Юбки придворного платья тащились за мной. В них сохранялся тошнотворный запах дыма. Я собрала их в руку, насколько могла. В непривычно низком корсете я казалась себе обнажённой, железное ожерелье холодило кожу. К несчастью, я не догадалась захватить нож, который так понравился мне раньше.
Мы пошли по проходу, но очень медленно, потому что трудно было управляться с юбками. Дважды я чувствовала, как старый материал рвётся, цепляясь за выступы. Лизолетте идти было легче, листок пергамента присоединился к кинжалу у неё за корсетом.
Мы спустились по лестнице. Я вслушивалась, ожидая услышать звуки, означающие приближение полковника. Что мы будем делать – вернее, что будет делать Лизолетта, – если мы его встретим. Приходилось довериться судьбе. Однако кроме нашего тяжёлого дыхания, из темноты не доносилось ни звука.
Лестница, камера полковника, потом моя камера… В двух-трёх шагах за ней проход неожиданно повернул направо. Должно быть, мы подошли к самой внешней стене. Снова лестница, такая крутая и узкая, что я обрадовалась, что на мне не туфли с высоким каблуком. От холода камня, пробивавшегося сквозь шерстяные чулки, цепенели ноги.
Мы медленно спускались, Лизолетта шла впереди, не пропуская ни одной ступеньки. Я касалась пальцами стен с обеих сторон, пытаясь удержаться, если поскользнусь. Я всегда плохо переносила высоту, а проход, едва видимый в свете свечи, уходил вниз так круто, что я испытала то же головокружение, что и в своей камере у окна.
Я про себя считала узкие ступени – целых пятьдесят! Должно быть, мы уже спустились под фундамент крепости, в глубину утёса, на котором она была построена. Лизолетта молчала, и слышался только шорох наших юбок о камень.
На шестидесятой ступеньке я едва сохраняла мужество. Меня поддерживала только слабая надежда, что предположение полковника справедливо, что где-то впереди тайный выход, сделанный тогда, когда крепости приходилось выдерживать осады.
Я не сомневалась, что он проходил этим путём. И очень хотела услышать звуки его возвращения. Убеждала себя, что у него хватит сил справиться с Лизолеттой. Только с ним я связывала своё освобождение от этого кошмара.
Ещё десять дьявольских ступеней – для меня всё равно, что спуск в тёмные подземелья ада, в которые верили прошлые поколения. Но вот лестница завершилась новым проходом. На стенах до сих пор оставались следы инструментов, пробивавших туннель. Было ясно, что мы пробираемся сквозь саму скалу, так как ничто вокруг не напоминало каменной кладки.
Стало очень холодно, так холодно, что я непрерывно дрожала, а мои обнажённые плечи покрылись гусиной кожей. Я бы всё отдала за шаль, даже ту грубую, что осталась где-то наверху. Лизолетта пошла быстрее. Я была уверена, что она хорошо знает путь и у неё есть определённая цель. Проход расширился, и она почти побежала; мне пришлось поторопиться, чтобы не отстать от неё и свечи.
Лизолетта словно не могла дождаться осуществления своего желания. Мы выбежали из прохода и оказались в высеченном в скале помещении. Должно быть, когда-то это была естественная пещера, приспособленная людьми для каких-то своих целей.
В неярком свете свечи я разглядела только странные предметы, стоявшие у стен, а в дальнем конце – возвышение. Лизолетта пошла вдоль стены, поочерёдно поднося свечу к ржавым железным скобкам. Все они были забиты хворостом, должно быть, сухим, потому что он сразу загорался. Пройдя вдоль одной стены, она повернулась и проделала то же самое у другой.
Теперь стало светлее, и я остановилась в изумлении, словно ноги вросли в камень пола. Предметы у стен… Двумя рядами, словно стража, по бокам прохода стояли каменные столбы. Колонны, доходившие до уровня плеча, увенчивали грубо высеченные подобия голов. Голов мертвецов. Обмякшие рты, глаза пустые. Некоторые настолько должны были напоминать мёртвых, что видны были кости черепа.
Лизолетта, завершив обход стен и закончив зажигать факелы, теперь прошла к возвышению в дальнем конце помещения. Здесь она вставила свою свечу в ещё одну скобу, вмурованную в камень на уровне пола. На возвышении располагалась каменная фигура, но не столб с головой, а целиком вырубленная из камня. И так непристойна была эта сидящая фигура, что я ахнула, не в силах поверить, что люди могли поклоняться ей. У меня не было сомнений, что я в храме, очень древнем храме.
