– Не знаю, где он пропадает, мистер Гашфорд. Я думал, что он уже воротился. Неужто сегодня опять на работу?
– Кому же знать это, как не вам? – возразил секретарь. – Я ничего вам не указываю, Деннис. Вы сами себе хозяин и за свои дела ни перед кем не в ответе – разве что иной раз перед законом, не так ли?
Деннис, сперва изрядно сбитый с толку хладнокровным и естественным тоном секретаря, сразу насторожился при этом намеке на его профессиональные обязанности, и, указав на Барнеби, покачал головой и нахмурился.
– Tсc! – воскликнул вдруг Барнеби.
– На этот счет вы лучше помалкивайте, мистер Гашфорд, – сказал палач вполголоса. – Вы постоянно забываете… У людей есть предрассудки… Что такое, Барнеби, дружок? Что ты там услышал?
– Идет! – ответил Барнеби. – Слышите теперь? Это он. Я хорошо знаю его шаги, и шаги его пса тоже. Бум-бум, топ-топ-топ – идут оба! Ха-ха-ха, вот и они! – крикнул он радостно и обеими руками стал пожимать руку Хью, потом любовно похлопал его по спине, как будто этот грубый дикарь был милейшим из людей. – Вот он, живехонек и цел! Как я рад, что он вернулся!
– Ей-ей, ни один разумный человек никогда не встречал меня так горячо, как он, – сказал Хью, отвечая на пожатие Барнеби с какой-то свирепой нежностью, столь необычной для него. – Как поживаешь, дружище?
– Отлично! – воскликнул Барнеби, размахивая шляпой. – Ха-ха-ха! И превесело, Хью! Готов на все ради нашего святого дела, ради справедливости и нашего доброго, ласкового лорда, которого так обижают, – ведь верно, Хью?
– Как же! – отозвался Хью, выпустив руку Барнеби. Выражение его лица изменилось, и одно мгновение он молча смотрел на Гашфорда, затем сказал:
– Здравствуйте, сэр!
– Здравствуйте, – ответил секретарь, поглаживая ногу. – Желаю здравствовать много дней, много лет… Вам, я вижу, очень жарко?
– И вам было бы жарко, хозяин, если бы вы бежали так, как я, – отвечал Хью, утирая потное лицо.
– Значит, вам уже известна новость? Я так и думал, что вы услышите ее в городе.
– Новость? Какая новость?
– Не знаете? – удивленно поднимая брови, воскликнул Гашфорд. – Да неужели? Ах, боже мой! Значит, придется-таки мне первому сообщить об оказанной вам чести. Видите – королевский герб? – Он с усмешечкой достал из кармана какую-то длинную бумагу и развернул ее перед глазами Хью.
– Ну, и что же? – сказал Хью. – Я-то тут при чем?
– Очень даже при чем. Прочтите!
– Я вам давно, еще в первый день сказал, что не умею читать, – возразил Хью сердито. – Что тут написано? Какого черта…
– Это – объявление Тайного Совета[74] от сегодняшнего числа, – пояснил Гашфорд. – В нем обещают пятьсот фунтов (а пятьсот фунтов – большие деньги и, значит, великое искушение для некоторых) тому, кто укажет хотя бы одного наиболее деятельного участника разгрома церквей в субботу вечером.
– И больше ничего? – сказал Хью равнодушно. – Это мне известно.
– Действительно, как я не сообразил, что вам это известно? – Гашфорд все с той же улыбкой сложил бумагу. – Наверное, ваш друг сообщил вам об этом? Ну, разумеется, он и сообщил?
– Мой друг? – с запинкой переспросил Хью, тщетно пытаясь изобразить удивление. – Какой такой друг?
– Та-та-та-что же, вы думаете, я не знаю, у кого вы сегодня были? – ответил Гашфорд, хитро прищурившись и то потирая руки, то похлопывая одной о другую. – Каким же дураком вы меня считаете! Назвать его?
– Не надо! – Хью бросил быстрый взгляд в сторону Денниса.
– Он, конечно, рассказал вам и о том, – помолчав, продолжал секретарь, – что арестованных бунтовщиков – бедняги! – будут судить. Против них имели смелость выступить очень энергичные и опасные свидетели. Между прочим, – Гашфорд сжал зубы, словно с трудом удерживая просившееся на язык резкое слово, и процедил очень медленно, – между прочим, и один католик, видевший то, что творилось на Уорвик-стрит. Его фамилия Хардейл.
