это инстинкт самосохранения.
Объяснение было очень простое и единственно возможное.
Получив объяснение этого нашествия черепах, нужно было уяснить себе причину выстрелов. Кому необходимо было защищаться от этих черепах? И потом, что могли сделать пули против их непроницаемых панцирей?..
Скоро оказалось возможным объяснить себе и это.
Черепахи продвигались компактной массой, тесно прижавшись друг к другу. Казалось, что двигается огромная поверхность из панцирей, покрывшая собой пространство в несколько квадратных километров.
На этой движущейся поверхности метались из стороны в сторону различные животные которые, чтобы спастись и не быть раздавленными, должны были взобраться на нее. В одном месте, застигнутые врасплох этим нашествием, бегали и прыгали обезьяны-ревуны, которые, выражаясь словами сержанта Мартьяля, находили эту поверхность глупой. В другом месте можно было заметить несколько пар хищников — завсегдатаев венесуэльских провинций — ягуаров, пум, таких же страшных для человека и здесь, как если бы они бегали в лесу или по равнине. От этих-то хищников и защищались два человека с помощью ружей и револьверов. Уже несколько трупов валялось на спинах черепах. Волнообразные движения этих животных не могли не стеснять людей, с трудом удерживавшихся на них в равновесии, тогда как