Фигура – больше натурального размера – изображала женщину, непристойную женщину, с огромной грудью, лежащей на куполе живота. Женщина была явно беременна. Ноги она расставила, демонстрируя самые интимные женские органы. По сравнению с гигантским телом, голова была совсем маленькая – просто круглый шар с двумя углублениями глаз и больше никаких черт лица.
Лизолетта опустилась на колени перед этим ужасом и протянула к нему руки. Я вздрогнула. Это оскорбление, унижение моего пола, но было ясно, что девушка обожествляет его.
Святилище было старое, очень старое, оно угнетающе подействовало на меня. И что-то тащило меня, влекло вперёд. Лизолетты я не опасалась, но никто не должен поклоняться этому! В нём олицетворялось само звериное прошлое человека…
Я подошла к девушке, схватила её за плечи и попробовала оттащить от существа, присевшего на возвышении. Не оглядываясь, не отрывая взгляда от статуи, она с поразительной силой высвободилась. Руки её скользнули к корсету, и она выхватила кинжал и листок пергамента. Повернулась ко мне. Лицо у неё исказилось, она оскалила зубы, как нападающий волк, и попыталась ударить меня ножом.
Я увернулась, понимая, что в своём нынешнем состоянии она может убить. В углах её рта показалась пена.
– Она идёт! Ты принадлежишь ей!
Развернувшись спиной к фигуре, девушка бросилась ко мне, держа кинжал наготове. Несомненно, она собиралась убить меня. Я отскочила, снова увернулась, а Лизолетта двигалась за мной с волчьей скоростью. И у меня не было никакого оружия. Свеча в тяжёлом подсвечнике… но она в нескольких футах…
Я опять увернулась, пытаясь проскользнуть к платформе и схватить свечу. С лица девушки исчезло всякое подобие нормального человеческого выражения.
– Она требует тебя, – тяжело дышала Лизолетта. – Чтобы она смогла жить снова – смогла жить снова! Древний пообещал это ей. На тебе её платье, в тебе нужная ей кровь, она получит тебя!
Обезумевшая девушка с яростью прыгнула на меня, и я поспешила опять увернуться, но юбка зацепилась за пол. Я чуть не упала, увидела, как опускается нож, и смогла только поднять руку, пытаясь защититься.
Но сталь не дошла до меня. Лизолетта жутко закричала. Ошеломлённая, я подняла голову и увидела, что обе её руки зажаты в железной хватке. Тот, кто её держал, прилагал все свои силы, чтобы справиться с одержимой девушкой. Нож выпал на пол, я бросилась к нему, а полковник удерживал Лизолетту. Её безумные крики заполняли это зловещее место.
Девушка, несмотря на молодость и хрупкость, вырывалась с огромной энергией, как это часто бывает у душевнобольных, и он удерживал её с трудом. Я сунула нож в собственный корсет и встала, держась за каменный столб с головой-черепом. И успела увидеть, как полковник поднял руку и ударил яростно царапавшуюся Лизолетту в подбородок. Голова её резко дёрнулась назад, и девушка обмякла в его руках. Он положил её на пол в ногах этого непристойного изображения и быстро подошёл ко мне.
– Вы не ранены?
Я покачала головой, пытаясь перевести дыхание.
– А что с Лизолеттой? – я еле прохрипела её имя.
Он склонился к потерявшей сознание девушке, проверил пульс у неё на горле.
– Всего лишь без сознания. У меня не было другого способа справиться с нею.
– Знаю, – некоторые сочтут этот удар жестоким, но я понимала его необходимость. Силы как будто оставили меня. Бок сильно болел. Я посмотрела, не задел ли меня нож, чего я могла даже не заметить в эти мгновения смертельного страха. Но на платье не было пятен, хотя оно всё помялось и кое-где порвалось.
– Что нам делать?.. – умудрилась я спросить, несмотря на боль.
Я больше не стояла одна, слабо покачиваясь. Сильная рука обняла меня за плечи, я ощущала тепло и поддержку его тела, такого же непоколебимого, как каменные стены вокруг нас.
