судьбы? Непостижимая, умопомрачительная загадка!
Когда размышления мистера Свивеллера достигли таких плодотворных результатов, он вспомнил о втором сапоге и стал снимать его с чрезвычайно торжественным видом, мрачно покачивая головой и испуская тяжелые вздохи.
— Эти робберы, — продолжал мистер Свивеллер, надевая ночной колпак так же, как он всегда надевал шляпу, то есть набекрень, — эти робберы невольно наводят меня на мысли о семейном очаге. Супруга Чеггса играет в криббедж, а также в безик и, вероятно, бросается теперь от одной игры к другой. И полон день ее забав, ей не дают всплакнуть, слезинку вдруг ее поймав, забудь, твердят, забудь! Ан нет, не забудет! Я уверен, — добавил Ричард, поворачиваясь в профиль и с чувством удовлетворения разглядывая в зеркале бакенбарды, чуть видневшиеся у него на щеке, — я уверен, что теперь нож уже вошел в ее сердце. И поделом ей!
Ожесточение и суровость мистера Свивеллера постепенно растаяли, перейдя в возвышенную, нежную грусть, тогда он начал слегка стонать, заметался по комнате и даже сделал вид, будто собирается драть на себе волосы, но ограничился тем, что оторвал кисточку с ночного колпака, после чего с мрачной решимостью разделся и лег в постель.
Очутившись в таком отчаянном положении, другой на его месте пристрастился бы к вину, но для мистера Свивеллера в этом не было бы ничего нового, а потому, узнав, что Софи Уэклс утрачена им навсегда, он решил пристраститься к игре на флейте, так как это вполне добропорядочное, солидное, унылое занятие не только отвечало его собственным печальным мыслям, но было способно пробудить братские чувства и в сердцах соседей по дому. Итак, верный своему решению, мистер Ричард пододвинул к кровати маленький столик, при строил на нем поудобнее свечу и узкую нотную тетрадку, вынул флейту из футляра и стал исторгать из нее до невозможности унылые звуки.
Репертуар его состоял из песенки «Гони тоску»[83] пиесы, которая, будучи исполнена на флейте в постели, в очень медленном темпе, да еще джентльменом, не сов сем освоившим этот инструмент и повторяющим одну ноту бессчетное количество раз, прежде чем нащупать следующую, — производила довольно тяжелое впечатление. Однако мистер Свивеллер, то лежа на спине и глядя в потолок, то свешиваясь по пояс с кровати и проверяя себя по нотной тетрадке, дудел и дудел эту злосчастную песенку до полуночи, если не дольше, с короткими перерывами, которые употреблялись на то, чтобы перевести дух, поразглагольствовать о маркизе и с удвоенными силами приняться за игру. И лишь тогда, когда все темы для размышлений были у него исчерпаны, когда флейта приняла в себя без остатка все чувства, навеянные ему пивом, а жильцы этого дома, двух соседних и одного через улицу дошли почти до умопомешательства, — лишь тогда мистер Свивеллер захлопнул нотную тетрадь, потушил свечку, повернулся к стене и с легкостью на душе и сердце уснул.
Утром он встал, со свежими силами поупражнялся с полчаса на флейте и, благосклонно выслушав требование съехать с квартиры, которым встретила его хозяйка, торчавшая с этой целью на лестнице с раннего утра, отправился в контору, где прелестная Салли уже восседала на своем месте, излучая ликом кроткое сияние, подобное тому, что льет на землю девственная луна.
Мистер Свивеллер почтил мисс Брасс коротким кивком и сменил полуфрак на спортивную куртку, на что обычно у него уходило немало времени, так как влезть в нее, вследствие узости рукавов, можно было только после целой серии довольно резких телодвижений. Справившись, наконец, с этой трудной задачей, он сел за стол.
— Послушайте, — промолвила вдруг мисс Брасс, нарушая молчание, царившее в конторе. — Вам не попадался сегодня утром серебряный пенал?
— Попадались по дороге, но редко, — ответил мистер Свивеллер. — Один, правда, мне запомнился, — толстяк довольно почтенного вида. Но поскольку он шел с пожилым перочинным ножом и юной зубочисткой и вел с ними оживленную беседу, я постеснялся остановить его.
— Нет, в самом деле! — сказала мисс Брасс. — Я серьезно спрашиваю.
— Какой же вы олух, если можете серьезно задавать мне такие вопросы! — воскликнул мистер Свивеллер. — Ведь я же только что пришел!
