— По любому праву, сударь. Если б не я, болид продолжал бы носиться в пространстве, откуда, хоть вы и представитель Гренландии, вам было бы его не достать. Как же он не мой, раз он находится на моей земле? И это я, именно я, заставил его сюда упасть.
— Что вы сказали? — переспросил господин Шнак.
— Я сказал, что это
Господин Шнак с сомнением глядел на своего собеседника. С кем он имел дело? С шутником или с сумасшедшим?
— Сударь, — произнес он. — Я участвовал в работах Международной конференции и должен заявить вам, что она продолжала заседать, когда я выезжал из Вашингтона. Должен также сообщить, что ни о какой вашей телеграмме там не было и речи.
Господин Шнак был вполне искренен. Несколько тугой на ухо, он не разобрал ни слова, когда телеграмму читали — как это делается во всех уважающих себя парламентах — под адский шум частных разговоров.
— И все же телеграмма мною была отправлена, — твердил Ксирдаль, начинавший уже горячиться. — Дошла ли она по назначению, или нет — это ничего не меняет в моих правах.
— В ваших правах? — произнес господин Шнак, которого неожиданный спор также начинал выводить из терпения. — Неужели вы и всерьез осмеливаетесь заявлять какие-то права на болид?
— Еще бы! Постесняюсь! — с иронией воскликнул Ксирдаль.
— Болид ценностью в шесть триллионов франков!
— Что ж из этого! Хоть бы он стоил триста тысяч миллионов миллиардов биллионов триллионов — это не помешало бы ему принадлежать мне!
— Вам?.. Шутить изволите! Чтобы одному человеку принадлежало больше золота, чем всем остальным людям на свете, вместе взятым?.. Это было бы недопустимо!
— Не знаю — допустимо или недопустимо! — заорал Зефирен Ксирдаль в бешенстве. — Я знаю только одно: болид принадлежит мне!
— Это мы еще посмотрим! — сухо оборвал его господин Шнак. — А пока что потерпите и позвольте нам продолжать путь.
Произнеся эти слова, делегат слегка коснулся полей своей шляпы, и проводник, подчиняясь его знаку, двинулся вперед. Господин Шнак последовал за ним, а все три тысячи туристов двинулись следом за господином Шнаком.
Зефирен Ксирдаль, расставив длинные ноги, глядел на проходивших мимо него людей, которые, казалось, даже не замечали его. Возмущению его не было границ. Ворваться к нему без разрешения и вести себя здесь словно в завоеванной стране! Оспаривать его права! Этому не было названия!
Но что можно было предпринять против такой толпы? Ему оставалось только, когда последний из ворвавшихся прошел мимо него, отступить к своей сторожке. Но если он и был побежден, то убежден не был. По дороге он дал волю накопившейся злобе.
— Свинство!.. Просто свинство!.. — вопил он, размахивая руками, как семафор.
Толпа между тем спешила вслед за проводником. Туземец, дойдя до начала мыса, которым заканчивался остров, остановился. Идти дальше не было возможности.
Господин Шнак и Уорф первыми догнали его. Потом подоспели Форсайт и Гьюдельсон, Фрэнсис и Дженни, Омикрон, Сэт Стенфорт и Аркадия Уокер, а затем и вся масса любопытных, которых пароходы высадили на побережье Баффинова залива.
Да. Двигаться дальше было невозможно. Жара, становившаяся нестерпимой, не позволяла сделать дальше ни шагу.
Впрочем, шаг этот был бы излишним. На расстоянии меньше четырехсот метров виднелся золотой шар, и все, кому было угодно, могли любоваться им, как любовались им час назад Зефирен Ксирдаль и господин Лекер. Метеор не сиял, как тогда, когда чертил в пространстве свою орбиту: он сверкал настолько ослепительно, что глазам трудно было переносить его блеск. Одно можно сказать: золотой шар был неуловим, когда носился в поднебесье, и продолжал оставаться таким же недоступным и теперь, когда покоился на земле.
