- Что с тобой? - спрашивает Баккет шепотом.
- Она! - вскрикивает Джо,
- Кто?
- Леди!
В середине комнаты, там, куда падает свет, стоит женщина под густой вуалью. Неподвижная, безмолвная. Она стоит, окаменев, как статуя, лицом к вошедшим, но как будто не замечает их.
- Теперь скажи мне, - громко спрашивает Баккет, - откуда ты взял, что это та самая леди?
- А вуаль-то, - отвечает Джо, пристально вглядываясь в нее, - а шляпа, а платье... узнал сразу.
- Смотри, не ошибись, Тупица, - предостерегает Баккет, внимательно наблюдая за мальчиком. - Взгляни-ка еще разок!
- Да я и так во все глаза гляжу, - говорит Джо, уставившись на женщину, - и вуаль та же, и шляпа, и платье.
- Ты мне говорил про кольца, а где же они? - спрашивает Баккет.
- Они у ней прямо сверкали, вот тут, - отвечает Джо, потирая пальцами левой руки суставы правой и не отрывая глаз от женщины.
Женщина снимает перчатку и показывает ему правую руку.
- Ну, что ты на это скажешь? - спрашивает Баккет.
Джо качает головой.
- У этой кольца совсем не такие, как те. И рука не такая.
- Что ты мелешь? - говорит Баккет, хотя он, как видно, доволен и даже очень доволен.
- Та рука была куда белей, и куда мягче, и куда меньше, - объясняет Джо.
- Толкуй там... ты еще, чего доброго, скажешь, что я сам себе родная мать, - говорит мистер Баккет. - А ты запомнил голос той леди?
- Как не запомнить, - отвечает Джо.
Тут в разговор вступает женщина:
- Похож ее голос на мой? Я буду говорить сколько хочешь, если ты не сразу можешь сказать. Тот голос хоть сколько-нибудь похож на мой голос?
Джо с ужасом смотрит на мистера Баккета.
- Ни капельки!
- Так почему же, - вопрошает этот достойный джентльмен, указывая на женщину, - ты сказал, что это та самая леди?
- А вот почему, - отвечает Джо, в замешательстве тараща глаза, но ничуть не колеблясь, - потому что на ней та самая вуаль, и шляпа, и платье. Это она и не она. Рука не ее, и кольца не ее, и голос не ее. А вуаль, и шляпа, и платье ее, и так же на ней сидят, как на той, и росту она такого же, и она дала мне соверен, а сама улизнула.
- Ну, - говорит мистер Баккет небрежным тоном, - от тебя нам проку немного. Но все равно, вот тебе пять шиллингов. Трать их поразумнее да смотри не влипни в какую-нибудь историю.
Баккет незаметно перекладывает монеты из одной руки в другую, как фишки, - такая уж у него привычка, ибо деньгами он пользуется главным образом, когда играет в подобные 'игры', требующие ловкости, - кучкой кладет их мальчику на ладонь и выводит его за дверь, покидая мистера Снегсби, которому очень не по себе в этой таинственной обстановке, наедине с женщиной под вуалью. Но вот мистер Талкингхорн входит в комнату, и вуаль приподнимается, а из-под нее выглядывает довольно красивое, но чересчур выразительное лицо горничной француженки.
- Благодарю вас, мадемуазель Ортанз, - говорит мистер Талкингхорн, как всегда бесстрастно. - Я вызвал вас, чтобы решить один незначительный спор пари, - и больше не стану вас беспокоить.
- Окажите мне милость, не забудьте, что я теперь без места, сэр, говорит мадемуазель.
- Разумеется, разумеется!
- И вы соизволите дать мне вашу ценную рекомендацию?
- Всенепременно, мадемуазель Ортанз.
- Одно словечко мистера Талкингхорна - это такая сила!
- Словечко за вас замолвят, мадемуазель.
- Примите уверение в моей преданной благодарности, уважаемый сэр.
- До свидания.
