скрылась из виду. Однако не очень далеко: когда он свернул на свою улицу, оказалось, что каретка стоит на углу.
Как только он поравнялся с кареткой, в окно выглянуло женское лицо, и когда он уже проходил мимо, дама негромко назвала его по имени.
— Что угодно, сударыня? — останавливаясь, откликнулся мистер Боффин.
— Это я — миссис Лэмл, — сказала дама.
Мистер Боффин подошел к окну и выразил надежду, что миссис Лэмл здорова.
— Не так здорова, дорогой мистер Боффин, и очень расстроена — быть может, неразумно — тем, что очень тревожилась и волновалась. Я давно вас поджидаю. Можно мне поговорить с вами?
Мистер Боффин предложил миссис Лэмл проехать к его дому, всего на какую-нибудь сотню шагов далее.
— Мне бы не хотелось, мистер Боффин, если вы не очень на этом настаиваете. Вопрос настолько затруднительный и щекотливый, что было бы не совсем ловко говорить о нем у вас дома. Вам, должно быть, это кажется очень странным?
Мистер Боффин сказал, что нет, хотя подумал, что да.
— А все потому, что я слишком дорожу добрым мнением моих друзей и даже ради выполнения долга ни за что не хотела бы потерять его. Я спросила мужа, моего доротого Альфреда, должна ли я считать это своим долгом, и он ответил, что да. Жаль, что я не спросила его раньше. Это избавило бы меня от многих мучений.
(«Опять, что ли, на меня покушаются?» — подумал мистер Боффин, совсем сбитый с толку.)
— Альфред и послал меня к вам, мистер Боффин. Альфред сказал; «Не возвращайся домой, Софрония, пока не повидаешься с мистером Боффином и не расскажешь ему обо всем». Не сядете ли вы ко мне в карету?
Мистер Боффин ответил: «Почему же нет», — и уселся рядом с миссис Лэмл.
— Поезжайте куда-нибудь не торопясь, — сказала миссис Лэмл своему кучеру, — и чтобы колеса не гремели.
«Так и есть, опять на меня покушаются, — сказал мистер Боффин самому себе. — Что-то будет?»
Глава XV
Золотой Мусорщик в самом худшем виде
Завтрак в доме мистера Боффина всегда проходил очень приятно, и за столом обычно хозяйничала Белла. Золотой Мусорщик выходил к завтраку с безоблачным лицом, словно начиная каждый новый день в своем природном здоровом духе, и только после первых часов бодрствования подпадал под разлагающее влияние богатства. В этот ранний час не трудно было поверить, что он ничуть не переменился. Однако с течением времени собирались тучи, н ясное утро омрачалось. Можно сказать, тени скупости и подозрительности удлинялись вместе с его собственной тенью, и мрак постепенно сгущался вокруг него.
Но вот, в одно утро, оставшееся всем надолго памятным, Золотой Мусорщик вышел к завтраку с лицом чернее ночи. Никогда еще не проявлялась так резко перемена в его характере. Его обращение с секретарем было настолько высокомерно и неуважительно, настолько полно недоверия, что молодой человек встал и вышел из-за стола в середине завтрака. Золотой Мусорщик проводил уходящего таким хитрым и злобным взглядом, что от одного этого Белла застыла бы в негодовании, даже если б он не погрозил исподтишка Роксмиту, затворявшему за собой дверь. Этот день, самый злосчастный изо всех дней в году, был первым после того, как мистер Боффин беседовал с миссис Лэмл в ее маленькой каретке.
Белла взглянула на миссис Боффин, стараясь по ее лицу угадать, чем объясняется такой бурный припадок гнева у ее мужа, но ничего не угадала. Печаль и тревогу — вот все, что она могла прочесть на лице миссис Боффин, наблюдавшей за ней самой. Когда они остались вдвоем, что случилось не ранее полдня, ибо мистер Боффин долго сидел в своем кресле, а по временам вскакивал с места и семенил взад и вперед по комнате, сжимая кулаки и что-то бормоча, испуганная Белла спросила миссис Боффин, что случилось, в чем дело?
