Подставной офис находился в длинном одноэтажном здании барачного типа около «Рембыттехники». На пятачке стояло несколько машин, в том числе две ментовские, восьмерка и семерка. Они тоже были белого цвета и имели такую же непроницаемую тонировку. Интересно, как на них ездят? Оттуда ведь ничего не видно.
В небольшой квадратной комнате метров на двенадцать, было тесно. Кроме нас с Дальтоником, Апрельцева и Спарыкина, в ней каким-то непостижимым образом разместилось еще шесть оперативников. Все суетились. Зачем столько народу, я понял позже. Кроме установки аппаратуры, нужно было еще составить опись купюр, которыми будут рассчитываться с вором, снять данные с понятых, запротоколировать каждое действие. Если бы ментов было двое, то они бы и до ночи не управились.
Федя разложил на подоконнике инструменты непонятного назначения, двое ребят разматывали какие-то провода, Ваня что-то убежденно втолковывал Апрельцеву, тот непрерывно кивал при этом то и дело говоря «отлично».
Чтобы не мешаться, Спарыкин предложил выйти в коридор. Мы с Чебоксаровым присоединились к нему.
– В этом здании, – сказал полковник. – Раньше находилась головная контора рыболовецкого совхоза «Русь». Мы брали директора на воровстве. Получили данные от агента, сели в засаду, прождали уйму времени и выскочили на УАЗик с полным багажником рыбы. Короче, все как положено. Подозреваемого закрыли, дело передали в прокуратуру, потом в суд. Через неделю его выпустили, а нам по шапке. Этот деятель всех купил. Представляете, на суде было доказано, что он эту рыбу наловил! Наши парни в салоне машины нашли снасти и удочки для зимней рыбалки по наивности внесли их в протокол. За это и ухватились адвокаты, дескать, самого момента хищения никто не видел, а на то обстоятельство, что непонятно зачем директору рыбсовхоза, который без отвращения на уху смотреть не может, летом на зимнюю удочку ловить карпа, возразили, типа у всех свои странности. Закон, мол, летом на мормышку ловить не запрещает.
Полковник немного помолчал.
– Теперь этот рыбак – депутат горсовета и хозяин аквапарка. Из комнатушки вышел Иван.
– У нас еще уйма времени. На установку аппаратуры и бумажную волокиту нам потребуется еще полчаса. Потом вы все выйдете на улицу и сядете в машины. Вас снаружи видно не будет. Я останусь внутри с Отличником, в качестве одного из служащих. Присмотрю, чтобы клиент все сделал как надо. Главное, чтобы он взял в руки купюры и пересчитал. Если на каждой бумажке останутся его пальчики, то ему уже не отвертеться.
– А на фига мы все это время будем сидеть в машине? – поинтересовался Дальтоник. – Глеб, насколько я понимаю, должен позвонить, прежде чем приехать. Подождем его здесь. Пусть секретарша вынесет стулья.
– А если он подъедет, встанет у конторы, и только потом позвонит? Вам придется столкнуться с ним в коридоре. Береженого бог бережет. Нюансов масса, какой-нибудь мелочью можно сорвать всю операцию.
– Хочу сразу посмотреть ему в глаза, как только вы предъявите ему свои удостоверения, – высказал я пожелание.
– Я сейчас повешу на решетку окна свою куртку, ее будет видно снаружи. Как только клиент возьмет деньги, я ее сниму, тогда войдут все наши сотрудники, а следом – вы. Только не бейте!
Он дал нам ключи от машины и мы втроем отправились в «шестерку». Спарыкин сел впереди и завел двигатель. Он принялся рассказывать свои ментовские истории, Чебоксаров задремал, а я смотрел через лобовое стекло автомобиля на морщинистую кору озябшего тополя и на грязный асфальт перед забором. Мне ничего другого не оставалось, потому что остальной вид был скрыт от меня мерами предосторожности.
Через какое-то время из здания вышел Женя. Он сел на переднее сидение и начал курить. Следом один за другим потянулись и расселись в машины остальные оперативники. Иногда кто-нибудь из нас выходил пописать.
Ровно в два у Жени затрезвонил телефон. Он послушал, сказал: «Да» и повернулся ко мне.
– Клиент дал о себе знать. Скоро будет.
