Миссис Радж со всей настойчивостью, порожденной страхом, пыталась отговорить его от этого намерения, но все ее усилия были тщетны. Барнеби нагнулся, чтобы застегнуть пряжку на башмаке, и в эту минуту из быстро проезжавшей мимо кареты раздался голос, приказывавший кучеру остановиться.
– Эй, молодой человек! – окликнул Барнеби тот же голос.
– Кто меня зовет? – спросил Барнеби, подняв глаза.
– Есть у вас такое украшение? – Незнакомец протянул ему синюю кокарду.
– Ради бога, не надо, умоляю вас, не давайте ему этого! – воскликнула вдова.
– Не отвечайте за него, женщина! – сухо сказал человек в карете. – Пусть юноша решает сам, он достаточно взрослый и нечего ему цепляться за ваш фартук. Он и без вас знает, хочет он носить кокарду честного англичанина или нет.
Барнеби, дрожа от нетерпения, чуть не в десятый раз закричал: «Да, да, хочу!» Незнакомец бросил ему кокарду, крикнул: «Бегите на Сент-Джордж-Филдс» – и, велев кучеру ехать поскорее, укатил.
В то время как Барнеби дрожащими от волнения руками прикреплял на шляпу новое украшение и, стараясь получше его приладить, торопливо отвечал что-то на мольбы плачущей матери, по другой стороне улицы проходили двое мужчин. Заметив мать и сына и видя, чем занят Барнеби, они остановились, пошептались и, перейдя улицу, подошли к миссис Радж.
– Чего вы тут сидите? – сказал один из них, мужчина с длинными прямыми волосами, в простой черной одежде и с массивной тростью в руке. – Почему не пошли со всеми?
– Сейчас иду, сэр, – ответил Барнеби. Он уже прикрепил кокарду и с гордостью надел шляпу. – Мигом добегу туда.
– Надо говорить не «сэр», а «милорд», когда имеешь честь беседовать с его светлостью, – поправил его второй джентльмен. – Если вы, молодой человек, с первого взгляда не узнали лорда Джорджа Гордона, так пора хоть сейчас узнать его.
– Ну, ну, Гашфорд, – промолвил лорд Джордж в то время, как Барнеби, сорвав с головы шляпу, отвешивал ему низкий поклон. – Стоит ли говорить о таких пустяках сегодня, в великий день, который все англичане будут вспоминать с восторгом и гордостью. Надень шляпу, друг, и ступай следом за нами, потому что ты опаздываешь. Уже одиннадцатый час. Разве тебе неизвестно, что сбор назначен к десяти?
Барнеби отрицательно замотал головой, переводя блуждающий взгляд с одного на другого.
– А следовало бы знать это, – заметил Гашфорд. – Ведь было ясно сказано, что в десять. Как же это вы не знаете?
– Он ничего не знает, сэр, – вмешалась миссис Радж, – бесполезно и спрашивать его. Мы только сегодня утром приехали сюда издалека.
– Наше дело пустило, видно, глубокие корни и распространилось широко, – сказал лорд Джордж своему секретарю. – Возблагодарим бога за эту радостную весть!
– Аминь, – подхватил Гашфорд с торжественной серьезностью.
– Вы не так меня поняли, милорд, – сказала вдова. – Простите, но вы жестоко ошибаетесь. Мы ничего не знаем обо всех здешних делах. И не желаем и не имеем права участвовать в том, что вы затеяли. Мой бедный сын – слабоумный. Он мне дороже жизни. Ради всего святого, милорд, идите своей дорогой без него, не вовлекайте его в опасное дело.
– Милая моя, как вы можете говорить подобные вещи! – возмутился Гашфорд. – О какой опасности вы толкуете? Что же, по-вашему, милорд – лев рыкающий, который бродит вокруг, ища кого бы растерзать? О, господи!
– Нет, нет, милорд, простите, – взмолилась вдова, прижав обе руки к груди и от волнения едва сознавая, что делает и говорит. – Но я недаром умоляю вас внять моей горячей материнской просьбе и не уводить от меня сына. О, не делайте этого! Он не в своем уме, да, да, милорд, верьте мне!
– Вот какова испорченность нашего века! – сказал лорд Джордж, отпрянув от протянутых к нему рук и густо краснея. – Тех, кто стремится к правде и стоит за святое дело, уже объявляют сумасшедшими. И у вас хватает духу говорить так о родном сыне! Какая же вы после этого мать?
– Вы меня поражаете, – подхватил Гашфорд с кроткой укоризной. – Какой печальный пример развращенности!
