рогами. Человек, оказавшийся в горах Вольтая в двадцати ярдах от такого животного, мог расстаться с жизнью.
– Значит вы простые домоседы.
– Да, – сказала Вика.
– Горные пастухи.
– Да.
И мы вместе рассмеялись, не способные больше сдерживаться.
Да, я знал репутацию Трева. Это город, живущий разбойничьей добычей, вероятно, такой же недоступный и высокомерный, как гнездо тарна. И в самом деле, Трев был известен как Вольтайский Тарн. Надменная неприступная крепость, в ней люди жили результатами набегов, а женщины носили драгоценности, награбленные в сотнях городов.
И Вика из этого города.
Я поверил в это.
Но сегодня она мягка, а я добр к ней.
Сегодня мы друзья.
Она спрятала мазь в шкафу.
– Мазь скоро впитается, – сказала она. – Через несколько минут не останется ни следа ни от нее, ни от порезов.
Я присвистнул.
– У врачей Трева чудодейственные лекарства.
– Это мазь царей-жрецов, – сказала она.
Мне было приятно это слышать. Цари-жрецы уязвимы.
– Значит царей-жрецов можно ранить? – спросил я.
– Можно ранить их рабов, – сказала Вика.
– Понятно.
– Не будем говорить о царях-жрецах, – сказала девушка.
Я смотрел, как она стоит в тускло освещенной комнате, красивая, лицом ко мне.
– Вика, твой отец на самом деле из касты врачей?
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Неважно.
– Почему? – настаивала она.
– Я подумал, что ты, может быть, рабыня для удовольствий.
Конечно, было глупо так говорить, и я тут же пожалел о сказанном. Она застыла.
– Ты мне льстишь, – сказала она и отвернулась. Я ее обидел.
Я сделал движение к ней. Не оборачиваясь, она сказала:
– Пожалуйста, не трогай меня.
Потом выпрямилась, повернулась ко мне, прежняя презрительная Вика, вызывающая, враждебная.
– Конечно, ты можешь меня тронуть. Ты ведь мой хозяин.
– Прости меня, – сказал я.
Она горько и презрительно рассмеялась.
Передо мной стояла истинная женщина Трева.
Я видел ее так, как никогда не видел раньше.
Вика – разбойничья принцесса, привыкшая к шелкам и драгоценностям из тысяч разграбленных караванов, привыкшая спать на драгоценных мехах и пить редкие вина, захваченные на сожженных и затопленных галерах, в разграбленных кладовых дымящихся жилых цилиндров, в домах, хозяева которых убиты, дочери скованы рабской цепью; но только она сама, Вика, разбойничья принцесса, гордая Вика, женщина из надменного пышного Трева, стала добычей жестоких игр Гора, сама ощутила на горле сталь рабского ошейника, который ее соплеменники так часто надевали на своих прекрасных плачущих пленниц.
Теперь Вика сама собственность.
Моя собственность.
Она смотрела на меня с яростью.
Надменно приблизилась ко мне, медленно, грациозно, как шелковая и грозная самка ларла, и, к моему изумлению, склонилась передо мной, сложила руки на бедрах, приняла позу рабыни для удовольствий, в презрительной покорности склонила голову.
Подняла голову, ее насмешливые голубые глаза смело смотрели на меня.
