привязанность. После прихода в Эсткарп что злое ты сделала… или думала, что сделала?
Слушает ли она меня? Держит руки перед лицом, но не прикасается к нему, как будто боится, что у нее не человеческая плоть.
— Ты не принадлежишь злу, Каттея: я никогда не поверю в это! Но если это так, разве то, что ты видишь, твоя внутренняя суть? Это всего лишь иллюзия; мы среди тех, кто постоянно пользуется иллюзиями. Ты чудовище только в этом мире, как и я.
— Но Динзил… — донеслась ее мысль.
— Для Динзила этот мир родной; он сделал себя единым с ним. Он сам сказал мне это. Сказал, что когда ты срастешься с этим миром, не будешь чудовищем лишь частично, то будешь прикована к нему и к его делу. Ты этого хочешь, Каттея?
Она дрожала, дрожь сотрясала громоздкое уродливое тело. Все чаще исчезала голова, и я видел глазные ямы и овальную голову плакальщицы.
— Я чудовище… я затерялась в этом чудовище…
— Ты в маске, навязанной тебе этим миром. Для многих сил прекрасное отвратительно, а отвратительное прекрасно.
Мне показалось, что теперь она прислушивается ко мне. Она медленно спросила:
— Чего ты хочешь от меня? Зачем притягиваешь своими воспоминаниями?
— Идем со мной!
— Куда?
Действительно — куда? Можно снова пересечь равнину, миновать стену из драгоценных камней, пройти мимо того места, где стоит плакальщица. Но что дальше? Смогу ли я найти выход, ведущий из мира Башни в Эскор? Я не был в этом уверен, она почувствовала мою неуверенность и ухватилась за нее.
— Ты говоришь: иди со мной! Но когда я спрашиваю, у тебя нет ответа. И что мы с тобой будем делать, брат? Бродить в этом мире? В нем есть опасности, каких ты и представить не можешь. Не сомневайся: Динзил будет нас искать.
— А где он сейчас?
— Где он сейчас? — насмешливо передразнила она. — Боишься, что он придет сюда и встанет перед тобой? — Неожиданно ее взгляд изменился, и между нами возникла прежняя связь.
— Кемок?
— Да?
— Что случилось с нами, со мной? — Она говорила, как недоумевающий ребенок.
— Мы с тобой в чужом мире, Каттея, и он хочет удержать нас и подчинить себе. Выход есть — ты знаешь его?
Овал, на котором почти исчезли следы нормального лица, медленно повернулся, как будто Каттея смотрит новыми глазами и не может найти разгадку.
— Я пришла сюда…
— Как? — Мне не хотелось слишком нажимать, но если она знает дверь Динзила между мирами и если она не та, через которую прошел я, у нас есть возможность спасения.
— Я думаю… — Рука, все еще человеческая, неуверенно поднесена к голове. — Каттея неуклюже повернулась к завешенной гобеленом стене. — Сюда.
И заковыляла, держа перед собой руки. Взялась за один конец занавеси и потянула. На стене гневно горел пурпурно-красный символ. Он мне не знаком, но его отдаленных потомков я видел и знал, что он представляет собой такую силу, которую я не посмел бы вызвать.
Я почувствовал, как в мыслях моей сестры рождается слово, и не успел возразить. Символ на стене свернулся, как будто высвободилась отвратительная рептилия. Он продолжал вращаться, но я не смотрел на него: мне стало дурно оттого, что Каттея знает это слово. Но вот камень исчез, и только алые линии продолжали вращаться, стекали на пол, образуя лужу расплавленного вещества. Оно начало растекаться.
Я пошел вперед, потащив за собой Каттею, чтобы она не коснулась лужи. Впереди та же пустота, которую я встретил, когда впервые пытался проникнуть в Башню.
— Дверь открыта. — Мысль Каттеи снова стала холодной и уверенной. — Ради всего, что связывало нас в прошлом, будь свободен, Кемок, и уходи!