Берег в этом месте закруглялся, образуя подобие уступа, скалу, вроде тех, которые на местном наречии называются «уналек». Опускаясь к морю, этот уступ заканчивался скалой, вертикально поднимавшейся метров на тридцать над уровнем моря. На самый край этой площадки и свалился болид. Чуть-чуть правее — и он погрузился бы в бездну, куда уходило подножье скалы.
— Да, — невольно прошептал Фрэнсис Гордон, — каких-нибудь двадцать шагов, и он был бы на дне…
— Откуда его не так-то легко было бы вытянуть! — добавила миссис Аркадия Уокер.
— Да и господин Шнак еще не завладел им! — заметил мистер Сэт Стенфорт.
— Не так-то просто будет гренландскому правительству упрятать его в свою кассу!
Так-то оно так, но рано или поздно болид все же ему достанется. Нужно только запастись терпением. Лишь бы он остыл, а при арктической зиме долго ждать этого не придется.
Мистер Дин Форсайт и доктор Сидней Гьюдельсон стояли неподвижно, словно загипнотизированные золотой глыбой, которая обжигала им глаза. Оба попытались было проскочить вперед, и оба вынуждены были отступить, так же как и нетерпеливый Омикрон, который чуть было не оказался зажаренным, словно ростбиф. Даже и на расстоянии четырехсот метров температура достигала пятидесяти градусов, и жар, распространяясь от метеора, затруднял дыхание.
«Но в конце-то концов… он здесь… Он покоится на поверхности острова… Он не лежит на дне морском… Не пропал для всех… Он находится в руках этой счастливой Гренландии!.. Ждать!.. Остается только ждать!..»
Вот что твердили любопытные, которых удушливая жара заставила остановиться у поворота.
Ждать!.. Но сколько времени? А вдруг болид месяц, а то и два не поддастся охлаждению? Глыбы металла, нагретые до подобной температуры, могут очень долго оставаться раскаленными… Это случалось и с метеоритами гораздо меньшего размера.
Прошло три часа, но никому и в голову не приходило двинуться с места. Неужели эти люди собирались ждать, пока можно будет приблизиться к болиду? Но ведь это произойдет не сегодня и не завтра. Остается лишь разбить лагерь, запастись пищей или же вернуться на корабли.
— Мистер Стенфорт, — произнесла миссис Аркадия Уокер. — Думаете ли вы, что нескольких часов будет достаточно для охлаждения болида?
— Ни нескольких часов, ни нескольких дней, миссис Уокер.
— В таком случае я вернусь на пароход, а если будет необходимо, приду сюда позже.
— Вы совершенно правы, — ответил мистер Стенфорт. — Следуя вашему примеру, я вернусь на «Мозик». Час завтрака, полагаю, уже пробил.
Такое решение было самым правильным, но Фрэнсису Гордону и Дженни не удалось склонить мистера Форсайта и доктора Гьюдельсона последовать доброму совету. Толпа постепенно редела. Господин Шнак последним решился вернуться в поселок Упернивик. Но оба маньяка упорно не желали расстаться со своим метеором.
— Папа, идете вы или нет? — в десятый раз спросила Дженни около двух часов дня.
Вместо ответа доктор Гьюдельсон сделал несколько шагов по направлению к метеору, но вынужден был поспешно отступить. Казалось, он приблизился к огромной топке. Мистеру Дину Форсайту, который сунулся было вслед за ним, пришлось столь же быстро отбежать назад.
— Послушайте, дядя, — в свою очередь заговорил Фрэнсис Гордон, — послушайте и вы, мистер Гьюдельсон: давно пора вернуться на пароход… Болид, черт возьми, сейчас уж никуда не убежит. Как бы вы ни пожирали его глазами, вы от этого не будете сыты.
Но все усилия были напрасны. Только вечером, почти падая с ног от голода и усталости, они наконец решились уйти, с твердым намерением вернуться завтра утром.
И они действительно явились рано утром, но столкнулись с полусотней вооруженных людей — весь состав гренландской армии, — которым была поручена охрана драгоценного метеора.
