набора крестьян в королевских имениях по одному человеку с каждых 20-ти ланов. Эта мера встретила противодействие со стороны королевских державцев. Они или не разрешали брать крестьян у себя, или не освобождали их от тяготевших на них крестьянских повинностей, или воспрещали пользоваться им льготами, которые были им предоставлены.
На сейме 1579–1580 годов набор этот снова был одобрен. Тогда король разослал к старостам и державцам универсалы о том, чтобы они не сопротивлялись этой мере, и угрожал им за это наказанием[453]. Несмотря на противодействие помещиков, набор состоялся; он доставил королю около 1500 солдат[454]. Ко всем этим войскам присоединилась, так же как и в прошлом году, венгерская пехота, которую, по поручению Батория, набрал ему брат его Христофор, трансильванский воевода.
Вместе с тем совершалась заготовка пороху, ядер, оружия и иной амуниции[455].
Иоанн тоже делал приготовления к войне, и притом опять в обширных размерах. В январе 1580 года он созвал в Москве духовный собор, на котором торжественно заявил, что церковь и православие в опасности, что бесчисленные враги восстали на Россию, что он с сыном своим, с вельможами и воеводами бодрствует день и ночь для спасения государства, но что духовенство обязано помочь ему в этом великом подвиге; войско скудеет и нуждается, а монастыри богатеют. Поэтому он, государь, требует жертвы от духовенства, и если оно совершит ее, Всевышний благословит его усердие к отечеству. Собор приговорил отдать в государеву казну земли и села княжеские, пожалованные когда-либо духовенству или когда-нибудь духовенством купленные, равно как и имения, заложенные духовенству. Таким образом Иоанн старался увеличить государственные доходы[456] для того, чтобы иметь возможность собрать побольше войска. Служилых людей царь приказал привлекать к исполнению их повинности при помощи принудительных мер: детей боярских, укрывавшихся или бежавших от царской службы, отыскивали особые чиновники, разъезжавшие по областям, били кнутом, сажали на некоторое время в тюрьму и затем отправляли на государеву службу во Псков[457] .
Так удалось Иоанну собрать большую армию, но как и в прошлом году, она представляла собою массу плохо организованную и плохо руководимую: у Иоанна опять-таки не было определенного плана войны[458]. А тут Баторий сумел еще ввести царя в заблуждение своими действиями. Король назначил сборным пунктом для своей армии местечко Чашники, находившееся на перекрестке дорог в Великие Луки и в Смоленск, так что Иоанн не мог сразу узнать, куда враг намерен двинуться, на Смоленск или на Великие Луки. Заготовив продовольствие и амуницию, Баторий отправил артиллерию с венгерской пехотой в Поставы, приказав ей плыть оттуда на судах по Дисне и 3. Двине в Витебск, и затем сам выехал из Вильны 15-го июня через Минск и Борисов в Чашники[459]. Благословил короля в поход сам папа, прислав ему через Павла Уханского в Вильну освященный меч[460]. 8-го июля Баторий прибыл в Щудут, село в пяти милях от местечка Чашников, разместил по окрестным деревням прибывших солдат и сам остановился на некоторое время в Щудуте в ожидании остальных войск.
Тут он собрал военный совет, чтоб обсудить вопрос, на какой пункт неприятельских владений направить вооруженные силы, хотя сам уже давно наметил окончательной целью этого похода Великие Луки[461]. На совещаниях обозначились три мнения: одни советовали идти к Пскову, другие — к Смоленску и третьи — к Великим Лукам[462]. Первое предложение было, по словам Гейденштейна, не отвергнуто, а лишь отложено до более удобного времени, когда будут взяты неприятельские крепости, которые остались бы в тылу наступавшей армии и таким образом являлись бы для нее немаловажной опасностью[463] .