— Мне запрещено говорить об этом с вами, дорогая моя Белла, я не могу вам сказать, — другого ответа она не добилась. И все же, всякий раз, когда Белла в недоумении и тревоге поднимала глаза на миссис Боффин, она видела, что та наблюдает за ней все с тем же выражением заботы и печали.
День для Беллы тянулся долго и тоскливо; она была подавлена чувством надвигающейся беды и терялась в догадках, почему миссис Боффин смотрит на нее так, как будто и она в этом виновата. Было уже далеко за полдень, когда слуга вошел к ней в комнату и доложил, что мистер Боффин просит ее пожаловать к нему.
Миссис Боффин уже сидела там на диване, а мистер Боффин расхаживал взад и вперед по комнате. Увидев Беллу, он остановился, подозвал ее кивком и взял под руку.
— Не тревожьтесь, милая, — сказал он ласково, — я на вас не сержусь. Но что это, вы вся дрожите! Не тревожьтесь, милая моя Белла. Я вас не дам в обиду.
«Не даст в обиду», — подумала Белла. И повторила вслух удивленным тоном:
— Не дадите в обиду, сэр?
— Да, да! — отвечал мистер Боффин. — Заступлюсь. Не дам вас в обиду. Позови-ка сюда мистера Роксмита, любезный.
Белла долго терялась бы в догадках, будь у нее на это время; но слуга нашел Роксмита где-то поблизости, и он явился без промедления.
— Закройте дверь, сударь! — сказал мистер Боффин. — Мне надо сказать вам нечто такое, что вам, я думаю, не особенно приятно будет слышать.
— К сожалению, сэр, — возразил секретарь, закрыв за собой дверь и повернувшись к нему лицом, — я считаю это весьма возможным.
— Что вы хотите сказать? — взорвался мистер Боффин.
— Хочу сказать, что для меня не новость выслушивать от вас то, что мне не хотелось бы слышать.
— Ах вот как! Это мы, пожалуй, изменим, — сказал мистер Боффин, угрожающе кивнув головой.
— Надеюсь, что так, — ответил секретарь. Он держался спокойно и почтительно, но, как подумала Белла — и подумала с радостью, — очень достойно и мужественно.
— Ну, сэр, — сказал мистер Боффин, — взгляните на эту молодую особу рядом со мной.
Белла невольно подняла глаза и встретилась взглядом с мистером Роксмитом. Он был бледен и казался взволнованным. Потом она перевела глаза на миссис Боффин и увидела все то же выражение. В один миг ее словно осенило, и ей стало понятно, что она сделала.
— Я вам говорю, сэр, — повторил мистер Боффин, — видите вы эту молодую особу рядом со мной?
— Вижу, сэр, — ответил секретарь.
В эту минуту его глаза снова остановились на Белле, и, как ей показалось, в них был упрек. Возможно, однако, что этот упрек был в ней самой.
— Как вы смеете, сударь, — продолжал мистер Боффин, — без моего ведома ухаживать за этой молодой особой? Как вы смеете забывать свое положение, свое место у меня в доме и докучать ей своими наглыми ухаживаниями?
— Я отказываюсь отвечать на вопросы, предложенные таким оскорбительным тоном, — сказал секретарь.
— Отказываетесь отвечать? — повторил мистер Боффин. — Отказываетесь отвечать, вот как? Тогда я сам скажу, в чем дело, Роксмит, сам отвечу за вас. В этом вопросе две стороны, и я их разберу по отдельности. Одно — это просто наглость. Вот первая сторона.
Секретарь улыбнулся с горечью, словно говоря: «Я это вижу и слышу».
— Повторяю, с вашей стороны просто наглость даже думать об этой девушке. Эта девушка гораздо выше вас. Она вам далеко не ровня. Она поджидает человека с деньгами (и имеет на это право), а у вас денег нет.
Белла повесила голову и как будто слегка отстранилась от поддерживавшей ее руки мистера Боффина.
— Что вы такое, хотел бы я знать, — продолжал мистер Боффин, — какое вы имеете право так дерзко преследовать эту молодую особу? Она ждет, чтоб ей предложили настоящую цену; не для того она
