быстрее расплатиться и раствориться в сумерках. Я махнула официантке – Эрик посмотрел на меня.
По дороге к станции метро я нервно огладывалась. Потом долго путала следы: несколько раз пересаживалась, выходила из вагона и вскакивала обратно за секунду до отправления. Хоть путь и был долог, наконец я благополучно добралась домой, но страх все же не отпускал меня.
7
И без того тревожный сон гнали прочь несвойственные мне угрызения совести: упреки Энди не прошли бесследно. Будь на моем месте Кора, она рассмеялась бы в лицо всякому, кто вздумал бы читать ей мораль.
Ведь хорошо знаю, как это неприятно – всякий раз, когда меня подводят мои безголовые подруги, мне больно. И что же, выходит, на меня тоже нельзя положиться: сына бросила, лишь почувствую чье-то доброе отношение, сразу начинаю клянчить деньги, нимало не заботясь о том, как и когда буду отдавать долги. Ладно еще муж, но Энди! А Феликс?! На моих щедрых благодетелей деньги с неба не падают, а я, бессовестная лентяйка, с легким сердцем сорю деньгами, заработанными чужими потом и кровью. Чувствуя себя последней тварью, испорченной и неблагодарной, которая еще и наживается на хороших, добрых людях, я заплакала. Мне захотелось исправиться, но перед моим мысленным взором встала покойная матушка, которая погрозила пальцем, как укоряющий ангел, и я словно вновь услышала ее назидательный тон; «Благими намерениями вымощена дорога в ад!»
От матери с ее частыми приступами депрессии я, наверное, и унаследовала пренебрежение к людям и постоянное ожидание худшего. А безответственность – от отца, променявшего белый свет на бутылку. Да, с такими задатками нечего и думать о том, чтобы стать другим человеком.
Тут я услышала странные звуки: как будто кто-то крадучись шел по лестнице. Мою легкую дрему как ветром сдуло, и я лежала в темноте, напряженно прислушиваясь. Спустя какое-то время, которое тянулось как вечность, мне показалось, что я слышу, как хлопнула дверца автомашины. От страха я больше не могла растравлять в себе чувство вины – другие картины понеслись в моем воображении: маленькая тайка узнала меня сегодня в кафе и доложила Эрику, что я сидела тогда у Катрин. А тот мигом сообразил, что видел меня раньше, и именно в тот день, когда исчезли картины.
А если «Одалиска» – подлинник, объявленный в розыск, то Эрик пойдет не в полицию, а в совершенно противоположную сторону. И будьте уверены, такой всех чертей поднимет, чтобы получить картины обратно. И от того не легче, что главная подозреваемая – Катрин, а не я. Мы засветились вместе – теперь обе проходим по делу. Надеюсь, здесь, в Вест-Энде, нас еще не выследили. А если даже так – без боя я не сдамся!
Впрочем, я в любой момент могу смыться, как Катрин… Но картины! Картины в опасности! Их нужно спрятать так, чтобы Эрик в жизни не нашел. Камеры хранения? Нет, не годится. В каждом втором детективе герои пытаются что-нибудь спрятать на вокзале, и в следующем же кадре ключи от железных ящиков вытаскивают из их геройских карманов.
Перевезти картины в Италию? Под видом натюрмортов? Нет, тогда придется кланяться Коре, я ведь без машины, и вообще… Но кого мне еще просить на этом свете, если не Кору! С тех пор как мы познакомились в школе, в Гейдельберге, когда она перешла в мой класс, у меня нет более близкого человека. Кора положила конец моему одиночеству, сверстники не отвергали меня больше. Мы начали всюду появляться вместе и в один миг стали очень популярны. И не только в нашем классе. С красивой, уверенной в себе новенькой все хотели дружить. Как же я была горда тогда, что Кора – моя подруга!
Кроме Коры, только мужа я могла бы назвать верным, надежным другом. Но с какой стороны ни посмотри, его не втянешь ни в какие махинации. Бесполезно даже просить: он ни за что не согласится… и потом, у него в доме мой сын! А если эти бандиты нагрянут в Шварцвальд?!
Дармштадтская коммуна провалилась: Эрик знает адрес, туда картины не поставить… Куда же мне с ними? Вот были бы у меня родственники, но их нет… А может, родители Коры?! Они всегда любили меня как родную. Каждый раз зовут в гости, а Бэлу считают чуть ли не внуком. Но боюсь, что разочаровала их. Хоть я и жила все это время вместе с их дочерью, но давно не звонила, не давала о себе знать. Кора никогда не стремилась поддерживать отношения с отцом и матерью и жестоко высмеивала меня за попытки общаться с ее «стариками». Мне было неудобно теперь просить их о помощи, но я все же позвонила, едва солнце поднялось над горизонтом.
