задумчиво сузив глаза: как ему тут же удалось отрешиться от сцены, явно для него болезненной и драматичной? И теперь, когда все было кончено, может, он даст хоть какое-то объяснение?
— Нет уж, провалиться мне на месте, если я буду о чем-то спрашивать, — пробормотала Лайза вслед его удаляющейся спине. — Во-первых, меня это не касается, во-вторых, не интересует, в-третьих, знать ничего не хочу.
Это было правдой лишь отчасти, и Лайза отдавала себе в этом отчет. Самое трудное теперь будет держать язык за зубами и не давать волю любопытству. Если не следить за собой, то она наверняка что- нибудь ляпнет, причем напрямик, а в глубине души она знала, что лучше ей никаких объяснений не получать.
Спустя несколько минут Харрис вернулся, опустился в кресло напротив Лайзы и возобновил атаку на мороженое с рассчитанной и какой-то чувственной небрежностью, поглощая пломбир и одновременно пожирая глазами девушку.
Лайза видела как-то нечто подобное в кино, и на мгновение ей показалось, что сейчас происходит то же самое — хорошо разыгранный спектакль. Может, и так, зато как действует!
Харрис коснулся взглядом мочки левого уха Лайзы, лаская одновременно языком мороженое в ложечке, и девушка почти ощутила тепло его языка на своем ухе. Когда он подул на мороженое, словно желая еще остудить его — бред какой-то! — Лайза почти физически почувствовала его дыхание на своей шее.
Его глаза продолжали скользить по лицу и груди девушки, лаская и дразня. Лайза силилась устоять перед этим натиском, но даже самые свирепые ее взгляды нисколько не трогали Харриса. Он лишь по- прежнему дерзко, вызывающе ухмылялся.
— Мне бы хотелось, чтобы вы передохнули, — заявила наконец Лайза. Ее собственное мороженое уже начинало таять — она не хотела, да и не могла есть, боясь остудить холодным пломбиром жар у себя внутри.
— Передохнуть от чего? — спросил Харрис, невинно поблескивая глазами. Что-то не верилось, что он хоть когда-нибудь мог в чем-нибудь упрекнуть себя.
— От многозначительных сладострастных взглядов, — сердито сказала Лайза. — Да если так пойдет дальше, вы упадете в обморок прямо к моим ногам.
— Мужчины, — заявил Харрис с гортанным смешком, — в обморок не падают. Даже когда их до него доводят.
— Вы меня провоцируете, — заявила Лайза. — Хотя зачем вам это надо, убей Бог, не пойму.
— Вы просто поразительная женщина, — последовал столь же поразительный ответ. А затем наступило красноречивое молчание.
— Не понимаю, почему? — отозвалась наконец Лайза. — Разве что вас поражает, что я не могу поглощать мороженое в тех же количествах, в каких умудряетесь вы?
Харрис и не подумал притвориться сконфуженным, даже ради простой вежливости. Лишь ухмыльнулся еще шире — теперь он уже откровенно смеялся над ней.
— Я совсем не о том, и вы это знаете. Я имел в виду лишь ваше редкостное качество — неженское отсутствие любопытства.
— Вы все перепутали, — произнесла Лайза, насторожившись и тщательно выбирая слова, — любопытством славятся кошки, причем не обязательно женского пола.
И снова эта хищная улыбка и едва заметно сузившиеся глаза.
— Для кошек любопытство — фатальная болезнь, — поправил Харрис. — А женщины, насколько мне известно по собственному опыту, находят в удовлетворении любопытства одно из самых волнующих удовольствий.
— Не завидую вашему опыту, — отрезала Лайза.
— Что означает?..
Лайза лишь пожала плечами. Вести его дальше по этой дорожке было слишком опасно — во всяком случае, для нее.
Последовала короткая пауза. Взгляд Харриса был непроницаем, улыбка — откровенно хищной.
