Между тем относительная цена на мясо в России тех времен нам должна казаться не очень большой. Вот в СССР в начале 80-х годов, помнится, килограмм белого хлеба стоил в булочной 24 копейки. В магазине мясо по 2 рубля за килограмм, спору нет, надо исхитриться в очереди отстоять… Но вот на рынке при супервнимании к вашей персоне и отменном качестве мяса оно было доступно по 3–4 рубля за килограмм. То есть соотношение между ценой хлеба и мяса было 1:16.
А в 1914 году в Москве белый хлеб стоил 5 копеек фунт, а говядина— 22 копейки. Соотношение 1:4,5, или вчетверо дешевле мясо царское по сравнению с советским на фоне белого хлеба. И тем не менее 40 процентов парней призывного возраста до 21 года не ели его вообще в своей жизни. То есть Россия при Романовых кормилась в своей массе одним хлебом, то есть самым экономичным путем. И однако производительность в этой отрасли производства была столь низка и его товарность столь невелика, что работало в сельском хозяйстве России почти 85 процентов населения всей страны. А о культуре сельскохозяйственного производства я уже вообще молчу…
Вот ведь не хочется поминать Никиту Сергеевича Михалкова с его шедевром «Неоконченная пьеса для механического пианино», но, право, я все же доведу до Вас реальную картинку сельского трудового быта в России… Да притом в России не большевиков-живоглотов времен Ленина и Сталина…, а именно картинку времен поздних Романовых…, аккурат по результатам новаций с крестьянской общиной еще от Александра II «Освободителя». Это ведь именно сии благословенные времена отметил в своих рассказах Антон Павлович Чехов, что и попали затем в михалковский киношедевр.
Для этого мы воспользуемся статьей господина Меньшикова в русской газете «Новое время», что за номером 13332 от 25 апреля 1913 года. Ну то есть в самый «расцвет» сельскохозяйственного производства России, которым нас любят потчевать историки а-ля Минкины с Суворовыми, восхищенно ставя эти благословенные времена в пример бандитскому разгулу красных колхозов на советском селе 30-х сталинских годов.
«…русские помещики общим хором жалуются, что дворянская культура в России исчезает и местами с поразительной быстротой. Можете проехать десять, двадцать, тридцать верст и не встретить ни одной, даже захудалой дворянской усадьбы, или встретите десятки брошенных, проданных, сданных в аренду кулакам.
Если взять старинные карты и межевые планы, то вы удивитесь, до какой степени много было еще 60–70 лет назад дворянских гнезд. На планах повсюду еще значатся черные квадратики с надписью: «господ, дом», но в действительности их давно уже нет, господских домов, а с ними отошло в предание и старое господство культурного класса.
Ко мне довольно часто заезжают провинциалы, бывающие в Петербурге, помещики и общественные деятели. Если им верить — а почему бы отказать им в доверии? — пугачевщина 1905–1906 годов не прекратилась вовсе. Она затихла, она приняла другие, менее шумные формы, но продолжает свое разрушительное дело.
Крестьяне не ходят, правда, как прежде, целыми толпами и с караванами конных подвод, чтобы грабить помещичьи усадьбы и жечь их. Но поджоги идут все-таки непрерывно — то дом подожгут, то гумно, то сарай, то амбар, то скирды и одонья хлеба.
Продолжаются самые возмутительные, самые нелепые потравы. Становится невозможным завести огород или плодовый сад, ибо и овощи, и фрукты непременно будут расхищены еще в завязи. Мало сказать — расхищены, растения, иногда очень дорогие, выписанные из дальних стран, вырывают с корнем, ломают, рубят.
Даже простые декоративные растения беспощадно истребляются.
Племенной скот увечится иногда самым безжалостным образом.
Сельскохозяйственные машины портятся и пр. и пр. Чувствуется не отчаяние нищеты, не жадность разбойника, а какое-то сладострастие вандалов, уничтожающих культуру только потому, что она культура. Деревенские старики, родившиеся «при господах», еще хранят оттенок уважения и к чужой собственности, и к чужому культурному труду, но хулиганствующая молодежь впадает явно в тот опасный психоз, который побуждал варваров разрушать всякую цивилизацию.
