нём. Его покровитель умер, и теперь, возможно, полковник лишится всей власти. Может, у него самого начнутся неприятности.
Так что, чем скорее я выберусь из Аксельбурга, вообще из Гессена, тем лучше. Теперь главная проблемой становилось организовать бегство. Меня привёл сюда план умершего: у меня самой не было даже экипажа, чтобы проехать по городу, не говоря уже о стране – и других странах и государствах, которые лежали между мной и морем. У меня имелись деньги, но я не была уверена, что смогу с их помощью воспользоваться общественным транспортом. Молодая женщина, едущая в одиночестве, может надеяться, что её будут терпеть, но ожидать должна оскорблений и даже опасности.
Я оделась и села, стараясь рассуждать, как меня учила бабушка, спокойно и здраво, взвешивая различные возможности. Если бы мне удалось добраться до Гамбурга, я была уверена, что нашла бы возможность уплыть к себе домой. Но между мною и Гамбургом протянулось множество миль и необходимость пересечь по крайней мере одну границу. Германия разделена на множество независимых государств, несмотря на то, что недавно её карту многократно перекраивал Наполеон. И государствами этими правят самовластные монархи.
Я даже не знала, какую дорогу предпочесть. Сжала руки, чтобы унять неожиданную дрожь, и поняла, что мне не на что рассчитывать, кроме собственной головы и небольшого количества золота.
Деньги могут купить многое, но они же могут породить предательство. Мне следует действовать очень осторожно. С чего начать? С полковника? Сейчас он, конечно, очень занят переменами, вызванными смертью курфюрста. Оставался только один человек – Труда. Хотя какую помощь могла мне оказать деревенская девушка?
Я заставила себя встать, не обращая внимания на непрерывный перезвон колоколов, прошла по комнате и потянула за звонок. Но дверь через несколько мгновений открыла не Труда.
Может быть, она стучала, а я не слышала из-за колоколов, но графиня влетела в комнату очень торопливо. На ней было домашнее платье, в оборках и кружевах, волосы убраны под мешковатую шляпку. Даже в утреннем свете заметны были морщины и линии на лице, которых раньше я не видела. Я догадалась, что она не стала ждать, когда служанки приведут её в порядок. Лицо у неё было радостно оживлённое.
– Амелия! – прежде чем я смогла пошевелиться, она схватила меня за руки и, если бы я инстинктивно не отступила на шаг, наверное, обняла бы меня. – Амелия, он умер! Ну, разве это не трагедия? Не увидеть его, так и не увидеть… Но мы знаем, чего он хотел, что он решил для вас!
Она даже сумела заплакать, и слёзы потекли по её пухлым щекам. Но при этом продолжала внимательно и хитро наблюдать за мной.
– Мне жаль его народ. Я слышала, что он был хороший правитель, – трудно было найти нужные слова; я знала, что не должна упоминать о своём ночном путешествии. – Мне жаль, что мы не встретились…
– Не увидеть вас, дитя его собственной крови, на кого у него были такие планы, не поздороваться с вами! – она выпустила меня, потому что я не ответила на её жест. Теперь она на самом деле стиснула руки. – Это тяжёлая утрата, Амелия, и такая печальная!
– Может, всё к лучшему, – быстро проговорила я, надеясь найти возможность высказать своё решение. – Не думаю, чтобы мне были рады при дворе, Луиза. По вашим словам я поняла, что передо мной множество препятствий.
Она покачала головой.
– Как вы можете быть такой холодной, такой спокойной? Неужели вы не поняли? Вы его крови… говорят, он всегда помнил о своей американской семье и принимал курфюрстину только по обязанности. Он всегда был чужаком в своей семье. Разве не сбежал он ещё юношей из дома и не стал офицером армии, воевавшей в вашей стране? Для человека его происхождения это неслыханный поступок, в него не могли поверить. Если бы он увидел вас, узнал вас, ваше положение стало бы абсолютно прочным, никто и шепнуть бы не посмел. Никто не смел бы противиться его воле!
– Но сейчас посмеют, – заметила я. – И поскольку я не могу выполнить то, за чем приехала, не лучше ли мне незаметно покинуть ваш дом? Новый курфюрст, кто бы им ни стал, вряд ли приветит с радостью незнакомку, которая, согласно вашим законам, появилась в результате семейного скандала.
