– Ну, что я вам говорил? – обрадовался Соломон. Это так же очевидно, как то, что у Паркса есть нос (тут мистер Паркс, у которого был большой нос, потер его, явно приняв это замечание за обидный намек). – Они будут драться в комнате наверху. Кто читает газеты, тот знает, что теперь знатные господа сплошь и рядом дерутся в кофейнях, без секундантов. Да, один из двух будет сегодня ранен, а может, и убит в этом доме!
– Так вы думаете, что Барнеби носил в Уоррен вызов? – спросил Джон.
– Держу пари на целую гинею, что в письме был вызов и клочок бумаги с указанием размеров шпаги, ответил Соломон. – Характер мистера Хардейла нам известен. И вспомните слова Барнеби насчет того, какое у него было лицо, когда он читал письмо, – вы сами нам это рассказали. Можете не сомневаться, что я прав. Так что будьте начеку!
Никогда еще «флип» не имел такого чудесного вкуса, а табак, обыкновенный английский табак, – такого аромата. Дуэль в большой комнате наверху, и лучшая в доме кровать, заказанная заранее для раненого!
– Интересно, какая будет дуэль, на шпагах или пистолетах? – сказал Джон.
– Бог их знает. Может, и на тех и на других, отозвался Соломон. – Все знатные господа носят шпаги, а очень возможно, что у них и пистолеты в карманах, наверняка даже! Будут стреляться, а если промахнутся, то вытащат шпаги из ножен и начнут ими работать вовсю. Мистер Уиллет насупился было при мысли о разбитых окнах и испорченной мебели, но, рассудив, что один-то из дуэлянтов во всяком случае останется в живых и возместит ему убытки, он опять повеселел.
– А потом, – продолжал Соломон, поглядывая то на одного, то на другого, – потом на полу останется пятно, которое ничем не выведешь. Если победителем окажется мистер Хардейл, пятно будет прочное, не сомневайтесь, а если мистера Хардейла одолеют, то оно будет еще прочнее пожалуй, потому что живым он не сдастся уж мы-то его знаем.
– Еще бы! – в один голос подтвердили остальные.
– А вывести такое пятно, – продолжал Соломон, никак невозможно, знаете, как старались это сделать в одном известном всем нам доме?
– В Уоррене? – воскликнул Джон. – Неужели?
– Да, именно там. Об этом мало кто знает, хотя в деревне и ходили разные толки… Понимаете, половицу строгали, строгали, – ничего не помогало. Скоблили очень глубоко, но пятно уходило еще глубже. Настлали, наконец, новые половицы, но одно большое пятно прошло насквозь и выступило на прежнем месте. И тогда – слушайте внимательно, придвиньтесь ближе! – мистер Джефри перенес свой кабинет в эту самую комнату и, говорят, всегда садится так, чтобы пятно приходилось у него под ногой. Он долго и много думал и, наконец, решил, что это пятно не исчезнет, пока он не отыщет убийцу.
Как раз когда Соломон окончил свой рассказ и все придвинулись ближе к огню, с дороги в комнату донесся конский топот.
– Это он! – воскликнул Джон и вскочил с места. Хью! Эй, Хью!
Хью проснулся и, сонно пошатываясь, вышел вслед за хозяином. Джон скоро вернулся в комнату, с величайшей предупредительностью (ведь он был арендатором мистера Хардейла) пропуская вперед долгожданного гостя. Тот вошел, звеня шпорами, и, окинув зорким взглядом компанию у камина, приподнял шляпу в ответ на их низкие и почтительные поклоны.
– Уиллет, у вас тут есть приезжий, который посылал ко мне Барнеби. Где он? – сказал он глухо, обычным своим суровым тоном.
– В большой комнате наверху, сэр, – ответил Джон.
– Так проводите меня туда, на лестнице у вас темно. Покойной ночи, джентльмены.
Сделав Джону знак идти вперед, он вышел и стал подниматься по лестнице, а старый Джон светил ему, от волнения спотыкаясь на каждом шагу и старательно освещая все, что угодно, только не дорогу.
– Стойте! – сказал мистер Хардейл, когда они дошли до верхней площадки. – Я сам доложу о себе. Можете идти.
