Молчали. Перед тем как начать восхождение, подсознательно пусть, но готовили себя к испытаниям. А дорога оказалась пологой сравнительно. Положе, чем ожидали.
И потом, ожидали увидеть тропу (Щукин и Чибирев) – как бы горную, неухоженную, но никак не дорогу. На тропу дорога меньше всего похожа была, но на дорожку, да, пожалуй, на гаревую – и покрытием, и чистотой, и тем, что не скользко. Словно летом идешь. Можно представить хитроумный снегоуборщик, ежеутренне взбирающийся на гору и разбрасывающий снег влево-вправо.
– Зря они снег убирают, – сказал Чибирев. – Тут бы вниз и на санках.
Тема спуска продолжала его занимать не меньше, чем Щукина, но, конечно, не на инвалидных колясках.
– Тогда бы надо было сделать подъемник, – сказал Дядя Тепа, соизмеряя дыхание с шагом.
– Да, – констатировал Чибирев, – подъемника нет.
– Потому что это не центр туризма, – объяснил Дядя Тепа, – просто гора.
Вот особенность снега на склоне горы. Был он в дырочках весь. Нет, не то что бы ноздреватый, был он ровный как раз, но кто-то будто трубочкой тыкал в него, и этот кто-то был невесомый, потому что иных следов не оставил. Дырочки все диаметром с гривенник (это слово в тот год было еще не забыто), там их меньше, а там их побольше. Терялись в догадках. Может, это гора дышит так через поры свои, – как-никак здесь места нибелунгов.
– Здесь места нибелунгов, – Дядя Тепа сказал.
– Да, я вижу, Вестфалия, – с важным видом кивнул Чибирев.
Вниз по дороге спускались мужчина и женщина, местные жители, пенсионеры, счастливая старость. Он ее держал под руку. Шли и не поскальзывались. На ней и на нем, а по-русски сказать, на обоих – спортивные шапочки, одинаково желтые куртки. Что они делали на горе?
Оба сосредоточенно улыбались.
– Гутен таг, – поприветствовали поднимающиеся на гору с горы спускающихся.
Больше на горе никого не встретили, не было там людей. Да и эти двое, как только скрылись за поворотом, потеряли сразу в своей убедительности, достоверности – человеки ли были они? не фантомы ли? не плоды ли ума?
Отчасти хвойные, отчасти наоборот – по склонам росли, одним словом, деревья.
Из-за деревьев не было видно. В смысле простора.
Знали, что ожидания их не обманут. Будет простор. Шли и шли.
Смеркалось.
И холодало.
Холодало быстрей, чем смеркалось. (Все трое были в ботинках. (В чем же еще? Валенок нет…))
Смеркалось, как только и может смеркаться, постепенно и вкрадчиво – смерк да смерк. Все зависит от того, как часто обращать внимание. Чибирев задумался о непрерывных функциях. Ради проверки памяти сформулировал определение интеграла. Вспомнил, что максимум производной от тангенса наклона касательной (со своей стороны тоже являющегося производной) будет означать точку перегиба кривой – ее и прошли: что-то вроде ложбинки.
Чем дольше не работал Чибирев по специальности, тем чаще тосковал по математике. В институте он ее небрежно учил, а теперь жалел, что не учит.
Уточним. Ни за какие бы коврижки Чибирев не стал бы сейчас учить математику, даже если бы его в плане дисциплинарного наказания назначили учиться на первый курс. Но сейчас на свободе, в естественных полевых условиях, дыша горным квазиальпийским воздухом, почему-то вспоминал математику с потаенной грустью, как упущенную возможность для собственной реализации.
– Больше часа идем, – Щукин сказал.
– Меньше часа! – ответствовал Дядя Тепа.
Щукин, когда поглядывал на свои водонепроницаемые, образец продукции петергофского, еще не приватизированного, часового завода, отнимал от показаний часовой стрелки два часа, потому что не перевел время с московского времени, отчего все время сбивался.
В целом высота покорена. Перед ними лежала площадка, примыкающая к скале. Здесь был небольшой грот. В нем за решетчатой дверцей индевела деревянная фигурка почитаемого в этих местах святого. Собственно, именем этого святого и называлась гора. Да и сам городок, лежащий у подножия горы, если перевести на русский, тоже звучит: гора такого-то (а такой-то – святой). Гора и городок обладали одним именем.
Деревянный святой молитвенно сложил руки ладонь к ладони. Ему здесь не дуло, рядом догорала свеча. Вероятно, зажгли ее те двое, только каким образом, Чибирев понять не мог: дверца была на замке.
– Новый, – сказал Щукин, потрогав замок, и многозначительно посмотрел на Дядю Тепу. – Чтобы ты не залез.
Он был недалек от истины. Лагерь азюлянтов здесь появился не так давно. Вряд ли раньше, до азюлянтов, прятали святого под замком. А если учесть, что Дядя Тепа наверняка был первым из всех азюлянтов, кому пришло в голову попереться на гору, то получается, для него и повешен замок. Для него персонально. Для Тепина.
У них просто ключ был, догадался Чибирев о тех двоих.
Вышли на площадку. Простор.
Простор простирался.
Сумерки не мешали простираться простору.