Сделав вид, что звоню из Италии, и маловразумительно ответив на вопросы о Коре, я перешла к делу:
– У меня немного необычная просьба… Я могла бы прислать вам на хранение три картины?
– Их нарисовала Кора? – с надеждой спросил отец художницы.
– Нет, это наследство моей бабушки, просто мазня, ничего интересного. Будьте добры, поставьте их в сухое место. Я заеду за ними, как только окажусь в Германии. И обязательно с сыном. Вы удивитесь тому, как он вырос!
– Присылай хоть сотню картин! В кладовке места хватит.
Не откладывая, я вызвала курьера. Завернула картины в старые газеты, потом запеленала в наволочки с ирландскими узорами – чего только не найдешь в доме этнографа! И через два часа вручила их посыльному в красивой ржаво-коричневой униформе, что подкатил к моему дому в микроавтобусе такого же ржавого цвета. Заполняя протянутые мне формуляры, я ловко выдумала художественную галерею из Бремена и изящно вписала ее в графе «Отправитель».
Разделавшись с одной проблемой и чувствуя редкостный прилив вдохновения, я позвонила мужу. Йонас был в поле вместе с нашим сыном, а свекровь почему-то изменила себе и говорила со мной необычайно приветливо, вместо того чтобы, как обычно, приставать с упреками. Чудеса!
От восторженной бабушки я узнала, что Бэла в полном порядке, наел толстые румяные щеки, каждый день с аппетитом уплетает к обеду целый ломоть хлеба с куском колбасы, кровяной или ливерной. В общем, ест, что подают, без капризов и больше не просит спагетти. Во дворе народились котята, живут в сенном сарае – ребенку лучшего развлечения и не надо.
– Одним словом, он здесь просто счастлив, ты за него не волнуйся. А знаешь, может, тебе стоит подумать, не было бы лучше для ребенка, если…
При этих словах мать Йонаса услышала на моем конце провода судорожное всхлипывание, и добрая душа не дала ей завершить злую фразу:
– Ну ладно, я просто так сказала. Ты извини, у меня варенье на плите… – Она распрощалась.
Чтобы занять голову чем-то полезным, я углубилась в учебник итальянского. Скоро мой урок, не хотелось бы провалиться так же, как в первый раз. Может, пойти записаться на какие-нибудь другие курсы итальянского для туристов? Такие, чтобы начинались с утра пораньше, тогда к обеду я смогу появляться перед своей группой со свежими, как весенняя травка, познаниями о предмете. Отличное решение, но не пригодится, ведь Катрин вернется…
Так, посмотрим… Не должна ли я рассказывать немного и о стране в дополнение к языку? Я многое помню из своих экскурсий, но по-итальянски мне не рассказать тот же текст без запинки. И почему, собственно говоря, Флоренция? Довольно странно будет выглядеть, если я ограничусь только одним городом. Пусть будет вся Италия – и я щедро размазала на пол-листа три строчки. «L'Italia е una penisola che ha la forma di uno stivale…»[25] – так я хотела начать.
Откуда мне было знать, что лекцию читать не придется.
Твердым шагом я направлялась к Народному университету. Здравствуй, дорогой мусорный контейнер! Один поворот, и я вижу двор. Небольшое крыльцо – моя маленькая Голгофа, но, может, все не так плохо. Смотри, как ободряюще распахнута дверь…
У меня за спиной раздался щелчок, быстрый топот тяжелых ног, словно кто-то выскочил из машины. Мне бы оглянуться быстрее, но меня схватили сзади, грубо запихнули в рот тряпку, я вдруг согнулась до самого асфальта: кто-то большой заломил мне руки. Не понимая, что происходит, я вырывалась, просто повинуясь инстинкту, но все бесполезно – меня засунули в машину, и та рванула с места. Все, что я видела, лежа на полу, – коврик, край кожаного сиденья, от которого шел приятный новый запах. Но лежать вверх ногами с мерзкой тряпкой во рту очень страшно и неудобно – я попыталась поднять голову, насколько мне позволял некто, насевший сверху, туго стягивавший мне руки. В человеке за рулем я узнала Эрика, а рядом со мной пыхтел от усилий, кто бы вы думали, – муж пленной тайки!
Только не это! Дурной сон прошлой ночи оказался в руку. Ледяной ужас сковал меня: я уже не
