Однажды за столом он сказал:
– Собаку придётся продать. Нужны деньги. Я уже интересовался – взять её могут за полтораста рублей. Деньги, я думаю, хорошие. Есть смысл.
«Она же не твоя!» – хотел было крикнуть Виталька, но удержался. Он уже знал отца. Тот как будто советовался, спрашивал мнение Витальки, как будто не навязывал ничего, но попробуй сказать ему поперёк, и всё испортишь. А сейчас Виталька понимал, что он должен защитить свою собаку, защитить один, без деда. Мать едва ли могла чем-нибудь помочь, да и всё равно было ей. У неё со смертью деда всё из рук валилось, и сама она стала какая-то прибитая.
В груди у Витальки разлился острый холод. Его едва заметно стало трясти.
– Ты что дрожишь, сын? Неужто озяб? А может, простыл? – с беспокойством спросил отец.
– Пройдёт, – сухо ответил Виталька.
– Так как насчёт собаки-то? – Отец в упор смотрел на него через стол.
– Ну продай, если хочешь. В чём дело?
Отец замер, пристально глядя на него. Он, как видно, такого оборота не ожидал. Виталька всегда был вспыльчивым и своенравным мальчишкой. Отец видел, что Виталька любит собаку, а собака – Витальку. Пёс по утрам вставал под окном на задние лапы, скрёб когтями заиндевелые стёкла, тихо свистел, если ему не было видно спящего Витальку. Так он мог стоять на задних лапах сто лет. Когда отец утром выходил во двор, пёс искоса бросал на него короткий непонятный взгляд, неизвестно почему пёс относился к нему недоверчиво и неласково.
– Сейчас самое время продать, – сказал отец без прежней уверенности.
Виталька ничего не ответил. Он мог бы только сказать отцу, что тот сошёл с ума.
Всю зиму вместе с ребятами из своего класса Виталька обучал Рэма нападать на человека. Пёс в клочья порвал уже два старых стёганых ватника.
Охотники из районной заготконторы только диву давались, что шотландская овчарка была злобной, как волк. А Виталька никому не говорил, что кормит собаку сырым мясом, вернее, что собака ловит в горах сурков. Ленивые жирные зверьки были для неё отличной пищей. Рэм ловил их с ловкостью кошки. Подушечки на его лапах стали твёрдыми, как рог. Эти подушечки довольно нежны у обычных собак, поэтому по горам ходить они не могут, ранят лапы на острых камнях. Рэм же карабкался по крутым каменистым склонам не хуже Витальки. Это была настоящая горная собака.
– Что молчишь? – с беспокойством сказал отец.
– А что говорить? Если с ним охотиться, то на полтораста рублей он одной дичи возьмёт за сезон…
– Ты и без него охотился неплохо.
– В воду, что ли, осенью самому лазить?
– Брось. Ты уток бьёшь без промаха влёт.
– Всё равно… разве полтораста стоит такая собака? Она месячным щенком стоила шестьдесят, а тогда никто не знал, что из неё получится.
Отец долго смотрел на Витальку, потом про себя едва заметно усмехнулся и ушёл.
Витальке стало ясно, что отец понял его хитрость, но тем не менее задумался, стоит ли продавать обученную собаку за сто пятьдесят рублей. Ещё продешевишь. Может, какой-нибудь дурак даст больше…
И такой покупатель вскоре нашёлся. Коренастый, небритый, в старом стёганом ватнике и лохматой шапке, он вошёл во двор и огляделся цепким взглядом барышника.
– Слышал, собачка продаётся! – крикнул он.
Рэм вышел из будки и, немного осев назад, оскалил длинные клыки.
– Хороша, – заулыбался гость, – хороша. – Он сделал ещё шаг вперёд.
Собака прижала уши и с медвежьим рёвом бросилась на него. Он едва успел выскочить за калитку и захлопнуть её перед собакой.
– На место! – крикнул отец Витальки, выскочив во двор.
Пес, всегда с первого слова выполнявший любую команду, сейчас даже не повернул головы. Его маленькие злые глаза пристально следили за незваным гостем.
