стало лучше. Я хищно огляделась вокруг. Райнхардовы любимые елочки, которые он пару лет назад приволок из леса, забивали мои розовые кусты. Я возненавидела этих мрачных, угрюмых хвойных оккупантов, когда они были еще саженцами, а между тем они уже переросли нашего младшего. Да разве мой муж заметит, если их здесь не будет? Он уже сто лет не дотрагивался до сада. Я схватила топор и безо всяких усилий — даже сама удивилась — порубила тех, кто развел тут в моем саду никому не нужную сырую тень.
На другое утро весь мир был задернут серенькой пеленой мелкого летнего дождика. Когда муж и дети ушли, я босиком выскользнула в мокрый сад. Елочки валялись на земле, словно воины на поле боя, ожидающие погребения в братской могиле. Надо их убрать отсюда. Я закуталась в серый дождевик, отстригла секатором для роз еловые ветки и побросала их в пластиковый мешок. Я чувствовала себя преступницей. Стволы и крупные ветки пришлось измельчить топором. На это злодеяние у меня ушло все утро: я обливалась потом, орудуя топором и секатором. Однако справилась, уложилась до обеда: распихала все по мешкам, а мешки утрамбовала в багажник машины, чтобы потом отвезти их на свалку, где из них приготовят компост или комбикорм.
И вот опять я гляжу на фамильные снимки. Неуютно, должно быть, чувствовала себя моя прабабушка, когда жесткий меховой воротник-горжетка поверх шерстяного платья туго сдавливал ей шею. Длинные полоски меха серебристой лисы свисают с плеч до талии, на живот, до самых бедер. Пышные лисьи хвосты спускаются чуть ли не до пят. Перенести ли этот царственный образ на мое стекло? Боюсь, тогда портрет будет напоминать мне Сильвию, это от нашей общей прабабушки она унаследовала страсть к дорогой красивой жизни, к элегантной одежде.
Я все рассматривала свой неоконченный шедевр, когда вдруг между мной и столом возник Райнхард.
— Ну что ты встал? Уйди, ты не прозрачный, — пошутила я.
Но ему было не до шуток: я поняла это, увидев его мрачную физиономию.
— Где елки? Когда ты их вырубила? — спросил он меня.
Надо же, как быстро он заметил! Врать было без толку, пришлось признаться, что его хвойные подружки давно стояли мне поперек дороги. Он посмотрел на меня таким взглядом, что у меня даже сердце остановилось.
— А мне осточертело вот это! — Он схватил мою картину…
Райнхард ушел, а я осталась одна с грудой осколков. Тут появились дети.
— Папа разбил твое стекло? — спросила Лара. Она слышала, как отец в ярости хлопнул входной дверью.
— Да нет, нет, — запричитала я, слезы бежали у меня по щекам, — это не папа, это я, я его уронила. Папа здесь ни при чем…
— Мы тебе новое найдем, — утешал меня Йост.
— Дурак ты, Йост! — одернула его сестра. — Мама не из-за стекла плачет! Ей работу свою жалко, искусство пропало, понимаешь? Мам, ты лучше рисуй на бумаге, она не бьется.
Я обняла детей. Они тут же решили, что настал удобный момент поканючить насчет летних каникул.
— Сузи едет в Канаду! — заныла Лара.
Йост к ней присоединился — его друзья тоже разъезжались по разным уголкам Земли.
— Вы бы поторопились, а то бунгало не достанется, — напомнила дочь, — а что папа говорит?
— Спроси его сама, — всхлипнула я. Ехать в отпуск вместе с мужем! Господи, театр абсурда какой- то!
Йост между тем сложил осколки моей картины на кухонном полу, как мозаику, и предложил их склеить. Не надо, спасибо. Швы будут всю жизнь напоминать мне о минувшем скандале.
— Смотри-ка, мы с Ларой разбились, а бабушка и вот этот мальчик почти целы, — обнаружил сын, — можно я их себе возьму?
Я кивнула и собрала оставшиеся кусочки стекла. Хотела было выбросить их, но, повинуясь тому же импульсу, что и Йост, сложила изображения моих детей на поднос и задвинула его на буфет, на самый верх.
