и мистер Мердл также... - сделав паузу, она окинула взглядом собственную особу, после чего договорила: - будет в восторге.
При словах, 'те, кого в обществе принято называть капиталистами', мистер Доррит кашлянул, словно бы ощутив какое-то неудобство внутри. Миссис Мердл заметила это и тотчас же спохватилась.
- Собственно говоря, об этом можно было бы и не упоминать, мистер Доррит; я просто высказала вслух свою мысль, что вполне естественно в разговоре с человеком, которого я так высоко ценю и с которым льщу себя надеждой оказаться в родственных отношениях. Надо полагать, ваши взгляды совпадают со взглядами мистера Мердла - хотя, правда, коммерческая деятельность, которой, к счастью или к несчастью, пришлось посвятить себя мистеру Мердлу, при всем ее размахе, пожалуй, несколько ограничивает его кругозор. Я настоящий младенец во всем, что касается коммерческой деятельности, - прибавила миссис Мердл, - но мне кажется, мистер Доррит, что таково ее неизбежное следствие.
Эта словесная игра, напоминавшая качанье на доске, концы которой попеременно взлетают вверх, уравновешивая друг друга, оказалась для мистера Доррита отличным средством против кашля. С отменной учтивостью он заметил, что не может согласиться с высказанным мнением, - хоть оно и исходит из уст миссис Мердл, совершенства ума и красоты (за комплимент он был вознагражден грациозным поклоном), - ибо глубоко убежден, что предприятия мистера Мердла, перед которыми дела других людей кажутся мышиной возней, могут лишь способствовать свободному полету породившего их гения.
- Вы - воплощенное великодушие, - сказала в ответ миссис Мердл, с одной из самых своих подкупающих улыбок, - будем надеяться, что вы правы. Но не скрою от вас, все, что относится к делам, внушает мне почти суеверный страх.
Мистер Доррит не преминул ввернуть еще один комплимент: дела, сказал он, как и время (которым так дорожат деловые люди), созданы для рабов, а миссис Мердл привыкла повелевать - зачем же ей о них думать? Миссис Мердл рассмеялась и сделала вид, будто Бюст залился краской смущения - один из ее коронных номеров.
- Я только потому заговорила об этом, - пояснила она, - что мистер Мердл всегда горячо интересовался судьбой Эдмунда и непременно желал обеспечить его будущее. Общественное положение Эдмунда вам известно. Что касается средств, то тут он во всем связан с мистером Мердлом. Будучи полной тупицей в деловых вопросах, я не могу вам сказать ничего больше.
Мистер Доррит снова поспешил выразиться в том смысле, что царицы и волшебницы не созданы для дел. Затем он упомянул о своем намерении, в качестве джентльмена и отца, обратиться к мистеру Мердлу с письмом. Миссис Мердл с большим чувством - или с большим искусством, что в данном случае было одно и то же, - приветствовала это намерение - и позаботилась сама со следующей же почтой отправить письмецо Восьмому чуду света.
В послании к мистеру Мердлу, как и но всех речах и беседах мистера Доррита, касавшихся великого вопроса, суть дела была окружена множеством словесных выкрутасов, подобных тем росчеркам и завитушкам, которыми учителя каллиграфии украшают свои тетрадки с прописями, где четыре действия арифметики изображены с помощью орлов, лебедей, грифонов и других порождений каллиграфической фантазии, а заглавные буквы теряют свой смысл и облик в разгуле чернильной оргии. Но за всем тем содержание письма было достаточно ясным, чтобы мистер Мердл мог притвориться, будто только из него узнал великую новость, и ответить мистеру Дорриту в сообразном духе. Мистер Доррит ответил мистеру Мердлу; мистер Мердл ответил мистеру Дорриту; и в конце концов стало известно, что высокие договаривающиеся стороны пришли к желанному соглашению.
Теперь и только теперь на сцене появилась Фанни во всеоружии средств, соответствующих ее новой роли. Теперь и только теперь она засверкала столь ослепительно, что бедный мистер Спарклер совсем потерялся в блеске ее лучей; впрочем, это не имело значения, ибо она сверкала за двоих и даже за десятерых. Исчезло тягостное чувство неопределенности и двусмысленности, и стройный корабль на всех парусах понесся по намеченному курсу, плавно и величаво бороздя морскую гладь.