Ничуть не помогают самые добрые, самые великодушные отношения к крестьянам со стороны помещика. На барина-благодетеля чаще всего смотрят как на дурака, простотой которого пользоваться будто бы сам бог велел. Жестокие, первобытные нравы вытесняют не только культурных людей из русской деревни, но и тех крестьян, которые еще не потеряли образ человеческий.
Громадный отлив рабочих сил в отхожие промыслы, в переселение, в эмиграцию объясняется, главным образом, тем, что в одичалой деревне трудно становится сохранить нынче результаты своего труда, свое спокойствие и самую жизнь…»
Вот что принимает как факт товарищ Сталин, еще будучи тифлисским семинаристом.
И заметьте, господа Минкины и Суворовы… — этот бандитизм и хамство показаны не после 1917 года, а задолго до него…
Для того чтобы допустить к хозяйству России революционеров…, надо было сильно постараться. И не один век. Минимум сие совершалось в два этапа.
Первый этап — середина XVIII века
Романовы к 150-летию своего правления, то бишь в зените своего величия, выдали на-гора Указ о вольности дворянства от 18 февраля 1762 года, что числится за Его Императорским Величеством Петром III. Сей Манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» совершал немыслимое в глазах русского крестьянина. Впервые в истории России дворяне освобождались от обязательной 25-летней гражданской и военной службы, могли выходить в отставку и беспрепятственно выезжать за границу. И при этом все земли за ними сохранялись. Равно как и мужики, прикрепленные к этим землям.
Смысл крепления мужика еще при Рюриках был один — он работает часть своей недели на земле барина, дабы барин мог спокойно на получаемый от этого косвенный мужицкий налог служить Царю и Отечеству. Это, так сказать, были остатки той воинской десятины, на которую и содержалась военная мощь прежней Скифской империи.
Теперь же, после февральской революции 1762 года, мужики продолжали часть своего времени обслуживать бар, а те могли служить али не служить Царю и Отечеству. Это теперь было на их высокое усмотрение… Мужицкий ум говорил в таком случае простое — дык если барин не служит, а курит трубки на диванах с кофием в обнимку, так пусть он сам себя и обпахивает… А мы, крестьяне, будем продолжать работать на себя, Царя и Отечество….
Ладно, понимаю, что Петр III был сыном немецкого герцога и внуком шведского короля Карла XII. И с детства своего воспитывался как наследник именно шведского престола. Вот тут бы его дебелые мозги, что не понимали Дух того народа, на котором держался трон Романовых, и поправила бы русская умная Женская Душа!!! Да куды там…
Все русские Женские Души, еще начиная с первой жены Петра I, Евдокии Лопухиной, к тому времени насильно по монастырям окончательно распихали… На душевный покой… и подальше от этого трона. Посему и супружница этого внука шведского короля его вилкой в висок и угомонила… Но русскому крестьянину от этого не полегчало… Ибо угомонившая одного из рода Гольштейн-Готторпских, и что в детстве своем звался далеко не Петей, а Карлом-Ульрихом, теперь сама взошла на русский престол под именем Екатерины. На плечах тех самых освобожденных от службы Отечеству удалых гвардейцев. Им, поди, в кайф девку на плечах таскать… Это ведь не 25 лет Родине служить.
Теперь можно было начинать пьянствовать и кушать шампань со льда… В девичестве же, если Вы помните, сия Екатерина была чистопородной Софией-Фредерикой-Августой Ангальт-Цербстской…. Посему она и не собиралась что-либо предпринимать для основы крепости монаршего трона Романовых. Ибо ничего ровнехонько в Духе это крепости не понимала… И основные положения указа Петра III были подтверждены законодательным актом Екатерины II от 21 апреля 1785 в известной «Жалованной грамоте дворянству 1785 г.». Вот так и приехали Романовы к Ипатьевскому подвалу в Екатеринбурге.
