проскользнули Эгадские острова. Когда стемнело и спустили паруса, Хамит прошелся по кораблю, чтобы сообщить матросам, что ожидается туман. От горячего ветра с поверхности воды поднимутся испарения, и, как только сирокко утихнет, туман сгустится. Но матросам было все равно. Некоторые валялись без сознания в подвесных койках, другие сидели, замерев в напряжении и глядя перед собой стеклянными глазами. Кое- кто стонал и беспомощно бился в силках кошмарных видений, другие что-то бормотали несуществующим собеседникам. Корабль плыл по воле ветра и волн, как брошенная в море колыбель. Единственными огнями на «Тесрифати» были тусклые искры трубок, единственными звуками — стоны и невнятное бормотание курильщиков. Спустилась ночь. Одна за другой зажигались звезды. Утро, как и предсказывал капитан, началось с тумана.
Хамит одиноко стоял на шканцах. Из-за тумана мир неожиданно совсем сузился, ограничившись полоской воды вокруг корабля шириной в несколько ярдов. Со всех сторон возвышались белые скалы и бесформенные гиганты, таявшие, когда корабль проходил сквозь них или они наплывали на корабль: Хамит не мог понять, движется судно или стоит на месте. Он бросал в воду кусочки дерева, и те медленно уплывали прочь, но все двигались в разных направлениях, некоторые возвращались, некоторые, тонули в тумане. Капитан едва мог различить дальнюю мачту. Он думал о том, что корабль может оказаться где угодно, наскочить на скалы или на рифы или течение может отнести его во враждебную гавань. Белая пелена спадет, и тогда… Впрочем, нет, тогда он услышал бы треск снастей, шум воды, бьющей сквозь пробоины, крики матросов — а туман, окружавший судно, оставался беззвучным. Тишину нарушал лишь плеск волн о борта. Хамит стоял неподвижно, глядя на серо-белые стены; туман ничуть не менялся, не становился ни плотнее, ни реже, и только накатывал волна за волной на застывший корабль. И после полудня все оставалось по-прежнему. Солнца не было видно. Капитану казалось, что мимо «Тесрифати» проплывают огромные странные фигуры. Матросы равнодушно бродили по верхней палубе, но Хамит не обращал на них внимания. Замерший корабль и неподвижный капитан все глубже погружались в туманные покровы.
А потом появился черный мираж. Сначала это просто была тень «Тесрифати». Затем странное преломление нездешнего света породило темного двойника этой тени по левому борту. Потом у капитана разыгралось воображение; долгие часы, прошедшие в безмолвном полугипнотическом трансе, не прошли для Хамита даром, и вот у него перед глазами возник фантастический образ. И наконец из тумана выплыл и надвинулся прямо на «Тесрифати» незнакомый черный корабль. Хамит отвернулся и закричал. Темная фигура теперь двигалась бок о бок с его кораблем, совсем близко к «Тесрифати». Хамит сбежал по ступенькам, нырнул в люк, промчался по продольному мостику, крича и раздавая затрещины матросам. Пушки не были готовы к бою. Капитан слышал, как струится вода в узкой щелке между бортами двух кораблей. Два-три матроса зашевелились. Чужой корабль уже нависал над «Тесрифати». Хамит судорожно рванулся к пушке и принялся забивать в нее заряд. Два матроса из команды потянулись к капитану, но он оттолкнул их. Чужой корабль, огромный и черный, как ночь, уже заполнил собой почти все небо и разогнал туман. Капитан зажег фитиль. Матросы закричали, отступая назад. Хамит протянул руку к запалу, обернулся и увидел, что матросы, обхватив головы, бегут от него прочь, подальше от пушки. Запал зашипел, и капитан услышал, как первый абордажный крюк с глухим стуком упал на палубу «Тесрифати». А потом пушка взорвалась.
В докладах, которые впоследствии будут циркулировать между службами «Руус» и «Бейлик» в Константинополе, будет особо отмечено, что Халил Хамит, капитан «Тесрифати», с честью сражался до конца. Всевозможные записки, рекомендации и указания, предназначенные для внутреннего пользования и основанные на разноречивых сведениях, извлеченных из членов команды во время допросов в Крепости Семи Башен, не совпадут почти ни в чем, кроме одного несомненного факта — подлинного героизма, проявленного юным капитаном. Единственным официальным подтверждением несчастного случая станет короткая директива литейному заводу в Гераклее, но слухи о «деле „Тесрифати“», как его позднее назовут, не будут умолкать еще несколько лет. Честолюбивые младшие чиновники изобретут остроумное и оригинальное объяснение произошедшим в тот день событиям, которое не сможет нанести вреда их карьере. Людей, которые проявят себя с лучшей стороны в одном из периодических административных кризисов, в шутку будут называть «истинными работниками „Тесрифати“». Документация будет расти по мере поступления дополнительных сведений, доклады будут пересматриваться, и все происшествие в целом будет получать разные оценки, чтобы приспособиться к колебаниям и изменчивым настроениям начальства. В конце концов «Тесрифати» окажется погребенным под грудой бумаг и дело будет исчерпано.