– Он вовсе не похож на… – начал лорд Джордж, взглянув на Барнеби, и докончил шепотом на ухо секретарю: – …на помешанного. Как по-вашему? И если даже это правда, не следует каждую пустячную странность объявлять безумием. Если бы это стало правилом, кто из нас… – тут лорд снова покраснел, – мог бы избегнуть такого клейма?
– Никто, – согласился секретарь. – Чем больше рвения, способностей и верности делу проявлял бы человек, чем громче звучал бы в нем глас божий, тем больше все были бы уверены в его безумии. А что касается этого юноши, милорд, – добавил Гашфорд и, кривя губы, бросил взгляд на Барнеби, который стоял перед ними, вертя шляпу в руках и украдкой, знаками приглашал их идти поскорее, – так у него, по-моему, здравого смысла и силы воли не меньше, чем у всех, кого я знаю.
– Значит, ты хочешь стать членом нашего великого Союза? – обратился лорд Джордж к Барнеби. – И уже собирался это сделать?
– Да, да, – подтвердил Барнеби, и глаза его ярко заблестели. – Конечно, хочу! Я только что говорил ей это.
– Ага, я так и думал, – отозвался лорд Джордж, неодобрительно посмотрев на несчастную мать. – Тогда иди с нами, и твое желание исполнится.
Барнеби с нежностью поцеловал мать в щеку и, наказав ей быть веселой, так как теперь их ждет счастливая жизнь, пошел за лордом и его секретарем. А она, бедняжка, следовала за ними – трудно описать, как печально и тревожно было у нее на душе.
Они быстро прошли по Бридж-роуд, где все лавки были закрыты (ибо торговцы, увидев валившую мимо толпу, испугались за целость своих товаров и, полагая, что толпа будет возвращаться обратно той же дорогой, поспешили запереть двери), а в верхних этажах жильцы теснились у окон и смотрели вниз. На лицах этих людей выражались различные чувства: у кого – страх, у кого – любопытство, нетерпеливое ожидание или негодование. Одни аплодировали, другие свистели. Но лорд Джордж, не обращая ни на что внимания, все ускорял шаг, так как издали уже слышался гул громадной толпы, отдававшийся в его ушах, как рев прибоя. И, наконец, они пришли на Сент-Джордж-Филдс.
В те времена это было еще поле, обширное поле, и тут-то сейчас собралось несметное множество людей со знаменами различного вида и размеров, но одного цвета – синего, как и кокарды. Одни отряды в боевом порядке маршировали взад и вперед, другие стояли, построившись в каре или шеренги. Большинство маршировавших и стоявших на месте пели гимны или псалмы. Кто бы это ни придумал, мысль была хороша: хор тысяч голосов, сливавшихся в воздухе, не мог не волновать сердца энтузиастов, хотя бы и заблуждающихся.
На аванпостах всей этой громадной армии стояли дозорные, которые должны были сообщить о прибытии вождя. Как только они прибежали с этой вестью, она быстро облетела всех, и на несколько мгновений огромная толпа замерла в такой неподвижности, что стоило ветерку зашевелить где-нибудь одно из знамен, как это тотчас бросалось в глаза и приковывало внимание. Затем раздался громовой клич, за ним – другой, третий, они раскалывали и колебали воздух, как пушечные залпы.
– Гашфорд! – воскликнул лорд Джордж, крепко сжав руку секретаря; его голос и внезапная перемена в лице выдавали сильное волнение. – Гашфорд, вот теперь я знаю, чувствую, что бог возложил на меня великую миссию! Я – вождь всего этого великого воинства. Пусть бы они сейчас единодушно потребовали, чтобы я повел их на смерть, – я сделал бы это. Да, повел бы их и первым пал бы в бою.
– Какое замечательное зрелище! – сказал секретарь. – Сегодня великий день для Англии и для нашего святого дела во всем мире. Примите же, милорд, тот знак почтения, какой я, ничтожный, но смиренно преданный нам человек, могу…
– Что вы делаете! – крикнул лорд Джордж, хватая за обе руки секретаря, который сделал вид, будто хочет стать перед ним на колени. – Дорогой Гашфорд, не расстраивайте меня, иначе я не смогу выполнить священную обязанность, предстоящую мне в этот торжественный день. – Бедный лорд говорил это со слезами на глазах. – Пойдемте же к ним, нам еще надо найти в каком-нибудь отряде место для нашего новобранца. Давайте руку!
Гашфорд вложил свою холодную предательскую руку в руку лорда, и так они, в сопровождении Барнеби