Он вошел и с треском захлопнул за собой дверь. Мистер Уиллет вовсе не собирался стоять тут в одиночестве и подслушивать, тем более что стены были слишком толстые. Он сошел вниз гораздо проворнее, чем поднимался, и подсел к своим приятелям.
Глава двенадцатая
В парадной комнате «Майского Древа» минуту-другую царило молчание. Мистер Хардейл проверил, плотно ли закрыта дверь, и, пройдя через погруженную в полумрак комнату к камину, где экраном отгорожено было теплое и ярко освещенное местечко, без единого слова остановился перед улыбающимся мистером Честером.
Если тайные мысли этих двух человек были столь же различны, как их внешность и манеры, то свидание не обещало быть мирным и приятным. Между ними не было большой разницы в летах, но трудно было встретить двух столь непохожих друг на друга людей. Один – сладкоречивый, изысканно-элегантный, сухощавый, хрупкого сложения, другой – крепкий, коренастый и широкоплечий, небрежно одетый, с резкими грубоватыми манерами, всегда суровый (а сейчас и тон и выражение лица у него были прямо-таки враждебные.) Один все время безмятежно и миролюбиво улыбался, другой недоверчиво хмурился. Мистер Хардейл старался подчеркнуть свою неприязнь и сильнейшее недоверие к человеку, на зов которого он сюда приехал. А тот, видимо, сознавал свое внешнее превосходство, и сознание это доставляло ему тайную радость, придавало еще больше непринужденной уверенности в себе.
– А, Хардейл, – сказал он без малейшего признака смущения или холодности, – очень рад вас видеть.
– Оставим любезности, при наших отношениях они неуместны, – мистер Хардейл нетерпеливо отмахнулся от него. – Говорите прямо, что вам нужно. Вы меня звали – я приехал. Зачем понадобилась эта встреча?
– Все та же прямолинейность и стойкость! Вы, я вижу, не переменились.
– Да, я все тот же, нравится вам это или нет, – отрезал мистер Хардейл. Он стоял, облокотившись на каминную полку и презрительно глядя на сидевшего в кресле мистера Честера. – И память ни на волосок мне не изменила, я сохранил все свои симпатии и антипатии. Вы просили меня приехать. Повторяю – я здесь.
– Надеюсь, разговор будет мирный, Хардейл? сказал мистер Честер, улыбнувшись при виде сердитого жеста собеседника (который – быть может бессознательно – схватился за шпагу) и постукивая пальцем по своей табакерке.
– Я пришел сюда по вашей просьбе, считая своей обязанностью встретиться с вами, где и когда бы вы ни пожелали. Но я пришел не для того, чтобы обмениваться любезностями и переливать из пустого в порожнее. Вы, сэр, – светский человек, и язык у вас хорошо подвешен, где мне с вами тягаться! Смею вас уверить, мистер Честер, что вы – последний человек, с которым я решился бы состязаться в сладких любезностях и притворстве: таким оружием я не владею, да у вас, я думаю, вряд ли найдутся соперники в этом искусстве.
– Вы мне льстите, Хардейл, – возразил мистер Честер самым невозмутимым тоном. – Благодарю вас за такое высокое мнение обо мне. Я хочу говорить с вами откровенно…
– Простите, как вы сказали?
– Откровенно, прямо, совершенно чистосердечно. Ибо… – Ого! – Мистер Хардейл тяжело перевел дух.
– Ну, что ж, не буду перебивать вас.
– Да, я это твердо решил, – сказал мистер Честер, с удовольствием потягивая вино. – И никак не хочу с вами ссориться. Что бы вы ни говорили, у меня не вырвется ни одного резкого необдуманного слова.
– Вот и тут преимущество на вашей стороне, – заметил мистер Хардейл. – Ваше самообладание…
– Никогда мне не изменяет, пока оно мне выгодно, это вы хотели сказать? – прервал его мистер Честер все так же благодушно. – Что ж! Допустим! В частности, сейчас оно мне необходимо. Это и в ваших интересах тоже, ибо у нас с вами, я уверен, одна цель. Так давайте же добиваться этой цели, как разумные люди, мы давно уже не мальчики. Не выпьете ли чего-нибудь?
– Я пью только с друзьями, – был ответ. – Так, может, вы не откажетесь хотя бы присесть? – Я буду стоять, – нетерпеливо возразил мистер Хардейл. – Да, буду стоять у этого разрушенного убогого очага и, в
