Только она обернулась, чтобы посмотреть вперед, как слева от нее показалось большое круглое отверстие, и струя промозглого воздуха чуть не загасила пламя свечи. Арриэтта быстро заслонила ее ладошкой, Ходили — тоже.
— Здесь проходит труба от раковины, — сказал Спиллер, — и от котла из прачечной.
Им попалось по пути еще не одно отверстие — другие трубы, которые уходили в темноту и поднимались наверх. Там, где они присоединялись к главному водостоку, высились груды самых разнообразных предметов, через которые им приходилось перетаскивать мыльницу. В таких случаях Хомили и Арриэтта выходили из лодки, чтобы ее легче было тянуть. Спиллер знал все эти трубы по названиям домов, от которых они шли, знал, где именно находится каждый дом. Только теперь Арриэтта поняла, насколько широко было поле его деятельности.
— Правда, не во все дома можно попасть, объяснил ей Спиллер. — Я не против, когда у трубы двойной поворот, но при такой трубе в дырке для стока обычно бывает медная решетка или что-нибудь в этом роде.
Один раз он сказал, кивнув на вход в круглую пещеру:
— Холмкрофт, там, наверху… ничего, кроме воды от ванны последнее время.
И действительно, эта труба из блестящего фаянса кремового цвета — Арриэтта заглянула в нее, проплывая мимо, — была гораздо чище всех прочих; после того как они ее миновали, запах спитого чая в воздухе стал куда слабее.
Время от времени они натыкались на торчащие веточки ясеня или остролиста — лодка с трудом их обходила. Арриэтта заметила, что они находятся почти на равных расстояниях друг, от друга.
— Хоть убей, не могу понять, как эти штуки попали в трубу, — раздраженно проговорила Хомили, когда им чуть ли не в пятый раз пришлось, держа в руках свечки, вылезти из мыльницы и стоять по лодыжки в нанесенном сюда мусоре, дожидаясь, пока Под со Спиллером повернут ее в сторону, чтобы провести осторожно мимо ветки.
— Я сам их сюда заколотил, — сказал Спиллер, держа лодку, чтобы им было удобней в нее залезть.
В этом месте водосток стал круче спускаться вниз. Когда Хомили села напротив Арриэтты, мыльница вдруг рванулась вперед, увлекая за собой Спиллера, но хотя он скользил и чуть не падал, ему каким-то чудом удавалось держаться на ногах. Внезапно они уткнулись в завал возле одного из деревьев, поставленных Спиллером на дне трубы, и Арриэтта от неожиданности уронила свечу за борт.
— Так вот они для чего! — воскликнула Хомили, прикрывая чуть не погасшую свечу рукой, чтобы та разгорелась и Арриэтта могла зажечь от нее свою.
Но Спиллер ответил не сразу. Он протолкнул лодку мимо преграды и остановился, чтобы подождать Пода; лишь тогда он сказал:
— Может, и так.
У догнавшего их наконец Пода был усталый вид. Он запыхался и скинул куртку — она болталась у него на плечах.
— Последний кусок пути всегда самый длинный, — сказал он.
— Может, хочешь поехать в мыльнице? — спросила Хомили. — Я выйду, а ты садись.
— Нет, мне лучше идти пешком, — сказал Под.
— Тогда дай мне куртку, — сказала Хомили.
Она сложила все аккуратно у себя на коленях и легонько погладила, словно куртка (подумала Арриэтта, глядя на мать) устала, как Под.
И они снова пустились в путь по бесконечному однообразному коридору между уходящими вдаль круглыми стенами трубы. Вскоре Арриэтта задремала: голова ее упала на колени, и она прижалась к яйцу. В последний миг перед тем, как погрузиться в сон, она почувствовала, что Хомили вынимает свечу из ее разжавшихся пальцев и укрывает ее отцовской курткой.
Когда Арриэтта проснулась, вокруг было все то же: тени и блики, играющие на мокром потолке, узкое бледное лицо идущего рядом Спиллера, неуклюжая, еле видная фигура позади — отец.
Заметив недоумение в ее глазах, Хомили улыбнулась:
— Забыла, где ты? — спросила она.
Арриэтта кивнула. Мать держала по свече в каждой руке; они почти догорели.
— Верно, скоро утро? — спросила Арриэтта. Она еще не совсем проснулась.
— Вполне возможно… — сказала Хомили.
Стены скользили мимо, ничто не нарушало их однообразия, кроме возникающих через равные промежутки утолщений там, где одно колено трубы соединялось с другим. Когда они разговаривали, их голоса гулко разносились по туннелю.
— Я не вижу больше боковых труб, — сказала Арриэтта немного погодя.
Спиллер покачал головой:
— Их больше нет, Холмкрофт — последний дом…
— Но это было сто лет назад… Мы, наверно, скоро будем на месте?
— Уже подходим, — сказал Спиллер.
Арриэтта задрожала и плотнее натянула на плечи отцовскую куртку; ей показалось, что воздух стал более свежим, и, как ни странно, потерял всякий запах. «Невозможно, — подумала она, — мы просто привыкли». Было совершенно тихо, слышалось лишь слабое шуршание дна мыльницы по жиже да хлюпанье под ногами Спиллера и Пода. Но слой жижи, казалось, стал тоньше; время от времени под днищем раздавался хруст, словно лодка шла по песку.
Вдруг Спиллер остановился.
— Тихо, — сказал он.
Все застыли, но единственное, что до них доносилось, это дыхание Пода да мелодичный перезвон капель где-то впереди.
— Пошли дальше, — неожиданно сказала Хомили, прерывая напряженное молчание. — Свеч надолго не хватит.
— Тише! — снова крикнул Спиллер.
И тут они услышали слабый монотонный гул, не более чем колебание воздуха.
— Что бы это могло быть? — спросила Хомили.
— Холмкрофт, что ж еще, — сказал Спиллер. Он стоял, как вкопанный, подняв одну руку, и внимательно прислушивался. — Но кто станет принимать ванну в такое время? — спросил он, оборачиваясь к Поду.
Под покачал головой.
— Уже утро, — сказал он, — наверно, шестой час.
Гул делался все громче, все менее ровным, больше походил на грохот водопада; он приближался все стремительней.
— Спасайтесь! — крикнул Спиллер.
Не выпуская веревки из рук, он повернул мыльницу другим концом вперед и побежал по туннелю. Мыльница с треском неслась позади. Хомили и Арриэтту кидало из стороны в сторону, от стены к стене. Казалось, они вот-вот разобьются. Но, панически боясь остаться в темноте, обе они старались, чтобы свечи не потухли. Свободную руку Хомили протянула Поду, тот успел ухватиться за нее в тот самый миг, когда сзади на него налетели связанные вместе тюки и сбили его с ног. Под упал на тюк, не выпуская руки Хомили, и стремительно заскользил вслед за остальными.
— Лезьте наверх! — крикнул Спиллер из темноты, и они увидели поблескивающие прутья, крепко вколоченные в свод тоннеля.
— Бросьте пожитки! — крикнул тот. — Быстрей наверх!
Каждый из них схватился за прут и, подпрыгнув, плотно прижался к своду. Брошенные свечи, оплывая, лежали в лодке; слышался рев несущейся воды. В неровном свете свечей они увидели первые перламутровые пузыри, а следом — клокочущую серебряную стену, надвигающуюся на них. Один миг — и их захлестнула, не давая вздохнуть, душистая тьма.
Но когда прошли первые секунды, объятая паникой Арриэтта заметила, что она снова может дышать,
