приветствуя нас, трижды ударили копьями о кожаные щиты. Одним ударом копья о щит тачаки салютуют командиру тачакской десятки, двумя – командиру сотни, тремя – тысячи.
– Проходите, командиры! – приветствовал нас часовой.
Когда мы вошли, я, естественно, обратился к Гарольду с вопросом о том, что означает это отданное охранниками приветствие.
– Это означает, – важно ответил он, – что ты обладаешь рангом командира тачакской тысячи.
– С каких это пор?
– Это распоряжение Камчака, – пояснил Гарольд. – Я предложил пожаловать тебе его ввиду твоих мужественных, хотя и несколько неуклюжих, действий там, у ворот.
– Спасибо.
– Я, конечно, рекомендовал ему предоставить такой же ранг и мне тоже, – добавил он, – поскольку я тоже некоторым образом причастен к этому делу.
– Естественно, – согласился я.
– Впрочем, я не вижу у тебя под рукой тысячи, чтобы командовать…
– Тем не менее сам по себе ранг тысячного означает очень высокую власть?
– Это верно.
Ранг тысячного в тачакской армии действительно очень высок и в иерархии тачаков уступает только убару.
– Почему же ты мне об этом сразу не сказал? – спросил я.
– Это не показалось мне важным, – заметил молодой тачак.
Я сжал кулаки, прикидывая, с какой стороны лучше заехать этому самодовольному нахалу по носу.
– Хотя коробанцы, вероятно, придают большее значение подобным мелочам, чем тачаки, – заметил Гарольд.
Нет, разбитым носом этого не переделаешь. Нечего и пытаться, решил я.
Мы подошли к образованному двумя наружными стенами углу, который был завален кубками и шкатулками с драгоценными камнями и всевозможными украшениями. На огромных серебряных и золотых блюдах валялись бусы, серьги, браслеты и колье.
Здесь же в несколько рядов стояли громадные сундуки, доверху набитые серебряными монетами; денег, кстати сказать, оказалось особенно много, поскольку дворец. убара являлся одновременно и монетным двором Тарии. Чуть дальше находились горы свернутых рулонами тканей, в основном тончайшего шелка и искусно выделанных шкур, ковры и гобелены, за которыми следовал целый склад сложенного у стены оружия.
– Ты как командир тоже можешь выбрать себе, что захочешь, – предложил Гарольд.
Я молча кивнул и отказался.
Мы вошли в следующий двор, отделенный от дворца невысокой внутренней стеной.
Здесь длинной чередой стояли тарианские женщины, обнаженные, коленопреклоненные, соединенные одна с другой либо короткими цепями, либо кожаными ремнями. Руки каждой из них были связаны по- разному: у некоторых впереди, у других за спиной. Это их крики я слышал по другую сторону стены. Многие из них и сейчас ещё рыдали или испускали истеричные вопли, но большинство женщин словно оцепенели от потрясения и неподвижно стояли, устремив невидящий взгляд в землю. Между ними прохаживались два тачакских воина с плетьми в руках. Когда кто-то из женщин начинал стенать особенно громко и заражать истерикой остальных, они со свистом рассекали бичами воздух, звонко протягивая удар по земле, но в иных случаях могли пройтись ими и по спинам непокорных.
– Ты – командир тачакской тысячи, – сказал Гарольд. – Если какая-нибудь из девушек тебе нравится, сообщи об этом охраннику и пусть он пометит её для тебя.
– Нет, – покачал я головой. – Пойдем скорее к Камчаку.
Тут наше внимание привлек какой-то шум у ворот, и два тачака – один из них смеялся, зажимая ладонью окровавленное плечо, – втолкнули во внутренний двор яростно сопротивляющуюся, одетую, как свободная, но без вуали, девушку.
Это оказалась Дина.
Тачак с пострадавшим плечом со смехом поставил её перед нами на колени.
– Посмотри, какая красавица, командир! – воскликнул он. – А дерется как! Настоящий боец!
Дина, подняв голову, с трудом переводя дыхание, удивленно посмотрела на меня.
– Не присоединяйте её к остальным, – приказал я. – Оставьте на ней одежду и развяжите руки. Позвольте ей закрыть лицо вуалью, если она того пожелает. С ней следует обращаться со всем уважением, как со свободной женщиной. А сейчас отведите её домой и, пока мы остаемся в городе, охраняйте её. Вы отвечаете за неё головой!
Оба воина выглядели крайне удивленными, но тачакская дисциплина была строгой.
– Да, командир! – в один голос воскликнули воины, отпуская девушку. – Мы отвечаем головой за её безопасность!
– С тобой все будет в порядке, – пообещал я Дине.
– А мой город? – спросила девушка. – Он весь горит!
– Мне очень жаль, – прервал я бесполезный разговор и, круто развернувшись, вошел в здание дворца