Мадемуазель, от природы одаренная безукоризненными манерами, направляется к выходу с видом светской дамы, а мистер Баккет, для которого при случае так же естественно исполнять обязанности церемониймейстера, как и всякие другие обязанности, не без галантности провожает ее вниз по лестнице.
- Ну, как, Баккет? - спрашивает мистер Талкингхорн, когда тот возвращается.
- Все ясно и все объяснилось так, как я сам объяснял, сэр. Нет сомнений, что в тот раз была другая женщина, но она надела платье этой. Мальчишка точно описал цвет платья и все прочее... Мистер Снегсби, я обещал вам, как честный человек, что его отпустят с миром. Так и сделали, не правда ли?
- Вы сдержали свое слово, сэр, - отвечает торговец, - и, если я вам больше не нужен, мистер Талкингхорн, мне думается... поскольку моя женушка будет волноваться...
- Благодарю вас, Снегсби, вы нам больше не нужны, - говорит мистер Талкингхорн. - А я перед вами в долгу за беспокойство.
- Что вы, сэр. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
- Вы знаете, мистер Снегсби, - говорит мистер Баккет, провожая его до двери и беспрестанно пожимая ему руку, - что именно мне в вас нравится: вы такой человек, из которого ничего не выудишь, - вот какой вы. Когда вы поняли, что поступили правильно, вы о своем поступке забываете, - что было, то прошло, и всему конец. Вот что делаете вы.
- Я, конечно, стараюсь это делать, сэр, - отзывается мистер Снегсби.
- Нет, вы не воздаете должного самому себе. Вы не только стараетесь, вы именно так делаете, - говорит мистер Баккет, пожимая ему руку и прощаясь с ним нежнейшим образом. - Вот это я уважаю в человеке вашей профессии.
Мистер Снегсби произносит что-то приличествующее случаю и направляется домой, совсем сбитый с толку событиями этого вечера, - он сомневается в том, что сейчас бодрствует и шагает по улицам, сомневается в реальности улиц, по которым шагает, сомневается в реальности луны, которая сияет над его головой. Однако все эти сомнения скоро рассеиваются неоспоримой реальностью в лице миссис Снегсби, которая уже отправила Гусю в полицейский участок официально заявить о том, что ее супруга похитили, а сама в течение двух последних часов успела пройти все стадии обморока, ничуть не погрешив против самых строгих правил приличия, и теперь ждет не дождется пропавшего, увенчанная целым роем папильоток, торчащих из-под ночного чепца. Но за все это, как с горечью говорит 'женушка', никто ей даже спасибо не скажет!
ГЛАВА XXIII
Повесть Эстер
С удовольствием прогостив у мистера Бойторна шесть недель, мы вернулись домой. Живя у него, мы часто гуляли по парку и в лесу, а проходя мимо сторожки, где однажды укрывались от дождя, почти всегда заглядывали к леснику, чтобы поговорить с его женой; но леди Дедлок мы видели только в церкви, по воскресеньям. В Чесни-Уолде собралось большое общество, и хотя леди Дедлок всегда была окружена красивыми женщинами, ее лицо волновало меня так же, как и в тот день, когда я впервые ее увидела. Даже теперь мне не совсем ясно, было ли оно мне приятно, или неприятно, влекло ли оно меня, или отталкивало. Мне кажется, я восхищалась ею с каким-то страхом, и я хорошо помню, что в ее присутствии мысли мои, как и в первую нашу встречу, неизменно уносились назад, в мое прошлое.
Не раз казалось мне в эти воскресенья, что я так же странно действую на леди Дедлок, как она на меня, то есть мне казалось, что если она приводит меня в смятение, то и я тревожу ее, но как-то по-другому. Однако всякий раз, как я, украдкой бросив на нее взгляд, видела ее по-прежнему такой спокойной, отчужденной и неприступной, я понимала, что подобные догадки - просто моя блажь. Больше того, понимала, что вообще мои переживания, связанные с нею, это какая-то блажь и нелепость, и строго бранила себя за них.