Стоявшие за поход под Смоленск указывали на многолюдство и богатство этого города и на то, что с его завоеванием легко подчинится Речи Посполитой вся северская область. Противники приводили в опровержение этого мнения следующие доводы. Во-первых, путь к Смоленску пролегает по областям, которые были сильно опустошены собственными же войсками Речи Посполитой, так что легко может явиться недостаток в продовольствии[464]. Во-вторых, движение к Смоленску отвлечет вооруженные силы слишком далеко от Ливонии, освобождение которой составляет главную цель настоящей войны[465] и откроет неприятелю доступ к Литве, даже к самой Вильне, так как у него с той стороны Двины имеются замки в двадцати каких-нибудь милях от литовской столицы[466]. И в-третьих, нельзя надеяться, что враг ради защиты города, находящегося на окраине его государства, рискнет противопоставить свои силы силам противника[467]. Поход к Великим Лукам имеет гораздо больше выгод. Правда, придется двигаться по местности, покрытой лесами, но зато и прорезанной реками Двиною и Усвячею, по которым с меньшими трудностями можно будет перевозить артиллерию и провиант. К тому же Великие Луки угрожают Ливонии, и король был того мнения, что если он овладеет этим городом, то отрежет врагу сообщение с Ливонией. Затем королю приходило на ум и такое соображение. Великие Луки находятся как бы в предсердии московского государства[468] и являются сильнейшею крепостью, и поэтому можно предполагать, что враг, потеряв надежду заключить мир, для защиты ее устремит сюда все свои силы, и тогда представится случай помериться с ним силами в открытом поле, что было для короля предметом самого горячего желания. Далее, в окрестностях Великих Лук, отличавшихся плодородием и изобиловавших съестными припасами, легко было прокормить и людей, и животных[469]. Затем, Великие Луки представляют удобный пункт, из которого легко производить нападения на какие угодно области неприятеля; помещенный тут отряд войска будет задерживать легко его движения и на Литву по смоленской дороге и на Ливонию по псковской, так как будет находиться в одинаковом расстоянии от этих дорог. Вследствие этого и московский государь стягивает сюда свои войска, ибо он отсюда удобно может нападать на ту область, которая покажется ему для этого наиболее подходящею[470].
Наконец, московские воеводы, присягнувшие королю на подданство, на вопрос его, какая крепость считается в Москве имеющею большее значение, Смоленск или Великие Луки, ответили, что первый славится как место замечательных событий, но последние по своему значению в военном деле ценятся больше[471].
Баторий старался держать в тайне свой план похода на Великие Луки как можно дольше, чтобы неприятель не мог догадаться скоро, какое он изберет направление для своего наступательного движения. Поэтому-то король и приказал своим войскам собираться в Чашниках, так как этот сборный пункт мог вызывать в неприятеле лишь недоумения относительно замыслов Батория: из этого пункта можно было удобно идти под Смоленск и под Великие Луки.
В Чашниках Баторий оставался до тех пор, пока не собрались все отряды его армии. Вместе с тем он выжидал и окончания пятинедельного срока, который был назначен для приезда московских послов.
Этот срок показался Иоанну слишком коротким. Он прислал на Щудут в Чашники своего гонца Феодора Шишмарева известить об этом короля. «В пять недель, — писал Иоанн, — поспети не токмо к тебе, к Стефану королю у Вильно невозможно, и на рубеж к тому сроку поспети не возможно» не только послам, но и гонцу легкому на подводах без своих лошадей. Царь извещал, что послы его прибудут в Смоленск 1-го, на Литовскую границу 6-го и на месте будут 15-го августа. Вместе с тем он выражал желание, в исполнимость которого он сам, должно быть, не верил, — желание, чтобы король принял его послов «у Вильни по прежнему обычаю не ходя в поход ратью к нашим украйнам, занеже нашим послом в походе, в рати мимо Виленское место, мимо прежний обычай, на посольства у тебе быти непригожо», одним словом, желал, чтобы король возвратился назад из похода[472]. Шишмарев явился к Баторию 19-го июля, т. е. в тот день, когда истекал назначенный Баторием пятинедельный срок[473]. Король отвечал, что все эти пересылки имеют в виду одно — оттянуть начало войны. Послы могли бы прибыть вовремя, потому что путь для них сократился вследствие того, что он, король, приблизился к границам московского государства. Он нарочно в ожидании послов подвигался вперед с войском медленно, хотя это было к вреду его под данных и с ущербом для начала военных действий, но теперь, когда войска собраны, откладывать войну трудно. Однако она не помешает ведению переговоров о мире. Он примет послов Иоанна всюду, где бы он, король, ни находился со своими
