– Сколько стоит украденное мясо? – поинтересовался воин.
Деревенские жители потупились и промолчали.
Воин достал из подвешенного к его поясу кошелька две монеты и протянул одну из них стоящему рядом крестьянину, а вторую отдал представителю селения, в котором жил человек по имени Рорус.
– Спасибо, благородный воин! – в один голос воскликнули оба мужчины. – Примите нашу искреннюю благодарность.
– Я первым приложу к ней руку, – посуровевшим голосом пообещал похитивший меня тарнсмен. – Сначала моя плеть прогуляется по этому телу!
Ответом ему послужил дружный, одобрительный хохот.
Я почувствовала, как у меня мурашки пооежали по телу.
Воин поднял руку.
– Желаю вам всего хорошего! – бросил он на прощание.
– И мы желаем вам удачи! – кричали, махая руками, крестьяне.
Я увидела, как поводья, или рулевые ремни – не знаю, как сказать точнее, – натянулись, и послушная им птица напружинилась, оттолкнулась от земли и мощными взмахами крыльев стала быстро набирать высоту, в одно мгновение оставив далеко под собой и машущих вслед нам крестьян, и их бревенчатые домики, крытые соломой, и рощу из темно-желтых деревьев ка-ла-на.
Плавные взмахи крыльев тарна ритмично следовали один за другим. Стремительный поток воздуха овевал мое тело, трепал мои волосы. Я лежала на широком седле, связанная ремнями по рукам и ногам. Ремни были затянуты так туго, что я не могла даже пошевелиться. Никогда еще ко мне не прикасалась рука более сильного мужчины, не связывала меня так крепко, так безжалостно. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Я не знала, куда мы летим; знала лишь, что меня, Элеонору Бринтон, везут, чтобы снова сделать рабыней.
По положению солнца мне удалось определить, что мы летим в юго-западном направлении.
Вскоре после того, как птица набрала высоту и поднялась под облака, наездник нагнулся и внимательно осмотрел мое левое бедро, где у меня было выжжено невольничье клеймо.
– Рабыня, – произнес он недовольным тоном и снова выпрямился в седле.
Через секунду-другую он оставил поводья, схватил меня за волосы и повернул мое лицо в одну сторону, а затем в другую.
– И уши проколоты, – процедил он сквозь зубы.
Я застонала от охватившего меня отчаяния.
Тарн продолжал неустанно рассекать крыльями воздух.
Прошло довольно много времени, и наконец наездник снова бросил на меня короткий взгляд и вполголоса произнес:
– Мы над Воском.
Я догадалась, что мы подлетаем к обширным владениям Ара, в северной части выходящим к могучему Воску.
Однако час за часом тарн все так же взмахивал крыльями, унося меня все дальше в неизвестность.
Наездник даже не развязал мне рук, когда решил покормить.
– Открой рот! – приказал он и вложил мне в губы небольшой ломоть желтого са-тарновского хлеба. Я мучительно долго его жевала и с трудом проглотила. После этого он отрезал кусок мяса и также впихнул мне его в рот. Пока я пережевывала мясо, он достал из седельной сумки кожаную флягу, откупорил ее и поднес к моим губам. Вода полилась мне в рот, в нос, на лицо, и я чуть не захлебнулась, но все же как-то ухитрилась сделать два-три глотка.
Кормление закончилось. Я устало закрыла глаза.
Полет продолжался.
Немного погодя я стала потихоньку присматриваться к управляющему птицей воину. Он казался хорошо сложенным широкоплечим молодым человеком. Его крупную голову почти полностью закрывал крепкий металлический шлем. Мускулистые, красивые руки были покрыты ровным загаром. Ладони у него, я заметила, были большими и грубыми, привычными к оружию. Ни на шлеме наездника, ни на его кожаном одеянии я не увидела никаких гербов или знаков отличия. Очевидно, он или наемник, решила я, или разбойник.
Я не имела ни малейшего представления, какая судьба меня может ожидать в руках такого человека.
Он внушал мне страх. И меня не оставляло ощущение, что я его уже где-то видела. Может, это было в Лаурисе, неподалеку от невольничьих бараков, где останавливался со своими невольницами Тарго?
– Вы не наемник из отряда Хаакопа со Скинджера? – решилась задать я вопрос.
– Нет, – ответил он.
– Вы… вы похитили меня для себя самого? Вы оставите меня у себя?
– Оставить тебя, грязную кейджеру с проколотыми ушами, которая по ночам ворует мясо в крестьянских селениях?
В его голосе было столько презрения, что я невольно застонала.
– Да я даже не помещу тебя с остальными своими женщинами!