У меня неожиданно заколотилось сердце. Я не на шутку разволновался и посмотрел на Чебоксарова. Ему было пофиг. И вправду, я совсем забыл, он ведь делает дыхательные упражнения.
Когда у обочины остановилась наша ГАЗель, мое волнение достигло апогея. Из кабины вышел Глеб, открыл задние дверцы, достал коробку с папками «Корона» и пошел к двери. Все было настолько буднично, что не верилось. Потом он появился снова и вернулся за второй коробкой. Всего он сделал четыре ходки. На последнем заходе он поставил ношу на землю и закрыл машину на ключ. Через десять минут с окна сняли куртку.
– Пошли, – сказал Женя.
Мы вышли все одновременно, но менты из других машин оказались проворнее. Когда все подошли к комнате, мы с Чебоксаровым оказались последними и ничего не понимали из-за широких спин.
Наконец, после титанических усилий, нам удалось протиснуться внутрь и я увидел Глеба. Он сидел на стуле, держал в руках деньги и растерянно озирался по сторонам. Маленький, худой, беззащитный. Я его знал плохо, мало ли у нас на фирме работников. Несколько раз общался по работе, пару раз он привозил ко мне домой какие-то вещи, поднимал на этаж. Ненависти к нему я не испытывал, скорее жалость.
Ваня начал профессионально орать на водилу. Он сообщил ему, что теперь тот сядет лет на восемь – это как минимум. Рассказал, что все записано на пленку и присовокупил, что дело курирует сам министр. (Интересно, министр чего?) При каждом вопле Глеб затравлено вздрагивал.
Позвали понятых. Они засвидетельствовали все происходящее и расписались, где надо. Глебу они сочувствовали.
Надо было видеть Апрельцева. Этот труженик частного сыска вел себя так, словно только что поймал Шамиля Басаева, Усаму Бен-Ладена и неуловимого Джо одновременно. Он нагло курил и посматривал на всех свысока.
После Ваниных криков с преступником начал разговаривать Женя. Он вкрадчиво попросил его выдать сообщников и пообещал за это отмазать от суда.
– Мы ведь знаем, что ты не главный.
Глеб молчал. Он был в шоке. Нас он, казалось, вообще не узнавал.
Пока технари демонстративно сворачивали аппаратуру, все молчали, потом опять начал орать Ваня. Он пригрозил Глебу, что его прямо сейчас поместят в камеру, в которой бедного парня обязательно отпидарасят. На чем основывалась такая уверенность, Ваня не объяснил. От этих воплей неожиданно возбудился Колька, он тоже начал кричать, махать руками и, в конце концов, со всего размаха заехал незадачливому расхитителю частной собственности промеж глаз.
Удар был не сильный, но громкий. В результате Чебоксаров выбил себе палец, согнулся в три погибели и попросил вызвать «скорую», а Глеб, наконец, пришел в себя и начал быстро, быстро бормотать, называть фамилии и цифры. Из его сбивчивого повествования можно было понять, что главный у них Кирилл, что воровать группой они начали в августе, что у него из зарплаты идут вычеты за аварию, а ему нужно кормить дочерей, жену, которая работает в детском садике и сестру – инвалида. Иван делал какие-то пометки в блокноте, а Женя шепнул мне на ухо:
– Ну, все. Один запел. Хороший клиент. Я чувствую, он всех сдаст. Сейчас здесь закончим, отвезем его в контору, подержим до ночи и расколем.
По идее все было кончено. В окно светило яркое холодное солнце, но меня по-прежнему колотило.
Чебоксаров дул на руку и стонал. Кисть у него сильно опухла. Один из милиционеров предложил ему вправить сустав. Колька отшатнулся от него как от чумного.
– Нужно показать врачу. Сделать рентген. Может, потребуется операция.
– Отрежут по локоть, – неудачно пошутил опер, незнакомый с Чебоксаровскими причудами.
У Кольки сразу стали бешенные глаза и вместо «скорой» он стал звонить моей жене. Наверное, нужно за это начинать брать с него деньги.
Спарыкин с Апрельцевым вышли в коридор. Полковник поманил нас пальцем.
– Нужно рассчитаться с человеком, – ткнул он пальцем в частного сыщика. – Я обещал ему пять тысяч
