Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.
В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к нему Вику.
Я прицепил к поясу меч.
– Ты хочешь выйти из комнаты? – спросила Вика. Это были ее первые слова после еды.
– Да.
– Но тебе нельзя.
– Почему? – насторожился я.
– Это запрещено, – сказала она.
– Понятно.
И я двинулся к двери.
– Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, – сказала она.
– А пока ты должен ждать.
– Не собираюсь ждать.
– Но ты должен, – настаивала она, вставая.
Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
– Не надо так бояться царей-жрецов, – сказал я.
Она поняла, что я не отказался от своего решения.
– Если выйдешь, – сказала она, – возвращайся до второго гонга.
– Почему?
– Ради тебя самого, – сказала она, опустив глаза.
– Я не боюсь.
– Тогда ради меня. – По-прежнему она не поднимала глаз.
– Но почему?
Она, казалось, смутилась.
– Я боюсь оставаться одна.
– Но ты была одна много ночей, – заметил я.
Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных глаз.
– Бояться никогда не перестаешь, – сказала она.
– Я должен идти.
Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я уже слышал в зале царей-жрецов.
Вика улыбнулась мне.
– Видишь, – облегченно сказала она, – уже слишком поздно. Ты должен остаться.
– Почему?
Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.
– Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы, отведенные для сна.
Она как будто не хотела говорить дальше.
– Почему я должен остаться? – спросил я.
Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.
– Почему? – настаивал я.
В глазах ее показался страх.
– Почему? – требовал я.
Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у меня в руках.
Глаза ее в страхе широко раскрылись.
Я свирепо потряс ее.
– Почему? – воскликнул я.
Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.
– Потому что после гонга… – сказала она.
– Да?
– …они ходят.