— Что означает: вам прекрасно известно, что я имею в виду, но вы предпочитаете притворяться, что ничего не понимаете, — наконец заявил он уже без улыбки. — И это, как я уже говорил, меня поражает.
Лайза облегченно вздохнула. Быть может, теперь он оставит эту скользкую тему и прекратит ее прощупывать? Как бы не так!
— Стало быть, вы так и не спросите, что означал тот потрясающий спектакль? — задумчиво протянул Харрис. — А зря. Вопрос довольно разумный. И совершенно логичный.
— Это меня не касается! — выпалила Лайза, когда он замолчал. И тут же захлопнула рот и уставилась на бренные останки своего мороженого, жалея, что ее язык не примерз навеки, чтобы больше не произнести ни слова.
Темная бровь взлетела вверх в явно насмешливом удивлении, в янтарных глазах вспыхнул странный огонь.
— Если бы Марион не была в таком мирном расположении духа, вас бы это коснулось, — сообщил Харрис, имя он выплюнул, как касторку. — Она прославилась тем, что закатила несколько довольно гадких сцен, к немалому смущению всех участников — за исключением, естественно, ее самой. Не думаю, что ее саму хоть что-то способно смутить.
— Но все это не имеет ко мне никакого отношения, — повторила Лайза, по-настоящему растерявшись. Ведь дело касалось только Харриса и рыжеволосой красотки, и, не будь здесь ее, Лайзы, это бы мало что изменило. Или тот прощальный свирепый взгляд предназначался и ей? Но если так, то с какой стати?
— Марион крупно повезло, что она догадалась не устраивать сцену сегодня, — свирепо прорычал Харрис, отвечая скорее самому себе, чем сидящей напротив него девушке.
Последовавшее за этими словами молчание было гуще мороженого. И холоднее. К счастью, оно длилось недолго — Лайза позаботилась об этом.
— Ну, хорошо, сдаюсь, — произнесла она, бросив сердитый взгляд на спутника. — Так и быть, поучаствую в ваших играх. Итак, кто была эта дама и что вообще происходит?
Харрис улыбнулся, но в его улыбке не было теплоты, а когда он заговорил, то попытка пошутить обернулась довольно мрачным юмором.
— Что ж, я не собираюсь говорить: «Это была не дама, а моя жена», можете быть уверены. Хотя должен отметить, что первая часть фразы недалека от истины. Просто я рад, что Марион не стала устраивать очередного представления… в вашу честь.
— Представления? Я что-то не понимаю…
— Тем лучше, — ответил Харрис с коротким смешком, на этот раз, к удивлению девушки, настоящим. — Скажем так, в последнюю нашу встречу в общественном месте Марион закатила грандиозный скандал, поставивший в крайне неловкое положение и меня, и мою спутницу. Я даже вообразить не могу, как вы будете выглядеть, когда вам на голову наденут вазочку с мороженым, и полагаю, самой вам этого бы тоже не хотелось пережить.
— Вы что, меня пугаете? Знаете, мне трудно поверить, что вы миритесь с таким безобразием, — отозвалась Лайза, почти не задумываясь, однако, немного поразмыслив и услышав ответ, тут же согласилась с Харрисом.
— А что я, по-вашему, должен делать? Добавить ей радости, потребовав возмещения ущерба, или закатить ответную сцену? — Он пожал плечами. — Обычно я стараюсь просто избегать ее, но удача иногда отворачивается от меня — вот как сегодня.
Он снова пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело непринужденно.
— Марион, — Лайза снова отметила, что Джек словно выплюнул это имя, — не всегда отдает себе отчет в своих поступках. Ее следовало бы скорее пожалеть, а не осуждать. Но порою, черт побери, это очень трудно сделать.
— Вы хотите сказать, что она, — Лайза не могла заставить себя произнести слово «сумасшедшая», — не в себе?
— Для этого существует соответствующий медицинский термин, — ответил Харрис. — Нечто среднее