Новый кризис, как я и ожидала. Мы почти не разговаривали, только при детях перебрасывались парой ничего не значащих фраз. Райнхард бывал дома крайне редко, а когда появлялся, мы старались разминуться. По ночам мы ложились в одну кровать, но поворачивались друг к другу спиной. И мне было страшно: а вдруг он побежит за утешением к Биргит?
Наконец муж отправился на встречу с заказчиками новых конюшен. Значит, в его офисе некоторое время никого не будет. Дети с классом на весь день отправились в поход, готовить мне было не нужно, и я с чистой совестью покинула дом. Ключом из мужнина секретера я открыла бюро и прежде всего с особым пристрастием исследовала кожаный диван. Разумеется, это оказалось полной глупостью.
Розовый кустик в горшке весь пересох, я не удержалась и полила его. Потом села за рабочий стол Райнхарда и сразу заметила незнакомый альбом с фотографиями. Точно, от Биргит! Закладка указывала на страницы, где были снимки из общих студенческих времен моего мужа, Биргит и Миа. Вот все трое смеются, перегнувшись через перила мостика над Неккаром, вот они и еще какая-то компания на развалинах старинного замка Виндэк, перед университетом, в чьей-то машине, у каждого на носу огромные солнечные очки, и еще что-то, и еще, и еще…
Так, ясно: старая любовь вернулась! Неужели наш брак развалится из-за какой-то секретарши? Боже, как пошло! Что ж мне теперь — ждать, что и моя семья разлетится на осколки, как мое стекло? Я сжала в кулаке стеклянный шар, стоявший рядом со мной на столе.
Теперь, в полдень, солнце светило прямо на металлический шкаф с документами. Попробую-ка устроить маленький эксперимент. На полке для чертежей папиросной бумаги не было, зато я нашла пачку бумажных салфеток. На подоконнике в туалете все так же лежала бритва, в остальном Гюльзун содержала офис в идеальном порядке. Под раковиной в шкафчике хранились моющие средства, порошки и спирт для мытья окон. Чтобы не оставлять следов на мебели, я уложила пропитанную спиртом бумагу в плоскую пепельницу, пристроила сверху шар и выставила их на подоконник, прямо под полуденные солнечные лучи. Долго ждать не пришлось: скоро в пепельнице занялось маленькое оранжевое пламя. Я тут же потушила пожар и быстренько замела следы.
Шла домой и все прокручивала в голове планы жестокой мести, решая задачки по физике и химии. Нет, спирт — материал ненадежный, он слишком быстро выветривается. Допустим, однажды в субботу, после уборки Гюльзун, я смогу проникнуть к мужу в офис и пропитать спиртом альбом Биргит. Но спирт ведь испарится еще до восхода солнца. Кроме того, Райнхард иногда работает и по выходным. Прежде чем альбом загорится, муж обратит внимание на странное сооружение на подоконнике.
Значит, спирт не подходит. Ладно, попробуем по-другому. Может, гигиенические салфетки, пропитанные воском? Нет, они плохо горят. Без шара я дома эксперимент все равно как следует не проведу. Но очень хочется увидеть, как пылает этот ненавистный альбом! «За Имке — елочки, за Биргит — небольшой пожарник, — бормотала я. — Только б солнышко светило, тогда и топлива никакого не надо».
Вечером дети взяли в осаду отца: каникулы через неделю! Уже все, кроме нас, знают, куда поедут! Райнхарда явно грела мысль, что он может вот так разом взять и сбагрить куда-нибудь на время все свое семейство. Красота!
— Ребята, мне страшно жаль, но я сейчас никуда ехать не могу, мне нужно строить новый домик для лошадей Сильвии. Мама поедет с вами к бабушке.
Дети надулись. Большей чуши трудно было себе представить, с таким же успехом они могли бы остаться дома. Я промолчала. Мои мысли занимал прощальный подарок моему неверному: маленький пожар в офисе, чертежи не пострадают, а вот фотографии и любовные письма сгорят дотла.