словно оддлинг, словно хасситти. Чужое существо, с которым ничего общего быть не может. И он уже ушел, чтобы оставить свое изображение охранять дорогу в Ялтан. И, конечно, теперь он по ту сторону времени.
Лежа на дне лодки, Кадия вела битву с собой, зная, что победы ей не одержать. Да, раны заживают, но остаются неизгладимые шрамы. Пока она была с ним, эта перемена в ней происходила незаметно. Только когда он упал от удара исчадия Тьмы, когда она решила, что он мертв, только тогда правда открылась ей, а теперь стала лишь яснее и глубже.
Но слабой ее назвать нельзя! Она это доказала. Можно жить и с самыми мучительными воспоминаниями. Пройдет время… Она же вновь там, где время непрерывно движется.
Остальные Хранители, те, что стояли на лестнице, ведущей в сад, плыли в двух других челноках уйзгу впереди. На привалах они не разговаривали с ней и вообще держались особняком. Ей чудилось, что они уже почти удалились в свой вневременной рай. Да она и не искала их общества: даже взглянуть на них было достаточно, чтобы почувствовать все увеличивающуюся стену между ними и жителями болот.
Силы возвращались к Кадии. Она ела все, что предлагала ей целительница, слушала рассказы уйзгу, как их кланы выискивают уцелевших скритеков, которые пробираются назад в свой смрадный край. Наверное, топители потерпели такое сокрушительное поражение, что их еще долго можно будет не опасаться. Но, конечно, разведчики и дозоры будут следить за ними. Кадия не сомневалась, что скритеки всегда будут опасны.
Когда настал час расстаться с лодками, Кадия без труда совершала дневные переходы. К ее тайному облегчению, они не выбрали дорогу Хранителей. Она не хотела вновь увидеть изображение Ламарила — холодный камень, запачканный илом.
Едва они вошли в Ялтан, как Исчезнувшие так ускорили шаг, что все остальные далеко отстали. Они стремительно обогнули бассейн, но Кадия упрямо следовала за ними. Хотя всякая связь между ними и ею порвалась, она чувствовала, что должна присутствовать при завершении чуда, которое ей было дано однажды сотворить.
Они сбросили броню на ступеньки, небрежно, словно больше в ней не нуждались. К ногам Кадии скатился чей-то шлем. Исчезнувшие приняли те же позы, в которых их пробудила золотая пыльца.
И тут… жизнь исчезла из них, словно задули огонек светильника. Вновь перед ней стояли древние статуи, хотя и хранили облик тех, кого она видела живыми еще мгновение назад.
Вокруг нее сновали хасситти, хватая брошенные кольчуги и шлемы, растаскивая их, словно насекомые, отщипывающие кусочки от мертвой твари, пока от нее не останутся одни кости.
Кадия начала медленно подниматься по лестнице. На каждой ступеньке она останавливалась, смотрела налево, направо, стараясь припомнить имена синдонов. Многих она просто не знала — имена, тех, кто с самого начала держался высокомерно.
Пустые глаза вызывали у нее неприязнь, но она заставляла себя вглядываться в каждое изваяние. Да, они вновь исчезли — все до единого, и, конечно, больше не вернутся никогда. Мир, изуродованный их давней страшной войной, возродился иным, чуждым для них. Ей вспомнилась мирная счастливая страна, по ту сторону стены времени. Некогда и Рувенда была такой, но пути в былое нет — как и она не может снова стать той девушкой, которая жила при прежнем дворе ее отца.
Ей предстояло открыть, кто же она теперь. Задача долгая и мучительная, решила Кадия. Она высокомерно объявила трясины своей собственностью и тем самым возложила на себя тяжкое бремя ответственности. Заглянуть в будущее? Ведь Салин обладает такой способностью, пусть и несовершенной. Кадия покачала головой. Нет, попросить об этом ведунью можно лишь при приближении опасности. Пусть каждый новый день приносит свое, а она будет встречать его, как сумеет.
Она вынула меч из ножен. Жизни в нем не было. Веки сомкнулись так плотно, будто и не открывались никогда. Да, это время ее жизни кончилось бесповоротно. Амулет висел у нее на груди, точно красивое украшение. Она увидела внутри черный триллиум — и ни искорки живого огня.
Кадия сняла шлем, положила его на ступеньку, но осталась в кольчуге. Впрочем, хасситти подберут более подходящий наряд для той, что перестала быть воином.
Она прошла между колоннами и медленно, ступенька за ступенькой, спустилась в сад. Сгущались сумерки, между цветов уже плясали искорки насекомых, а благоухание этих цветов становилось все более пряным.
Сжимая меч в обеих руках, Кадия вновь направила шаги к кружку голой земли среди густой травы. Она подняла меч повыше и с силой опустила его сломанным острием вниз. Но отсутствие острия не стало помехой — земля приняла его словно с радостью.
Кадия присела на корточки в ожидании. Появилось слабое сияние. Становясь все ярче, оно окутало меч, скрыло от ее взгляда и лезвие, и рукоять.
Рождался цветок — она видела такой же в ином месте, в иное время. Не черный триллиум, но золотой. Он скрыл в себе меч и чуть покачнулся, словно от легкого ветерка, и посыпался радужный дождь пыльцы.
Кадия благоговейно ахнула. И вся напряглась, потому что ощутила тяжесть на обоих плечах. Чьи-то руки…
Она медленно обернулась и посмотрела вверх. Он стоял позади нее на коленях, но все равно возвышался над ней.
— Ламарил! — ее вдруг пересохшие губы беззвучно прошептали его имя.
Он был без шлема, и она ясно увидела его открытое лицо. Ей стало трудно дышать.
— Но… но ты же вернулся туда, — еле выговорила Кадия.
Он по. качал головой.
— Нам всегда дано выбирать. И я охотно сделал свой выбор. Поток времени не разделит нас, избранница сердца. Взгляни! — он уже заключил ее в объятия, а теперь нежно повернул лицом к Золотому Триллиуму, пустившему крепкие корни. — Вот ответ для нас обоих. Ялтан мертв. Мир, которым он управлял, канул в прошлое, но перед нами на много лет вперед простирается новое. Столько нужно узнать, столько сделать! Вместе!
Ветерок подхватил драгоценную пыльцу триллиума, и она осыпала их. Кадия блаженно вздохнула. К чему заглядывать в будущее, когда ее обнимают эти руки? Но нет! В них же и заключено будущее!
