- Пройдите, пожалуйста, вниз, мистер Баккет, - сказал он. - Леди извинит меня за то, что я веду вас в кухню, - в будни она заменяет нам гостиную. В чулане при кухне обычно спит Гуся; она и сейчас там, бедняжка, и так мучается, просто ужас!
Мы стали спускаться по лестнице, а за нами следовал мистер Снегсби так звали маленького человека, как я скоро узнала. В кухне у огня сидела миссис Снегсби и глаза у нее были очень красные, а лицо очень суровое.
- Крошечка, - начал мистер Снегсби, входя следом за нами, - не лучше ли нам прекратить, - говоря напрямик, дорогая, - прекратить вражду хоть на одну минутку за всю эту длинную ночь? К нам пришли инспектор Баккет, мистер Вудкорт и одна леди.
Миссис Снегсби очень удивилась, да и немудрено, и, оглядев нас всех, бросила особенно недружелюбный взгляд на меня.
- Крошечка, - продолжал мистер Снегсби, присев в самом дальнем углу у двери, словно он считал, что, садясь на стул у себя дома, позволяет себе некоторую вольность, - ты, может быть, спросишь меня, почему инспектор Баккет, мистер Вудкорт и эта леди зашли в переулок Кукс-Корт в такой неурочный час? Не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Если бы мне и сказали, почему, я все равно ничего бы не понял, и лучше пускай не говорят.
Он сидел, опустив голову на руку, и казался таким жалким, а мое появление здесь, очевидно, было столь нежелательным, что я уже хотела извиниться, как вдруг мистер Баккет решил вмешаться.
- Вот что, мистер Снегсби, - начал он, - подите-ка вы сейчас с мистером Вудкортом и позаботьтесь о своей Гусе...
- 'Своей Гусе', мистер Баккет! - воскликнул мистер Снегсби. Продолжайте, сэр, продолжайте в том же духе. Того и гляди, меня заподозрят и в том, что она 'моя'.
- Держите свечу, - продолжал мистер Баккет, не исправив своей оплошности, - или держите девушку и вообще помогайте, когда вас попросят. Вы безусловно будете делать все это охотно, потому что вы человек учтивый и мягкий, сами знаете, и сердце ваше полно сочувствия к ближнему. (Мистер Вудкорт, осмотрите ее, пожалуйста, и если вам удастся найти письмо, отдайте его мне как можно скорее.)
Мистер Вудкорт и мистер Снегсби вышли, а мистер Баккет, ни на минуту не умолкая, заставил меня сесть в углу у камина и снять сырые башмаки, потом повесил их сушиться на каминную решетку.
- Не огорчайтесь, мисс, что миссис Снегсби встретила вас не очень-то приветливо, - проговорил он, - ведь все дело в том, что она давно уже находится в заблуждении. Она это скоро поймет, - что будет не слишком приятно для столь здравомыслящей особы, как она, - ибо я сейчас объясню ей все. - Стоя у камина со своей мокрой шляпой и моими шалями в руках и сам смахивая на ворох мокрого тряпья, он обратился с речью к миссис Снегсби: Первое, что я вам скажу, как замужней женщине, притом одаренной так называемыми чарами, - помните песню: 'Поверьте, когда б эти милые чары...' и так далее? - полно, вы же знаете эту песню, раз ее знают в свете, и зря вы будете мне твердить, что не вращаетесь в светском обществе, - так вот, значит, первое, что я вам скажу, как женщине, одаренной чарами и прелестями, - которые, заметьте, должны бы внушить вам веру в себя, - это то, что вы сами во всем виноваты.
Миссис Снегсби испуганно посмотрела на него, но немного смягчилась и, запинаясь, спросила, что хочет этим сказать мистер Баккет.
- Что хочет этим сказать мистер Баккет? - повторил он, а я увидела по его лицу, что он, и болтая, все время прислушивался к тому, что делалось за стеной, стараясь угадать, нашлось ли письмо, - увидела и взволновалась, поняв, какое большое значение оно имеет. - Сейчас я вам объясню, что он хочет сказать, сударыня. Пойдите-ка посмотрите спектакль 'Отелло'. Эта трагедия - самая для вас подходящая.
Миссис Снегсби в искреннем недоумении спросила: почему?
- Почему? - повторил мистер Баккет. - А потому, что вы кончите тем же, если не возьмете себя в руки. Да что говорить - ведь в этот самый момент, пока я тут с вами беседую, у вас душа не на месте и в голове вертятся всякие мысли насчет этой вот молодой леди. А сказать вам, кто она такая? Ну, слушайте: вы, что называется, женщина большого ума, хотя коли на то пошло, душа у вас слишком велика для тела, - так и выпирает, - и вы меня знаете, а также помните, в каком доме вы виделись со мной на днях и о чем шла речь в той компании. Ведь помните? Да! Прекрасно. Так вот, эта молодая леди - та самая, о которой тогда шла речь.