Но в константинопольской гавани, где корабль только что разгрузили и где сидели в цепях матросы, младшим чиновникам еще предстояло нажать на спусковой крючок всех грядущих метаморфоз «Тесрифати». Перед ними был корабль, а за ним тянулась цепь событий, заставивших его вернуться домой. И теперь администрация начнет распутывать эту цепь, звено за звеном, пока не поймет, что же произошло с кораблем, и пока происшествие с «Тесрифати» не найдет себе место в докладе младшего особого помощника Службы Переписки, временно прикрепленной к Дивану; доклад этот будет гласить:
«Дрейфуя в тумане в двадцати лигах к западу от Сицилии, корабль „Тесрифати“ был атакован неизвестным судном. Черный корабль появился из тумана, застав капитана и команду врасплох. Капитан Халил Хамит успел произвести единственный выстрел из пушки, после чего ствол пушки взорвался и капитан погиб. После смерти капитана команда прекратила сопротивление, и пираты взяли „Тесрифати“ на абордаж. С корабля забрали весь груз, припасы и единственного пассажира, известного нам как Петер Раткаэль- Герберт, Посланник императора Иосифа, Нашего Врага. Со срубленными снастями и несколькими бочками рыбы, оставленной матросам, дабы те не умерли с голоду, „Тесрифати“ вернулся в порт. Черный Корабль, сделав свое дело, снова пропал в тумане. По этой причине невозможно установить ни название корабля, ни его местонахождение, ни государственную принадлежность».
В серии приложений перечислялось несколько последствий инцидента. Без селитры, составлявшей груз «Тесрифати», запасы древесного угля и серы в арсеналах Мидилли превращались в бесполезный порошок. Случай самопроизвольно взорвавшейся пушки подлежал дальнейшему разбирательству. Большинство дополнительных распоряжений касалось верховного интернунция. Похищение Петера Раткаэля-Герберта означало конец всем деликатным компромиссам и тонким стратегическим построениям, связанным с его отправкой на родину. Среди всех неудобоваримых для турецкой администрации элементов этого происшествия труднее всего оказалось проглотить исчезновение интернунция, Петера Раткаэля- Герберта.
Из своей клетки интернунций слышал сдавленные крики, стук абордажного крюка о палубу, заглушённый переборками взрыв, еще удары, отвратительный скрежещущий звук и топот матросов, разбегающихся во все стороны. Корабль взяли на абордаж. Интернунций слышал, как бочки катят по сходням и тащат по палубе. Отверстие, через которое его юный друг подавал ему пищу и воду, позволяло смотреть только прямо вверх. И это ничего не давало. Потом настала и очередь интернунция: клетку вытащили на палубу, на несколько мгновений она зависла в воздухе, а потом оказалась на палубе противника «Тесрифати». Интернунций услышал английскую речь. Снова раздался скрежет. Петер наконец догадался, что это судна терлись друг о друга бортами. Потом корабли разошлись. Интернунций слышал, как матросы снимают крышки с бочек. Он поднял было голову, чтобы оповестить людей о своем существовании, но крик застрял у него в горле. Его клетку поместили прямо под грот-мачтой. Выглянув в отверстие, Петер увидел клубящийся туман, голые снасти и рангоут. На верхушке мачты болтался потрепанный флажок, на котором были нарисованы череп и скрещенные кости. Матросы продолжали работать, вскрывая бочки ломами. Петер Раткаэль-Герберт скорчился в своей клетке, дрожа от страха и ожидая без надежды на спасение, когда его обнаружат. И вот пришла его очередь. Дерево над его головой треснуло, на голову интернунция дождем посыпались щепки и обломки, и он сжался, закрыв лицо руками. Крышку сняли, и над головой посланника каркающий голос произнес:
«Ага!» — а потом чьи-то сильные руки вытащили Петера из его убежища и поставили на палубу. Скрючившийся от боли в костях и суставах, измученный Петер Раткаэль-Герберт поднял глаза и увидел, что над ним стоит седеющий пожилой мужчина с обветренной кожей. Он наклонился над ним и протянул верховному интернунцию руку.
— Я — Уилберфорс ван Клем, — представился он Петеру. — Добро пожаловать на борт «Сердца Света».
Снова подул сирокко, и туман начал рассеиваться.