Хью хотел остановить Гашфорда, но не успел. Слово было произнесено, и, услыхав его, Барнеби быстро обернулся.
– На пост, на пост, мой храбрый Барнеби! – крикнул Хью как можно суровее и решительно сунул Барнеби в руки древко со знаменем, стоявшее у стены. – Становись в караул немедленно, потому что мы уже отправляемся. Вставай, Деннис, собирайся!.. Да смотри, Барнеби, чтобы никто не трогал соломы на моей постели – ты же знаешь, что лежит под нею! Ну, сэр, говорите скорее, что хотели сказать, потому что крошка-капитан со всей компанией уже ждут нас в поле. Дело не терпит! Живее!
Барнеби не мог остаться равнодушным к такой суматохе и спешке. Выражение изумления и гнева, мелькнувшее в его лице, когда он услыхал слова Гашфорда, уже исчезло, и слова эти улетучились из его памяти, как след дыхания с поверхности зеркала. Схватив знамя, сунутое ему Хью, он гордо занял свой пост снаружи, откуда уже не мог слышать разговора в сарае.
– Вы чуть не испортили нам все дело, сэр, – сказал Хью. – От вас я этого не ожидал!
– Да кто же мог думать, что он так сообразителен! – оправдывался Гашфорд.
– Иногда у него башка работает еще быстрее, чем руки, не хуже, чем у нас с вами, – сказал Хью. – Ну, Деннис, пора, они нас ждут, и я пришел за тобой. Подай-ка мою палку и ремень… Вот так… Помогите, пожалуйста, сэр, перекиньте эту штуку мне через плечо и застегните ее сзади!
– Легок на подъем, как всегда! – сказал секретарь, исполняя его просьбу.
– Сейчас иначе нельзя, дело не терпит.
– Разве? – бросил Гашфорд с таким раздражающе-невинным видом, что Хью смерил его через плечо злым взглядом и сказал:
– А вы будто не знаете? Вы лучше всех знаете, что первым делом надо проучить хорошенько этих свидетелей и так припугнуть всех остальных, чтобы у них пропала охота доносить на нас или на кого другого из нашего Союза.
– Есть у нас с вами один общий знакомый, который знает это не хуже нас, – заметил Гашфорд с многозначительной улыбкой.
– Если вы имеете в виду того же, кого и я, – вполголоса отозвался Хью, – так скажу вам, он обо всем узнает так быстро, как будто он… – тут Хью замолчал и оглянулся, словно желая убедиться, что этот человек его не услышит, – как будто он – сам сатана… Ну, застегнули, сэр? Как вы копаетесь!
– Готово, теперь не расстегнется, – промолвил Гашфорд, вставая. – А как вам кажется, ваш друг одобряет сегодняшнюю небольшую экспедицию? Ха-ха-ха! Очень удачно, что она совпала с вашим решением проучить доносчиков, так как она непременно должна состояться… Отправляетесь, значит?
– Отправляемся, сэр. Хотите сказать нам еще что-нибудь на прощанье?
– Ах, боже мой, ничего, – ответил Гашфорд медовым голосом. – Ровно ничего.
– Наверное? – Хью подтолкнул локтем ухмылявшегося Денниса.
– Так-таки ничего, а, мистер Гашфорд? – хихикая, спросил и палач.
Гашфорд помедлил с минуту (осторожность боролась в нем со злобой), затем стал между ними и, положив одну руку на плечо Хью, а другую – Деннису, сдавленным шепотом сказал:
– Не забывайте, друзья, нашего разговора об этом человеке той ночью у вас дома, Деннис. Впрочем, я уверен, что не забудете. Никакой пощады, никакого милосердия – не оставьте там камня на камне. Знаете поговорку: огонь – хороший слуга, но плохой хозяин. Так пусть же в его доме огонь станет хозяином, – так ему и надо! Я уверен, что вы будете действовать решительно. Помните, он жаждет вашей гибели и гибели ваших храбрых товарищей. Докажите сегодня, что вы – верные и стойкие члены нашего Союза. Докажете, Деннис? И вы, Хью?
Оба посмотрели на него, переглянулись, затем с громким смехом взмахнули своими дубинами, пожали руку секретарю и выбежали из сарая.
Выждав несколько минут, пошел за ними следом и Гашфорд. Хью и Деннис были еще видны, они
