вперед, но вот он достиг внешней стены здания. Теперь надо было либо идти по анфиладе комнат вдоль нее, чтобы снова оказаться в передней части здания, либо найти какой-нибудь выход в задней. Он не очень-то понимал, что можно извлечь из этих соображений, однако же двигался дальше, медленно переходя из комнаты в комнату и старательно запоминая углы, под какими углами они расположены друг относительно друга, потому что само здание препятствовало прямому проходу через него: эти неравносторонние ячейки гигантских сот отклоняли его от цели, при каждом повороте заставляя гадать, идет ли он в прежнем направлении или слегка от него отклонился. Походка его становилась неуверенной, и, осознав, что это лишь усиливает трудность и без того сложной задачи, он двинулся вперед смелее, заставив себя ускорить шаг. Он быстро переходил из одного помещения в другое, почти бежал, думая, что уже следующий тупик обозначит пределы здания, затем уверенно вступил в одну из самых больших среди уже виденных комнат и устремился в пространство.
— Бернардо!
Здание, в конце концов, не было совершенно пустым. Не было оно даже и необитаемым.
Великану потребовалось какое-то время, чтобы его отыскать. Руководствуясь периодическими выкриками Сальвестро, он двигался наудачу, и чем дальше это продолжалось, тем больше он терялся и утрачивал терпение. Он был не против бесцельного блуждания из комнаты в комнату, но теперь стал думать, что все они специально расположены так, чтобы ему препятствовать. Крики Сальвестро становились то громче, то тише, то раздавались прямо у него в ушах, то становились приглушенными, в зависимости от того, поглощали помещения звук или же усиливали. Несколько раз он останавливался, чтобы все обдумать, и предоставлял Сальвестро кричать минуту-другую, а потом возобновлял поиски. Обдумывание ничего не давало. Поэтому он брел наудачу сквозь мрак, выкрикивая обнадеживающие, по его мнению, фразы: «Я здесь, Сальвестро!», или «Почти добрался!», или «Уже скоро!». Наконец ответный голос, вместо того чтобы глухо или звонко выкрикнуть его имя, произнес совершенно ясно и отчетливо: «Стой».
Бернардо остановился.
Он стоял на краю какой-то ямы с отлогими краями. Пол в этой комнате тоже был чашеобразным, но понижался так, что в итоге выглядел как внутренность огромного перевернутого колокола. А в роли неугомонного языка выступал Сальвестро, который стоял внизу и глядел на него. И там, ниже, было что-то еще…
— Ну же, Бернардо! Спускайся. Просто сядь на край и съезжай вниз.
— Тогда мы оба там застрянем, — возразил тот.
— Как это — «застрянем»? Я спускался и поднимался обратно уже с десяток раз. Это просто.
Бернардо недоверчиво вгляделся, затем соскользнул в яму.
— Что это такое? — спросил он.
— Ступай и посмотри сам, — отрезал Сальвестро.
Бернардо стал карабкаться ниже.
Это был человек или тот, кто некогда был человеком. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, которое, казалось — свет здесь был еще слабее, чем в других местах, — вырезали из единого куска дерева. На нем был какой-то головной убор. Длинное одеяние, распахнутое на груди, открывало несколько ожерелий и кулон с вырезанной на нем мордой какого-то зверя. Отчасти сжатый в кулаке и отчасти покоящийся на одной из рук, виднелся слоновий клык, основание которого упираюсь в твердую глину пола, а кончик поднимался чуть выше плеча; в другой руке человек держал массивный посох с прикрепленными вверху дисками. Между ступней лежал плотно увязанный пучок веток.
Бернардо вгляделся в лицо человека.
— Он что, не дышит?
— Нет, — сказал Сальвестро из-за его спины.
Лицо да, собственно, и все тело с виду пребывали в столь совершенной сохранности, что оба понизили голоса, опасаясь разбудить сидящего.
— Мертв, что ли?
— Да, — сказал Сальвестро. Потом добавил: — Прикоснись к нему.
Бернардо осторожно притронулся к одеянию. Ткань в месте прикосновения рассыпалась. Бернардо удовлетворенно кивнул.
— Нет, — сказал Сальвестро. — Прикоснись к
Великан снова приблизился к фигуре, раздумывая, где бы потрогать. Ну, скажем, лоб. Да. Он протянул руку, чтобы прижать ладонь ко лбу сидящего.
— Брр!
В ужасе отшатнувшись, Бернардо отпрыгнул назад и заорал:
— Сальвестро, черт тебя подери, ты же говорил, он мертвый!
— Да, мертвый.
— Но он же еще
Сальвестро ничего не сказал. Проделав то же самое раньше, он и сам отскочил. Но потом, преодолевая странную смесь страха и отвращения, которые перехватывали ему горло, он прижал руку к груди сидящего. Грудь была совершенно неподвижна. Сердце прекратило биться, легкие перестали дышать, причем очень давно — судя по состоянию ткани, наброшенной на плечи. Человек был мертв. И все же его тело оставалось теплым. Лицо Бернардо выражало испуг и непонимание. Он, казалось, не мог отвести взгляд от мертвеца.
— Кто это? — спросил он шепотом.
Сальвестро собрался было сказать, что не знает, но тут тишину помещения нарушил третий голос.
— Король Нри! Я доставил вам приветствия от Фернандо Католического, короля всей Испании. Я — дон Диего из Тортосы, слуга моего короля…
Оба они с изумлением уставились на Диего, который стоял на краю ямы, прижав одну руку к груди, а другую простерев перед собой, дабы придать веса своим словам.
— Сир, мой король велит мне принести вам приветствия от его имени. Я добрался сюда, чтобы молить вас вручить мне Зверя, которого в здешних местах называют Эзоду, ибо таково желание моего короля, а следовательно, и мое также. Итак, я прибыл к вам за этим, король Нри. Это, — он указал на уставившуюся на него пару, хотя сам на них не смотрел, — мои спутники, Сальвестро и Бернардо. Они из… Откуда они, я не знаю, но они мои слуги. А сам я — Диего из Тортосы, слуга Фернандо Католического, короля всей Испании…
Он приостановился, чтобы перевести дух, затем его голос зазвучал снова.
— Король Нри! Я доставил вам приветствия от Фернандо Католического. Я — дон Диего из Тортосы, слуга моего короля, короля всей Испании…
Страшная разноголосица. Сначала животные из леса: щебет, рык, мычание и визг, причем все их крики перемешаны, ибо звери объяты бессмысленной паникой. Блеянье коз, которых гонят вдоль берега реки. Кто-то протискивается сквозь толпу со связкой пищащих цыплят.
А разве люди вели себя хоть сколько-нибудь иначе? Их одобрительные слова так и ударяли ей в уши — невероятная смесь кудахтанья, возгласов, разрозненных криков, бессмысленных воплей, всех тех звуков, что порождаются возбуждением. Она находилась в самой гуще этого, испытывала давление тел, все прибывавших и прибывавших. Теперь ей оставалось лишь твердо стоять на ногах, чтобы пути, по которым они следовали, огибали ее. Ей показалось, что она мельком увидела Гбуджо. Его убитое лицо. Люди ручьями истекали из своих хижин и отгороженных участков. Она слышала стук молотков, удары топоров, вонзающихся в деревья. Да, думала она, стоит отправить их в лес, если так предписывает Эзе Нри. Посреди реки нди-мили-нну спешным порядком сворачивали свои биваки. Остров уменьшается и скоро будет затоплен:
