речи англичанина), следовательно, я сперва отправляюсь к своим соотечественникам. Стараюсь разузнать что можно об иностранцах, появившихся за последнее время в Лондра. Потом иду к французам. Потом к немцам. Каждый мне говорит, что знает. Мы ведь почти все знакомы между собой, и каждый говорит мне, что знает. Но! никто ничего не может сказать мне о нем, о Риго. Раз пятнадцать, - Кавалетто выбросил вперед левую руку, растопырив на ней пальцы, и трижды повторил этот жест с быстротой, от которой мелькало в глазах, - я спрашиваю о нем в местах, где бывают иностранцы, и раз пятнадцать (та же игра) не получаю никакого ответа. Но!
С этим 'но!', за которым последовала характерная для итальянца неожиданная пауза, он отвел назад указательный палец правой руки и чуть-чуть помахал им.
- Но! Когда я уже совсем думал, что не найду его в Лондра, мне вдруг говорят про какого-то военного с седой головой - ага! не с такой, как у него сейчас, а с седой, - который живет уединенно, в маленьком домике. Но! снова пауза. - Иногда выходит после обеда покурить и поразмяться. Главное иметь терпение, как говорят итальянцы (они, бедняги, это по себе знают). Я имею терпение. Я спрашиваю, где этот маленький домик. Одни говорят - там, другие говорят - здесь. Иду туда, иду сюда - нет. Но я имею терпение. И наконец - нахожу. Тогда я прячусь, и жду, жду, жду, пока он не выходит покурить и поразмяться. И я вижу, это в самом деле военный с седыми волосами, но! - пауза, на этот раз более длительная, и энергичное движение указательного пальца, - вместе с тем это вот этот самый человек.
Любопытно, что, указав на Риго пальцем, Кавалетто в то же время невольно поклонился ему - так велика была сила подчинения, в котором когда-то держал его этот человек.
- Так вот, видите ли, синьор, - заключил он свою речь, снова обратясь к Артуру. - Я стал дожидаться удобного случая. Я написал синьору Панко, Панкс приосанился, услышав этот необычный вариант своей фамилии, - и просил его помочь мне. Я ему показал Риго в окне, и синьор Панко стал караулить его днем. А я по ночам спал у дверей его домика. Наконец, сегодня мы решили войти к нему - и вот он здесь! Он не пожелал подниматься к вам вместе с illustro avocado {Знаменитый адвокат (итал.).}, - этим почетным званием мистер Баптист наградил мистера Рэгга, - и потому мы остались ждать внизу, а синьор Панко сторожил у выхода.
Дослушав до конца, Артур перевел взгляд на злое и наглое лицо того, о ком шла речь. И тотчас же усы на этом лице вздернулись кверху, а нос загнулся книзу. Затем? когда усы и нос приняли свое прежнее положение, мсье Риго несколько раз громко прищелкнул пальцами, слегка подавшись вперед, так что каждый щелчок был точно маленький снаряд, который он посылал в лицо Артуру.
- Ну, философ! - сказал Риго. - Чего вам от меня нужно?
- Мне нужно знать, - не скрывая своего омерзения, отвечал Артур, - как вы посмели навлечь на дом моей матери подозрение в убийстве.
- Посмел! - вскричал Риго. - Хо-хо! Это мне нравится! Как я посмел, говорите вы? Черт побери, мой мальчик, вы неосторожны в выборе выражений!
- Мне нужно рассеять это гнусное подозрение, - продолжал Артур. - Вас отведут туда, чтобы все могли вас видеть. Кроме того, мне нужно знать, зачем вы вообще приходили в тот вечер, когда я с таким трудом подавил в себе желание спустить вас с лестницы. Не делайте мне страшные глаза. Я знаю, что вы наглец и трус. Я еще не настолько отупел от пребывания в этих стенах, чтобы постесняться высказать вслух эту несложную истину, в которой, впрочем, нет для вас ничего нового.
Риго, весь белый, пробормотал, поглаживая усы:
- Черт побери, мой мальчик, вы ставите в неловкое положение вашу уважаемую матушку. - Он, видимо, колебался, не зная, как поступить. Но колебание его было недолгим. Минуту спустя он уселся и с издевательской заносчивостью произнес: - Пусть мне дадут бутылку вина. Здесь ведь торгуют вином. Пошлите одного из ваших полоумных за бутылкой вина. Без вина я не скажу ни слова. Ну? Идет или нет?
- Принесите ему, Кавалетто, - брезгливо сказал Артур, вынимая деньги.
- Да только смотри, контрабандная шкура, - прикрикнул Риго, - не вздумай принести какую-нибудь дрянь. Я пью только портвейн.
Но контрабандная шкура, с помощью все того же красноречивого пальца, довела до сведения присутствующих, что решительно отказывается покидать свой пост у дверей, и исполнить поручение взялся синьор Панко. Он вскоре воротился с бутылкой вина, уже откупоренной по тюремному обычаю, заведенному ввиду того, что у большинства пансионеров не было штопоров (как, впрочем, и многого другого).
- Полоумный! Стакан побольше! - скомандовал Риго.
Синьор Панко поставил перед ним стакан, явно с трудом преодолевая желание запустить ему этим стаканом в голову.
- Ха-ха! - хвастливо засмеялся Риго. - Джентльмен всегда остается джентльменом. Кто родился джентльменом, тот джентльменом и умрет. Какого черта, в самом деле! Надеюсь, джентльмен имеет право на услуги окружающих? Рассчитывать на услуги окружающих - мое природное свойство.
Говоря это, он налил себе полстакана вина и с последним словом выпил его.
- Ха! - воскликнул он, причмокнув губами. - Ну, этот узник недолго томился в заключении. Глядя на вас, мой храбрый друг, можно с уверенностью сказать, что ваша кровь скорей скиснет в тюрьме, чем это доброе винцо. Вы уже заметно спали с лица и утратили свой цветущий вид. За ваше здоровье!
Он налил и выпил еще полстакана, стараясь держать руку так, чтобы ее белизна и изящество бросались в глаза.
- Ну, теперь к делу! - объявил он. - Поговорим по существу. Тем более, что, как я мог заметить, ваши речи гораздо свободнее, чем вы сами.
- Не нужно особенной свободы в речах, чтобы назвать вас так, как вы того заслуживаете. Все мы знаем, и вы сами в том числе, что я еще был довольно умерен.
- Можете называть меня как угодно, но не забывайте прибавить: 'и джентльмен'. Это единственное, чем один человек отличается от другого. Вот вы, например, как бы вы ни старались, не будете джентльменом, а я, как бы я ни старался, не перестану им быть. В этом вся разница. Но продолжим наш разговор. Слова, сэр, никогда ничего не меняют, ни в картах, ни в костях. Вы с этим согласны? Да? Ну вот, я тоже веду игру, и никакие слова не повлияют на ее исход.
Теперь, зная, что Кавалетто разоблачил его, он сбросил и ту легкую маску, которую носил до сих пор, и не пытался больше скрыть свою истинную физиономию - физиономию подлеца и негодяя.
- Да, сынок, - снова прищелкнув пальцами, продолжал он, - я доведу свою игру до конца, какие бы тут слова ни говорились, и - громы и молнии, тысяча громов и тысяча молний! - я ее выиграю! Вам угодно знать, зачем я подстроил эту невинную шутку, которой вы помешали? Извольте. У меня был и есть понятно? есть - кой-какой любопытный товарец для продажи вашей уважаемой матушке. Я ей рассказал, что это за товарец, и назначил цену. Но когда дошло до заключения сделки, ваша несравненная матушка оказалась чересчур хладнокровной, бесстрастной, непоколебимой, настоящая мраморная статуя. Короче говоря, ваша несравненная матушка раздосадовала меня. Желая отвлечься и позабавиться - черт побери, это право джентльмена, забавляться на чей-нибудь счет! - я напал на удачную мысль: исчезнуть. Кстати, ваша своенравная матушка и мой друг Флинтвинч были бы весьма рады помочь мне в этом. Ба-ба-ба, не нужно смотреть на меня с таким уничтожающим презрением. Я сказал и повторяю: были бы весьма рады, были бы счастливы, не желали бы ничего лучшего. Могу еще подбавить, если мало.
Он выплеснул на пол остатки вина из стакана и едва не обрызгал Кавалетто. Это словно напомнило ему о существовании последнего. Он поставил стакан и объявил:
- Не желаю наливать сам. Черт побери, я рожден, чтобы мне прислуживали. Сюда, Кавалетто! Налей мне вина.
Маленький итальянец оглянулся на Кленнэма, по-прежнему не спускавшего глаз с Риго, и, не услышав возражений, встал и налил вина в стакан. Отголоски былой покорности, разбавленной легкой насмешкой, боролись в нем с приглушенной яростью, которая в любую минуту могла прорваться (чего, видимо, и опасался прирожденный джентльмен, судя по его настороженному взгляду); и все это, в сочетании с природным добродушием и беспечностью, тянувшими его вновь спокойно усесться на полу, являло довольно пеструю и противоречивую смесь побуждений.
- Шутка, о которой мы говорили, мой храбрый друг, - продолжал Риго, выпив снова, - была удачной во многих отношениях. Она позабавила меня, причинила неприятности вашей драгоценной маменьке и
