бросить занятия. Это огорчило меня, поскольку я понимал, что ему никогда уже не реализовать свои потенциальные возможности.
Но я могу привести и противоположный пример — рассказ о другом ученике, который, вероятно, был наименее физически подготовленным из всех, кого я когда-либо учил. Фактически, у него была лишь одна врожденная способность — целеустремленность. Мне вспоминается, что я был исполнен мрачных предчувствий, когда пришел его черед проходить испытание на черный пояс. Я был уверен, что он не пройдет проверки. И он действительно не смог ее пройти. После этого я отвел его в сторону и шаг за шагом объяснил ему те ошибки, которые стали причиной его неудачи.
— Хорошо, — сказал он, — я проработаю эти слабые моменты. И он действительно это сделал. Но, когда пришло время, он вновь провалился на экзамене на ранг черного пояса. Я опять указал ему на проблемы, и он принялся за их исправление. Он не смог пройти испытания еще три раза. Он был неловок и неуклюж, его разум явно был занят всем, чем угодно, но только не тем, что он делал в настоящий момент.
После очередной неудачи я нашел его сидящим на скамейке с безутешным взглядом, устремленным в пустоту. Он едва посмотрел на меня, когда я подошел, и сказал только:
— Снова провалился… Я не мог думать, не мог двигаться. Все тело было зажатым.
Потом он спросил, считаю ли я, что он вообще сможет когда-нибудь пройти этот экзамен.
— Ты очень хочешь его пройти? — спросил я в ответ.
— Больше всего на свете, — сказал он.
Я положил руку ему на плечо и сказал:
— Тогда ты сделаешь это. Просто при сильном напряжении твои разум и тело сжимаются, потому что ты нервничаешь. Ты становишься умственно и физически закрепощенным, ты задыхаешься. Но это происходит со всеми, от спортсменов на Олимпиаде до обычных школьников во время экзамена. В этом нет ничего позорного.
— А с вами так бывало? — спросил он.
Я рассказал ему о том, как проходил свой первый экзамен на черный пояс в Сеуле, после целого года почти ежедневных тренировок, проводимых до полного изнеможения. Был разгар зимы, и стояли сильные морозы. Додзё было расположено в сорока пяти милях, и мой сержант позволил мне взять грузовичок с автобазы. После двухчасовой поездки по обледеневшим дорогам я совершенно окоченеют, а температура в «тренировочном зале» была такой же, как и снаружи: минус восемь. Я был страшно возбужден мыслями о предстоящем испытании, и мне казалось, что мой мозг сейчас взорвется.
Я был единственным представителем своей школы среди двухсот учеников-корейцев, собравшихся для прохождения экзаменов на различные ранги. В течение получаса я с интересом наблюдал за их выступлениями, но очень скоро мой ум сосредоточился только на том, что мое тело замерзло и онемело. Примерно через три часа ожидания, когда мои тело и разум совершенно оцепенели от холода, я услышал, как произнесли мое имя.
Я вышел к экзаменаторам, поклонился, и мне было ведено проделать
мне приказали вернуться на свое место, после чего мне пришлось прождать еще несколько часов, пока не закончились все выступления; только тогда я смог уйти.
На протяжении долгого возвращения на базу я пребывал в жалком состоянии духа; мне было стыдно показываться на глаза своему наставнику, мистеру Шину. Он никогда не заговаривал о моем провале и позволил мне спокойно тренироваться еще три месяца.
Я выбросил из головы все мысли о первом экзамене; я понимал, что, если буду тратить время на сожаления о своей неудаче, она закрепится в моем подсознании. Наоборот, я думал только об успехе и воображал, как в совершенстве исполняю каждое движение. Я внимательно наблюдал за обладателями черного пояса из моего класса. Даже если у меня не было ни единого собственного успеха, о котором я мог бы вспоминать, я мог учиться на примере успехов других, и поэтому ставил себя на их место, когда делал стандартные упражнения. Я похищал их поведение и мысленно и телесно превращал в свое собственное.
Я осознавал, что подлинно важным является не сам экзамен; важным было то, как я к нему отношусь. В своих мыслях я вновь и вновь проходил сквозь это испытание, идеально выполнял любое движение перед своим внутренним взором и сотво-рял в своем разуме образ успеха. Я знал свою цель и то, как ее добиться. Я не допускал ни единой мысли о том, что опять потерплю крах или перегорю от волнения. Все, что мне предстояло сделать, было впечатано и вырезано в моем уме, так что я мог автоматически реагировать даже при сильном напряжении. В следующий раз я прошел экзамен — и я заранее знал, что сделаю это.
— Волнение сказывается тогда, когда вы позволяете напряжению управлять собой, вместо того чтобы самим управлять напряжением. Обычным откликом на напряжение являются мысли о поражении, потому что при напряжении пульс учащается и сердечный ритм вызывает нервозность, — говорил я своим ученикам. — Всегда помните, что ваш успех начинается внутри вас; если вы не увидите его первыми, окружающие не заметят его никогда.
Ученик, о котором я рассказываю, прошел свой экзамен шесть месяцев спустя. Когда я преподнес ему новенький черный пояс, он улыбнулся.
— Вы были правы, — сказал он. — Когда наступила моя очередь выходить на мат, я вновь начал волноваться, но тут же представил самого себя исполняющим все в идеальном совершенстве, так, как получалось во время тренировок. Я знал, что способен на это, и я сделал это.
Не преграждать путь самому себе
Последний раз, когда я видел своего отца, он стоял перед баром в Уилсоне, штат Оклахома, и выглядел старым и потрепанным. Это было летом 1962 года, и я не видел его уже несколько лет. Я только что уволился из Военно-Воздушных Сил и мог бы рассказать ему многое о себе и о своей жизни, но в итоге я лишь сообщил ему, что женился и что моя жена ожидает ребенка, — новостями такого рода обычно делятся с парикмахером или незнакомцем, сидящим рядом в самолете.
— Здорово, — сказал он и вернулся в бар.
Вот и все.
Мой отец был прекрасным примером человека, никогда не пытавшегося управлять своей жизнью. Печальная правда заключалась в том, что он просто плыл по течению, спотыкаясь о самого себя, неизменно выдумывая оправдания каждой своей неудаче и отказываясь принять на себя ответственность за собственные действия.
Многие люди ведут себя, подобно моему отцу, словно они всего лишь проходят мимо жизни, перебираются из одного дня в другой. Не то чтобы у них не было никаких желаний или мечтаний о том, как они добиваются огромных успехов; но эти мечты сопровождаются множеством оправданий своего ничегонеделания, основанных на убедительных доводах, и они мгновенно преграждают им путь, как только такие люди начинают думать, что, возможно, — лишь возможно! — наступит день, когда они начнут исполнять эти желания. Но им всегда что-нибудь мешает — неудачное время года, срочный ремонт автомобиля или то, что они слишком устали вчера вечером. Так они говорят, но истина заключается в том, что единственным препятствием, стоящим на их пути, являются они сами.
Мне вспоминается фраза, которую несколько лет назад произнес один мой ученик. У этого новичка были большие проблемы с координацией. Когда ему приходилось одновременно двигать руками и ногами в различных направлениях, он терялся и в половине случаев шлепался на спину. Однажды, в очередной раз грохнувшись на мат, он посмотрел на меня и горько сказал:
— Я опять делаю все по-своему…
Решить его проблему было довольно легко — в первую очередь, благодаря его отношению. Он понимал, что делает что-то не так, страстно стремился научиться правильному исполнению и был открыт всему, что я ему говорил. Для него это действительно означало лишь изучение каждого движения в