Миссис Снегсби, видимо, поняла его слова лучше, чем я могла их понять в то время.
- А Тупица, иначе говоря Джо, был замешан в этом деле, и только в нем одном; и переписчик, которого вы знали, был тоже замешан в этом деле, но только в нем; и ваш супруг, который разбирался во всем этом не больше, чем ваш прадедушка, был замешан (покойным мистером Талкингхорном, своим лучшим заказчиком) именно в этом деле, и только в нем; и вся эта злобная орава была замешана все в том же самом деле, но только в нем одном. И вот замужняя женщина, столь одаренная прелестями, сама замазывает себе глазки (да еще такие блестящие!) и бьется изящной головкой об стену. Ну, знаете, мне прямо стыдно за вас! (Пора бы уж мистеру Вудкорту найти письмо.)
Миссис Снегсби покачала головой и приложила платок к глазам.
- Вы думаете, это все? - с жаром продолжал мистер Баккет. - Нет, не все. Смотрите, что вышло. Другая особа, тоже замешанная в этом деле и только в нем одном и попавшая в очень тяжелое положение, приходит сюда нынче вечером, разговаривает с вашей служанкой и передает ей бумагу, за которую я и ста фунтов не пожалел бы отдать. А что делаете вы? Вы прячетесь и подглядываете за ними, а потом налетаете на девчонку - зная, какая у нее болезнь и каким пустяком можно вызвать приступ, - налетаете так неожиданно и с такой яростью, что она, черт подери, валится наземь в припадке, да так и валяется до сих пор, а ведь чья-то человеческая жизнь, быть может, зависит от одного ее слова!
Он говорил все это так внушительно, что я невольно сжала руки, и вся комната закружилась передо мной. Но это сразу же прошло. Вернулся мистер Вудкорт, отдал мистеру Баккету какую-то бумажку и снова ушел.
- Ну, миссис Снегсби, единственное, чем вы можете искупить свою вину, сказал мистер Баккет, быстро бросив взгляд на бумажку, - это оставить меня здесь вдвоем с этой молодой леди - я хочу с ней поговорить. И если вы знаете, как помочь джентльмену, который возится в чулане, или чем можно привести в чувство девушку, да поскорее, действуйте как можно проворней и усердней!
Миссис Снегсби немедленно вышла, а он закрыл за нею дверь.
- Теперь, душа моя, скажите, вы спокойны и вполне владеете собой?
- Вполне, - сказала я.
- Чей это почерк?
Это был почерк моей матери. Несколько строк, написанных карандашом на измятом, надорванном клочке бумаги, покрытом пятнами сырости и наспех сложенном в виде письма на мое имя, адресованного на квартиру опекуна.
- Вы узнали почерк, - сказал мистер Баккет, - и если вы достаточно владеете собой, чтобы прочесть мне вслух это письмо, читайте! Но не пропустите ни слова.
Письмо было написано по частям, в разное время. Вот что я прочла:
'Я пришла сюда, в этот домик, с двумя целями. Во-первых, мне хотелось увидеть еще раз свою любимую, если удастся, - только увидеть; ни говорить с нею, ни дать ей знать, что я близко, я не хотела. Вторая цель - ускользнуть от погони и скрыться навек. Не осуждай той другой матери за ее участие. Она помогла мне, но лишь после моих самых настоятельных уверений, что это - на благо моей любимой. Ты помнишь ее умершего ребенка. Согласие мужчин я купила, но женщина помогла мне, не требуя награды'.
- 'Я пришла сюда'. Значит, она писала это, когда отдыхала у кирпичников, - сказал мой спутник. - Это подтверждает мои выводы. Я оказался прав.
Следующие строки были написаны позже.
'Я прошла длинный путь, бродила много часов и знаю, что скоро умру. Ох, эти улицы! Я хочу лишь одного - смерти. Уходя из дому, я хотела поступить иначе, гораздо хуже; но теперь я избавлена от необходимости добавить этот грех ко всем другим своим грехам! Я замерзла, промокла, выбилась из сил, и этого достаточно, чтобы меня нашли мертвой; но я умру от других причин, хоть и страдаю от всего этого. Все, что было моим оплотом, рухнуло мгновенно, и это справедливо; справедливо и то, что мне суждено умереть от ужаса и угрызений совести'.
