В обличье вепря

— Послушайте, Мемель, я не собираюсь делать вид, что знаю больше, чем то положено среднестатистическому британскому капитану, которого поставили разгребать чужую кашу.

Если вы уверены, что полковнику Ворду нужно знать что-то этакое насчет этого вашего — как его там, Эберхардта? — тогда просто выкладывайте все, что знаете, и все дела.

Тут заговорил Пандазис.

— Полковник Эберхардт был начальником абвера здесь, в Мессолонги. У него была своя агентурная сеть, и за часть карательных акций к северу от Карпениси тоже отвечал он.

— Понятно. Ну, в общем, складывается такое впечатление, что это и впрямь по ведомству полковника Ворда. Так что вы имеете нам сообщить, Мемель?

Сол рассказал им то, что знал о полковнике Эберхардте.

— Все так, Панди? — спросил Монтгомери, когда Сол замолчал.

Грек как-то уклончиво пожал плечами.

— Должен вам сказать, Мемель, мне кажется довольно странным, что этот ваш Эберхардт торчал здесь до самого конца. Взять и засыпаться ни с того ни с сего, когда есть возможность этого не делать. Эдакая непредусмотрительность. Вы говорите, партизаны накрыли весь его отряд — где вы сказали, у лагуны?

— Там был бой. Ему удалось уйти, с небольшой группой, — Сол попытался вернуть капитана к основной теме.

— Давайте расставим все точки над «i», Мемель, в отношении того, что вы нам сейчас рассказали. Вас там не было, но вам известно, что ему удалось уйти; вы знаете, кто его убил, но как именно он умер — не знаете. Мне безразлично, которое именно из ваших утверждений соответствует действительности, и полковник Ворд, как мне кажется, тоже не станет слишком сильно переживать на сей счет, но даже капитан британской армии не может не отдавать себе отчета в том, что все они одновременно действительности соответствовать не могут. Элементарная логика.

— Убила его партизанка, которая воевала под именем Фиелла…

— Та самая барышня, которая, по вашим словам, пыталась помочь вам бежать из лагеря?

— Да.

— И откуда вам это известно?

— Он был изувечен, весьма специфическим образом.

— Давайте конкретнее, — сказал капитан Монтгомери, наклоняясь вперед.

— Эберхардта кастрировали.

Выражение лица у Монтгомери ничуть не изменилось.

— Не то чтобы мне хотелось встретиться с ней в глухую ночь на узкой дорожке. А что потом стало с этой Фиеллой?

— Она мертва. Погибла вскоре после Эберхардта: я уже говорил вам об этом.

Пока Сол договаривал эту фразу, он успел уловить краем глаза какое-то движение. Грек едва заметно покачал головой, явно адресуя сей жест капитану.

— А ее тело вы тоже видели? — не унимался Монтгомери.

Сол не ответил.

— Ну же, Мемель. Вопрос-то элементарный. Да или нет?

Сол обернулся к греку:

— Вы не переводчик.

— Спокойно, Мемель, спокойно. Давайте по очереди, и всем так будет лучше…

Но грек уже поднял руку. Монтгомери вздохнул и откинулся на спинку стула. Капитан и переводчик переглянулись между собой.

— Вам заранее все было известно и про Эберхардта, и про Геракса, и про Фиеллу, так ведь? — продолжил Сол.

— Об Анастасии Коста, если называть ее настоящим именем, — сказал капитан, — Да. И ваше имя нам тоже доводилось слышать, мистер Мемель, хотя вы с каждой минутой становитесь фигурой все более загадочной, — Он улыбнулся, а потом заговорил совершенно в другой манере, четкой и деловой: — Полковник Эберхардт был офицером Милитерфервальтунгс-штаб-Мессолонги [219] и подчинялся непосредственно здешней оберфельдкомандантуре. Иными словами, отвечал за внутреннюю безопасность. Каким образом он мог командовать еще и греческим батальоном безопасности, что, по вашим словам, имело место в действительности, остается загадкой. Среди эсэсовцев это навряд ли прибавило бы ему популярности. Видимо, тот еще был отморозок. Но вот что я хотел бы у вас выяснить, вот что мы оба очень хотели бы у вас выяснить, — он кивнул в сторону грека, — так это почему Эберхардт отправил еврея, да еще тесно связанного с командиром местных andartes, в слабо охраняемый трудовой лагерь, вместо того чтобы просто его расстрелять?

Сол посмотрел на одного, потом на другого. Нормальные человеческие лица. И смотрят с любопытством.

— Эберхардт допрашивал вас лично, — продолжал между тем Монтгомери. — Это нам известно. А еще он лично подписал документ, в котором вы значитесь как «временно перемещенное лицо, румын по национальности». Звучит несколько приятнее, чем «еврей, коммунист и партизан», не правда ли?

Капитан смотрел на него спокойно и ровно. Клоунская манера, свойственная ему буквально минуту назад, исчезла бесследно.

— Чего-то он от вас хотел, господин Мемель. Так чего же?

Сол продолжал молчать, и его молчание постепенно заполнило собой комнату и начало давить на каждого из них троих. Нарушил его в конце концов грек. Он положил локти на колени и начал говорить, медленно и тихо.

— Перед вами был стол, а на столе — некий предмет, завернутый в мешковину, я правильно понимаю? — Он поднял глаза и дождался от Сола утвердительного кивка, прежде чем пойти дальше. — Такой, знаете ли, инструмент. А прежде чем вам его показать, он объяснил вам, для чего этот инструмент нужен. Именно в такой последовательности, правда?

Сол снова кивнул. Грек нагнулся и начал развязывать шнурки. Монтгомери отодвинул стул, встал и отошел к окну. Грек стянул носок и выставил вперед ногу.

— Вот, взгляните, — сказал он. — Вот для чего бывает нужен этот инструмент.

Сол опустил глаза, потом отвернулся.

— Есть такие вещи, которые вынести невозможно, — сказал грек, — Есть такие места, в которых мы перестаем быть самими собой. Теперь уже почти не важно, что вы такого сделали — или сказали. И никаких последствий лично для вас это не возымеет. Или не для вас — лично.

Грек натянул носок обратно на ногу и сунул ступню в ботинок.

— Эберхардт погиб возле лагуны, — сказал от окна капитан Монтгомери. — Это мы вроде как выяснили. И эта девушка, Коста, тоже — вероятнее всего.

— Вы же знаете, что это неправда, — сказал Сол.

— Да что вы говорите? Интересно, почему?

Сол покачал головой. С улицы внизу неслись мужские голоса. Цоканье конских копыт: лошадь втаскивает подводу на невысокий подъем. Все эти звуки только усилили висящую в комнате тишину. Грек и англичанин давали ей длиться.

— Ну что ж, мы не можем силой заставить вас говорить с нами, — сказал наконец капитан Монтгомери, — Мясницких крючьев не держим. Не сомневаюсь, что рано или поздно все выяснится, так или иначе. Или не выяснится.

Сол поднял голову.

— Как я уже сказал, я всего лишь капитан британской армии, которого поставили разгребать чужую кашу. В конечном счете всему этому и цена-то будет — грош. Но эхо от каждой войны какое-то время еще грохочет, Мемель. Войны в одночасье не заканчиваются.

Капитан кивнул, согласившись с собственной мыслью, потом подошел к столу и выдвинул ящик.

— А теперь — загадка последняя. Майор армии Соединенных Штатов, который проходит по ведомству — как там его? — Он заглянул в ящик и прочел вслух: — В «Международном подразделении документально- кинематографической службы». Майор Джон Джулиус Обри Франклин Второй, вот как! И с чего это ему вдруг