— Так или иначе, — сказала мисс Салли, — пенала нигде нет, а исчез он на днях с моего стола, куда я сама его положила.
«Эге-ге! — подумал Ричард. — Надеюсь, это не маркизины делишки?» — Кроме пенала, был еще серебряный ножик, — продолжала мисс Салли. — То и другое мне подарил отец много лет тому назад, и ножик тоже пропал. У вас у самого все цело?
Мистер Свивеллер невольно хлопнул себя по бокам, точно проверяя, что на нем — куртка или длиннополый полуфрак, и, убедившись в наличии своего единственного на улице Бевис-Маркс движимого имущества, ответил утвердительно.
— Пренеприятная история, Дик, — сказала мисс Брасс, вынимая из кармана жестяную табакерку и освежаясь понюшкой табака. — Я делюсь с вами как с другом, и это, конечно, между нами, потому что если Сэмми узнает, разговорам не будет конца. С некоторых пор из конторы стали пропадать и деньги. Я, например, уже третий раз не досчитываюсь по полукроне.
— Быть того не может! — воскликнул Дик. — Не бросайтесь словами, старина, это дело серьезное. Вы уверены, что это так? Нет ли тут какой ошибки?
— Это все так, и никакой ошибки тут нет, — веско проговорила мисс Брасс.
«Ну, кончено, — мысленно сказал Ричард, откладывая перо в сторону, — пропала моя маркиза!» Чем больше Дик размышлял над этим, тем больше убеждался, что преступница не кто иная, как несчастная маленькая служанка. А когда он вспомнил, как приходится голодать этой всеми заброшенной девочке, в каком невежестве она живет, когда подумал, что лишения и нужда только обострили ее природное лукавство, сомнения его почти исчезли. И ему стало так жалко ее, так не хотелось, чтобы этот случай положил конец их необычно завязавшемуся знакомству, что он сказал себе — и сказал вполне искренне: я бы не пожалел пятидесяти фунтов наличными, лишь бы маркиза оказалась невиновной.
Мистер Свивеллер еще долго предавался этим глубоким и серьезным размышлениям; мисс Салли еще долго сидела, насупившись, и с чрезвычайно многозначительным видом покачивала головой, как вдруг в прихожей послышался голос ее брата Самсона, напевающего какой-то веселенький мотивчик, и через минуту этот джентльмен, сияя благостной улыбкой, вошел в контору.
— С добрым утром, мистер Ричард, сэр! Вот мы с вами опять начинаем новый день, сэр, окрепнув телом после сна и завтрака и возвеселившись духом. Вот мы с вами опять, мистер Ричард, поднялись вместе с солнцем и ступили на свою скромную стезю — стезю долга, сэр, и, подобно небесному светилу, проведем день в трудах, кои окажут честь нам самим и послужат на благо нашим ближним. Очаровательный предмет для размышлений, сэр, просто очаровательный!
Обращаясь с этими словами к писцу, мистер Брасс с подчеркнутой тщательностью разглядывал на свет бумажку в пять фунтов, которая была у него в руках.
Мистер Ричард выслушал излияния своего патрона без всякого восторга, и Самсон, переведя взгляд на его лицо, сразу заметил на нем печать озабоченности.
— Вы не в духе, сэр, — сказал он. — Мистер Ричард, за работу надо приниматься весело, зачем впадать в отчаяние? Нам надлежит, сэр…
Тут целомудренная Сара испустила громкий вздох.
— Боже мой! — воскликнул мистер Самсон. — И ты тоже? Что случилось? Мистер Ричард, сэр..
Скосив глаза на мисс Салли, Дик увидел, что она знаками просит его посвятить брата в их недавний разговор. Поскольку положение самого мистера Свивеллера было не из приятных, пока этот вопрос оставался неразрешенным, он так и сделал, и мисс Брасс подтвердила его слова, угощаясь из своей табакерки с совершенно несвойственной ей расточительностью.
Физиономия у Самсона вытянулась и приняла испуганное выражение. Но вместо того чтобы горестно оплакивать пропажу, как ожидала мисс Салли, он на цыпочках подошел к двери, отворил ее и, выглянув в прихожую, снова затворил, потом так же на цыпочках вернулся назад и сказал шепотом: — Странная история, мистер Ричард, и в высшей степени неприятная, сэр, в высшей степени неприятная! У меня тоже пропадали небольшие суммы из стола, я молчал об этом, надеясь, что преступник как-нибудь случайно обнаружится, но он не обнаружился, увы, увы! Салли… мистер Ричард… прискорбный случай, сэр, ах, какой прискорбный!