Рука, обернутая заколдованным Орсией шарфом, схватла ее за плечи, прежде чем она смогла увернуться. Держа другой руке меч, я бросился вперед, используя тяжесть тела, чтобы увлечь за собой сестру. Думаю, она была слишком удивлена, чтобы сопротивляться. Возможно, это не дверь Динзила, но в тот момент я видел в ней единственную надежду для нас обоих.
Падение… падение… Падая, я выпустил Каттею, и моей последней мыслью было то, что она падает со мной.
И снова я очнулся, чувствуя боль и пустоту в голове. Но заметил, что никаких вспышек нет, меня окружают темнота и холодные стены. Я решил, что какой-то хитростью Динзил снова заключил меня в темницу. Меч… где мой меч?
Лежа на твердом камне, я поднял голову и огляделся. И увидел свечение за лапой. Лапа? Итак, я не свободен от того мира? И на меня огромной тяжестью обрушилось разочарование.
Но… я напряженно пытался выше поднять голову… лапа находится на конце руки, обычной человеческой руки! Я хорошо помню этот шрам; помню битву, в которой получил его.
Я опустил взгляд, чтобы осмотреть тело. Но это больше не тело жабы; обрывки человеческой одежды покрывают его, от пояса вниз. Но лапы… я не решался прикоснуться к лицу этими уродливыми выростами, как будто их уродливость может въесться в меня. Однако мне нужно знать, по-прежнему ли у меня на плечах жабья голова.
За мной в темноте что-то шевельнулось. На четвереньках, таща за собой меч, я пополз, чтобы посмотреть, что это.
Человеческое тело, в оборванной одежде жителей Долины. Тело женское. На конце стройных рук лапы, еще более, уродливые и бесформенные, чем мои. Над плечами овальная, лишенная черт лица голова с двумя глубокими глазницами. При моем приближении голова повернулась, ямы уставились на меня, как будто в их глубине действительно органы зрения.
— Каттея! — Я протянул к ней лапы, но она опять увернулась от меня. Только положила одну лапу рядом с моей, как бы подчеркивая их уродливость. Потом закрыла лапами голову.
Не знаю, что меня побудило, но я протянул Каттее шарф. Он больше не был светлой полоской, снова стал обыкновенным шелковым шарфом.
Лапа протянулась вперед, выхватила шарф, обернула вокруг головы, оставив лишь маленькое отверстие для зрения.
Тем временем я осмотрелся. Мы либо в Башне, основание которой в Эскоре, либо в ее двойнике. Сидим на полу возле крутой лестницы. Дверь, ведущая в иные миры, закрыта, но чем скорей мы отсюда уберемся, тем лучше. Я повернулся к сестре.
— Идем…
— Куда? — мысленно спросила она. — Где мне найти место, чтобы спрятать свое уродство?
Я почувствовал страх: может быть, ее ужас оправдан? Те, кто возвращается из мира Динзила, навсегда уносят с собой свои искажения; мы пользовались силой света, но, может быть. Тень исказила эту силу.
— Идем…
Я помог ей встать, и мы спустились по этой крутой лестнице и оказались в коридоре кургана. Снова на мече вспыхнули красные руны, я внимательно наблюдал за ними. Но по-прежнему держал Каттею лапой, увлекая ее за собой. Она молча шла за мной, как будто ей было все равно, куда идти и чего ждать.
Нас встретил сумрачный день и унылый тяжелый дождь. Я думал, как отыскать путь назад, к тому месту, где осталась Орсия. Часть пути можно проделать по этой дороге с колеями.
Сознание Каттеи было для меня закрыто, хотя я пытался заинтересовать ее бегством. Она шла тупо, окружив себя барьером, который я не мог преодолеть. Я продолжал поглядывать на меч, хотя после выхода из кургана руны остыли и не вспыхивали снова, когда мы миновали долину и поднялись на противоположный склон.
