– Его мать была тарианкой, – ответил молодой тачак.
Я остановился от неожиданности.
– Ты что, не знал? – удивился Гарольд.
– Нет, – покачал я головой.
– Именно после её смерти Катайтачак и пристрастился к листьям канды.
– Я ничего этого не знал.
Мы несколько отстали от Камчака.
– Да, – продолжал Гарольд, – она была тарианской девушкой, взятой в рабство Катайтачаком. Он полюбил её, подарил ей свободу, но она так и оставалась с ним до самой смерти – убарой тачаков.
За главными воротами дворца Фаниуса Турмуса нас дожидался Камчак на своей каийле. Здесь же стояли наши животные, и мы сели в седло. Херена и Элизабет побежали у наших стремян.
Мы выехали на мостовую и повернули в сторону главных ворот Тарии.
Лицо Камчака было непроницаемо.
– Подождите! – послышалось у нас за спиной.
Мы обернулись и увидели бегущую за нами Африз, босую и одетую в тунику кейджеры.
Она остановилась у стремени Камчака и замерла, низко опустив голову.
– Что это значит? – сурово взглянул на неё Камчак.
Девушка не ответила и не подняла головы.
Камчак тронул поводья и повернул каийлу к главным воротам Тарии. Мы ехали следом. Африз, Элизабет и Херена шли, держась за стремена наших скакунов.
Не доезжая до ворот, Камчак натянул поводья; мы остановились. Африз замерла, не поднимая глаз.
– Ты свободна, – напомнил ей Камчак.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет, – сказала она, – я принадлежу Камчаку.
Она робко коснулась головой вдетой в стремя ноги убара.
– Я не понимаю, – сказал Камчак.
Девушка нерешительно подняла голову – в глазах её стояли слезы.
– Пожалуйста, хозяин, – прошептала она.
– Почему? – удивился Камчак.
Девушка выдавила слабую улыбку.
– Я уже полюбила запах босков, – ответила она.
Камчак рассмеялся и протянул ей руку.
– Садись рядом со мной, Африз из Тарии, – предложил Камчак.
Девушка подала ему руку, и он усадил её перед собой в седло. Африз села боком и, едва сдерживая слезы, положила голову ему на грудь.
– Эту женщину зовут Африз, и с этого момента она – убара моего сердца, убара тачаков и Высокая Убара народов фургонов! – объявил Камчак.
Мы пропустили Камчака и Африз в ворота и оставили этот город, и его Домашний Камень, и его жителей и поскакали к виднеющимся невдалеке фургонам, давно дожидающимся нас на бескрайних равнинах, обнимающих оставленную нами Тарию с её высокими, но оказавшимися отнюдь не неприступными для нас стенами и девятью мощными, окованными железом воротами.
Глава 28. МЫ С ЭЛИЗАБЕТ ПОКИДАЕМ НАРОДЫ ФУРГОНОВ
Не думаю, чтобы последние минуты нашего с Элизабет пребывания в стане кочевников доставили невольнице по имени Тука большое удовольствие.
В лагере тачаков Элизабет взмолилась, чтобы я не отпускал её на волю ещё хотя бы в течение часа.
– Почему? – удивился я.
– Потому что хозяева обычно не вмешиваются в выяснение отношений между рабами.
Я пожал плечами. Мне требовалось не больше часа, чтобы накормить и запрячь тарна для полета на Сардар с бесценным яйцом Царствующих Жрецов.
Здесь, у фургона Камчака собралось несколько воинов, среди которых я заметил и Туку с её хозяином.
Я понял, в чем дело. Элизабет не забыла жестокое обращение этой девушки с нею на протяжении всех долгих месяцев её пребывания у тачаков, особенно когда она была заперта в клетке для слинов.
Возможно, Тука каким-то образом догадалась о том, что за мысли теснятся в голове у Элизабет, потому что едва бывшая американка направилась в её сторону, она незамедлительно бросилась бежать, пытаясь спрятаться в фургоне.