– Рудольф-Эрнест? Его двадцать лет не видели в Аксельбурге. Курфюрстина не разрешала ему показываться после того, как он отверг Франциску, её младшую дочь, не захотел взять её в жёны! Неудивительно, более уродливой принцессы никогда не было, лицо толстое, а поесть так любила, что ей приходилось боком проходить в дверь. Доелась до смерти, говорят, чему вполне можно поверить. Да, он теперь быстро приедет. Однако он всегда преклонялся перед курфюрстом, и его легко убедить. К тому же он не любит принцессу Аделаиду и тех, кто ей служит, – графиня помолчала, поджав губы. Видно было, что она напряжённо размышляет. – Пока завещание не будет объявлено публично, дорогая Амелия, не нужно строить планов. Курфюрст всегда держал свои личные дела в тайне; ему приходилось это делать, потому что рядом с ним всегда находилась эта драконица. Её шпионы окружали его везде. Никто не знает, что он собирался сделать со своим личным состоянием, разве что… – она внимательно наблюдала за мной, – когда он послал за вами, мы могли строить догадки. Сокровища целиком были в его личном распоряжении. Но в одном вы совершенно правы, моя дорогая. Сейчас нужно быть вдвойне осмотрительной, держаться подальше от двора. Да, может быть, разумно вообще на время покинуть Аксельбург.
Я насторожилась. Больше всего я хотела уехать из города, но на своих условиях и по единственной причине – чтобы отправиться домой. Я ничем не обязана Гессену. Но я сомневалась, чтобы графиня одобрила мой отъезд насовсем.
– Кестерхоф! – она захлопала в ладоши, словно решила проблему. – Лучший выход! Туда всего день пути. Граф три года назад его перестроил, и там стало очень удобно. Мы поедем в Кестерхоф!
– А что это такое? – я лихорадочно пыталась найти причину, которая не позволила бы графине принимать решения за меня.
– Охотничий домик – вернее, был им, пока войны не опустошили леса. Граф переделал его в наш сельский дом. Он как-то побывал в Англии – ах, какая это холодная и дождливая страна! – она слегка вздрогнула. – И его поразило, что английские дворяне полгода проводят в своих сельских поместьях, и потому их люди более верны хозяевам. Ещё бы, ведь им приходится жить в таких неудобствах, вы бы не поверили! И вот он переделал Кестерхоф в такой дом, понимаете; ему нравится разыгрывать в нём английского дворянина. Да, вы должны поехать в Кестерхоф, – она ущипнула пальцами нижнюю губу, глаза её бегали по комнате, как будто искали способ немедленно перенести меня туда. – Мы сейчас не сможем уехать: у графа есть обязанности при дворе. Но вам там будет хорошо. В доме никого нет, кроме слуг, все они преданы графу. Если он прикажет, чтобы никто не говорил о вас, так и будет.
Вот это мне уже совсем не понравилось. Но что я могла возразить? Особенно когда у меня появилось сильное ощущение, что нельзя оставаться в Аксельбурге. Курфюрст правил до самой смерти, но теперь, после его ухода, многие хотели бы половить рыбку в мутной воде. К тому же… я поеду одна… там будут только слуги… я смогу выработать собственный план, узнать что-нибудь полезное. У меня появится время. Графиня, очевидно, решила, что я полностью согласилась с её предложением, потому что тут же принялась энергично звонить в колокольчик.
– Вы должны отправиться как можно быстрее, – продолжала она. – Вскоре все дороги, ведущие в город, заполнятся. Многие захотят взглянуть на прибытие нового курфюрста и погребение его двоюродного брата. Вам сейчас не стоит привлекать внимание. Да, это даже опасно, – сделав это предупреждение, она серьёзно взглянула на меня.
Когда показалась Труда, моя хозяйка принялась командовать подготовкой к отъезду. Она так быстро отдавала приказы, что я не понимала, как служанка различает их. Потом графиня убежала, пообещав, что меня не только накормят плотным завтраком, но и дадут с собой корзину с едой, а один из слуг графа поскачет вперёд, чтобы в Кестерхофе подготовились к приёму гостьи.
Убедившись, что она вышла, я перестала расчёсывать волосы и повернулась к Труде, которая занималась упаковкой.
– Труда, ты можешь связаться со своим другом, который знает полковника Фенвика?
На мгновение мне показалось, что девушка меня не услышала, потому что она продолжала складывать платье, чтобы оно не измялось в дороге. Потом, не глядя на меня прямо, она сказала шёпотом,