А ведь до этого входил во двор и Илья, и пьяный сторож с фермы, и бригадир. Рэм только поднимет голову, посмотрит и снова лежит в той же позе, даже не гавкнет. Мало того, Илья однажды под хмельком начал дразнить Рэма. Он сломил прутик и давай тыкать им Рэму в морду. Рэм отворачивался, раздражённо колотил по снегу своим пушистым, как у лисы, хвостом, потом не выдержал, ушёл в будку. Тогда Илья полез с прутиком к нему в будку. «Ну и ума же у вас, дядя Илья», – сказал ему Виталька. «Да я хотел поглядеть, на что он годится, – ответил Илья. – Такую собаку любой может ночью в мешке унести, как поросёнка».
И вдруг Рэм мгновенно превратился в зверя.
– Пошёл на место! Я кому сказал! – кричал ему отец.
Рэм будто и не слышал.
И тогда отец вышел за калитку.
Виталька из комнаты из-за занавески наблюдал, как отец торговался с покупателем. Они расходились, снова сходились и опять расходились. Наконец ударили по рукам.
Отец, возбуждённый, счастливый, вошёл в комнату, достал с полки намордник.
– Двести пятьдесят дал, – дохнул он на ухо Витальке.
Витальку снова затрясло, как в лихорадке. Но теперь отец этого не заметил, он был слишком возбуждён. Ему не верилось, что в общем-то совсем даром он получает такие деньги.
И как только отец вышел из дому с намордником в руках, Виталька бросился к висевшему на стене ружью, вынул из стволов патроны, вложил их в патронташ и бросил патронташ под пол в дырку, куда раньше лазила кошка. Что в это время происходило во дворе, он не видел.
Отец вскоре вернулся и сказал:
– Поди надень на него намордник.
– На кого, на покупателя? – спросил Виталька. Он внутренне ликовал оттого, что собака поняла, для чего хотят надеть на неё намордник. Теперь-то уж её голыми руками не возьмешь.
– Ладно, мне некогда шутить с тобой, – нахмурился отец. – Надень намордник. Пусть платит деньги и уводит.
– Она на меня записана, – сказал Виталька. – Ты не можешь её продать.
– Этот сделает документы, – махнул рукой отец. – Видать, опытный. Только родословную требует. Она у тебя вроде в шкатулке лежит… Я поищу, пока ты управишься с собакой.
– Только нужен ещё один намордник, – бледнея, сказал Виталька. Он понял вдруг, что действительно может лишиться собаки. До сих пор эта мысль как-то не укладывалась в его сознании. Нет, он скорее умрёт!
– Зачем второй намордник? – оторопело спросил отец, лицо его в эту минуту напоминало бульдожью морду.
– Для тебя, – спокойно ответил Виталька. – Один для этого спекулянта, а второй для тебя.
Бледность с отливом синевы залила щёки отца. Он смаху ударил Витальку в лицо. Падая, Виталька закричал:
– Рэ-эм!
Он сразу потерял сознание и не видел, как распахнулась дверь. Рэм всегда открывал её лапами и грудью. В комнату с глухим рёвом влетела длинная лохматая тень. Отец потянулся к ружью, но волчьи клыки Рэма так полоснули его по руке, что он завыл, обливаясь кровью. Рэм сбил его, повалил на пол и стал лапами ему на грудь. Стоило отцу сделать малейшее движение, как к его горлу приближались окровавленные клыки.
В таком положении и застала их мать, когда ей сказали, что в доме несчастье. Возле дома уже стояли люди и с ужасом смотрели через распахнутую дверь на огромную собаку.
Мать бросилась к Витальке, вслед за ней вошла фельдшерица Маша, прибежавшая из больницы.
Мать крикнула Рэму:
– На место!
Рэм оставил отца и, по-волчьи наклонив голову, пошёл к будке.
Отец вскочил, трясущимися руками схватил ружьё, взвел оба курка и выбежал на крыльцо.