- Поскольку все сомнения выяснены и разрешены, душа моя, - сказал мистер Доррит, - пора, пожалуй - кха - довести до сведения миссис Дженерал...
- Папа, - перебила Фанни, услышав это имя, - а при чем тут, собственно, - миссис Дженерал?
- Душа моя, - сказал мистер Доррит, - я полагаю, что долг вежливости по отношению к даме - кхм - столь тонкого воспитания и благородных чувств...
- Ах, папа, не хочу я больше слышать о тонком воспитании и благородных чувствах миссис Дженерал, - возразила Фанни. - Мне надоела миссис Дженерал.
- Надоела! - повторил мистер Доррит с укором и недоумением. - Надоела кха - миссис Дженерал!
- Меня просто тошнит от нее, папа, - объявила Фанни. - И никакого ей нет дела до моего замужества. Пусть думает о своих брачных планах, если они у нее имеются.
- Фанни! - произнес мистер Доррит строго и внушительно, в противовес легкому тону дочери. - Будь добра объяснить, что означают твои слова.
- Лишь только то, папа, - сказала Фанни, - что, если у миссис Дженерал имеются собственные брачные планы, едва ли ей есть время думать еще и о чужих. Если у нее таких планов нет, тем лучше; но так или иначе, я вовсе не жажду доводить что-либо до ее сведения.
- А могу я спросить, почему?
- Потому что она и сама догадается, - отрезала Фанни. - Она достаточно наблюдательна, как я не раз имела повод убедиться. Вот пусть и догадывается сама. В крайнем случае узнает в день свадьбы. И надеюсь, папа, вы не упрекнете меня в неуважении к вам, если я скажу, что ей совершенно незачем знать раньше.
- Фанни, - возразил мистер Доррит, - меня крайне удивляет, крайне возмущает эта - кха - беспричинная, вздорная враждебность по отношению к миссис - кхм - миссис Дженерал.
- О враждебности тут не может быть и речи, папа, - отозвалась Фанни. Слишком много чести для миссис Дженерал.
Мистер Доррит встал с кресла и с достоинством выпрямился перед дочерью, устремив на нее грозный и негодующий взгляд. Но дочь, играя своим браслетом и то поднимая глаза на отца, то снова опуская их, заметила:
- Что ж, папа. Очень жаль, если вам это неприятно, но ничего не поделаешь. Я не ребенок, и я не Эми, а потому говорю вслух то, что думаю.
- Фанни, - после величественной паузы проговорил с усилием мистер Доррит. - Сейчас я приглашу сюда миссис Дженерал, чтобы довести до сведения этой - кха - почтеннейшей дамы, которую я рассматриваю, как - кхм полноправного члена семьи, об ожидающемся событии. Прошу тебя остаться здесь и присутствовать при этом разговоре; впрочем - кха - не только прошу, но и кхм - требую.
- Ах, папа, - воскликнула Фанни не без колкости, - если это так важно для вас, я, право, не смею ослушаться. Но надеюсь, вы мне не запретите остаться при своем мнении, тем более что обстоятельства еще подкрепляют его. - И Фанни поджала губки со смирением, которое (поскольку крайности, как известно, сходятся) весьма смахивало на дерзость; а мистер Доррит, то ли не желая снизойти до ответа, то ли не зная, что отвечать, позвонил мистеру Тинклеру, и последний не замедлил предстать перед господские очи.
- Миссис Дженерал!
Мистер Тинклер не привык к подобной краткости, когда дело касалось прекрасной лакировщицы, и потому медлил. Мистер Доррит, усмотрев в этом промедлении память о Маршалси и о знаках внимания, тотчас же набросился на него.
- Что это значит, сэр? Как вы смеете!
- Прошу прощения, сэр, - пролепетал мистер Тинклер. - Я не совсем понял...
- Вы отлично все поняли, сэр, - закричал мистер Доррит, багровея от гнева. - Не притворяйтесь! Кха. Отлично все поняли. Вам угодно смеяться надо мной, сэр.
- Уверяю вас, сэр. - начал было мистер Тинклер.
- Не смейте меня уверять! - оборвал его мистер Доррит, - Я не намерен выслушивать уверения от лакея. Вы позволили себе смеяться надо мной. Я рассчитаю вас - кхм - я всю прислугу рассчитаю! Ну, чего вы ждете?
- Приказаний, сэр.
