— Ну и целуйтесь с ними, если такие хорошие!
— И будем целоваться. А вы ещё придёте к нам. Юра и Женя ушли. Я говорю:
— Интересно пойти взглянуть, какие это у них там пчёлы.
— Не надо, — говорит Павлик — Все скажут, что у нас никакой твёрдости нет.
— Почему?
— Потому что теперь ребята подумают, будто мы испугались трудностей и бросили дело, а когда за нас другие добились, мы тоже пришли. Раз мы твёрдо решили бросить, то нужно быть твёрдыми.
— Правильно, — говорит Серёжа. — Мы всем докажем, что у нас есть твёрдость.
Вечером я пошёл домой и стал думать о пчёлах. Всё-таки пчёлы, по-моему, не такие уж плохие. Они честно работают и носят в свой улей мёд. И очень дружно живут. Я ни разу не видел, чтоб две пчелы подрались между собой.
16 июня
С утра мы сидели у Павлика и играли в шашки. Потом мне надоело играть, и я пошёл домой. Дома я опять думал о пчёлах. Почему они жалят: от злости или просто так? По-моему, всё-таки не от злости.
Пчёлы защищаются жалами от своих врагов. Если кто-нибудь нападет на улей, то они его жалят. Они даже медведя изжалят, если он полезет к ним в улей за мёдом.
И правильно сделают. Ведь они для себя запасают мёд, а не для медведей. А людей они жалят, должно быть, по ошибке. Пчёлы ведь не знают, что люди не хотят им сделать зла.
Откуда им это знать!
Хотя люди тоже забирают у пчёл мёд. Но люди ведь забирают не весь мёд. Сколько нужно, столько и забирают, а за это люди заботятся о пчёлах, делают для них ульи, прячут на зиму в хорошие зимовники.
Если бы люди не заботились о пчёлах, то пчёлам было бы гораздо хуже. Жили бы они только в дуплах или в каких-нибудь щелках, а теперь они живут в красивых ульях, и, когда им нечего есть, люди даже подкармливают их сахарным сиропом.
Поэтому пчёлам не нужно обижаться на людей, а людям не нужно обижаться на пчёл, если пчёлы их жалят.
Чтобы пчёлы не жалили, нужно надевать сетки и подкуривать пчёл дымом. Вот и всё будет хорошо!
А мы полезли к пчёлам без сеток, за что и были наказаны.
17 июня
Сегодня Павлик сделал из бумаги голубя и стал пускать по комнате. А Серёжа сделал голубя и пустил его с балкона прямо на улицу. Голубь кувыркался в воздухе, кувыркался и упал прямо посреди мостовой. Мы все трое стали мастерить голубей и пускать с балкона. У меня один голубь перелетел через улицу и упал на крышу дома напротив. А у Серёжи голубь упал на автомобиль, который ехал по улице, и уехал на этом автомобиле. Потом мне стало скучно, и я пошёл домой. Дома на меня почему-то напала тоска. Вот я сижу и хандрю, и ничего делать не хочется.
18 июня
Опять делали голубей и пускали с балкона, только это нам быстро надоело. Мы стали играть в шашки, но шашки тоже быстро надоели. Тогда мы стали играть в другие разные игры, но они тоже нам все надоели.
Серёжа сказал, что ему скучно, и ушёл домой. Мне тоже уже не хотелось играть. Я пошёл домой, и снова на меня напала тоска. Я стал думать, что такое тоска и откуда она берётся. Может быть, тоска — это скука? Нет, по-моему, тоска не скука. Если скучно, то можно поиграть во что-нибудь, и скука пройдет, а если у человека тоска, то ему даже играть не хочется.
По-моему, тоска нападает от безделья. Когда делаешь какое-нибудь полезное дело, то никогда не бывает тоски. А когда целый день бездельничаешь или занимаешься какой-нибудь чепухой, то потом становится досадно, что потерял время зря. По-моему, тоска — это досадная скука. Вот это что такое!
19 июня
Павлик с утра хандрил и не хотел ни во что играть. После обеда он куда-то пропал. Мы с Серёжей обыскали весь двор, облазили все чердаки, сараи — нигде не нашли. Тогда мы решили, что он пошёл к кому-нибудь из ребят, и перестали его искать. Потом нам стало скучно. Серёжа сказал:
— Если бы мы работали вместе с ребятами на пасеке, нам не было бы скучно. Я говорю:
— Давай, пока Павлика нет, пойдём и посмотрим на пчёл.
Серёжа обрадовался:
— Пойдем скорей, пока не вернулся Павлик, а то он скажет, что у нас не хватило твёрдости.
Мы поскорей пошли в школьный сад и ещё издали увидели улей. Возле улья сидела какая-то фигура и пялила глаза на пчёл. Мы подошли ближе и увидели, что эта фигура был Павлик.
— А, — закричали мы, — так вот какая у тебя твёрдость! Нам сказал, что не нужно интересоваться пчёлами, а сам сидишь тут и интересуешься! Разве так товарищи поступают?
Павлику стало стыдно.
— Я, — говорит, — нечаянно сюда зашёл. Шёл, шёл и зашёл.
— Сказки! — говорим мы. — Просто захотел на пчёл посмотреть!
— Честное слово, ребята! Зачем мне на них смотреть? Совсем незачем!
— Зачем же ты смотришь, если незачем?
— А вы сами чего пришли?
— А мы тоже шли, шли и зашли. Видим — ты тут сидишь, ну и зашли на тебя посмотреть.
— Врёте! У вас, наверно, твёрдости не хватило, вот вы и пришли на пчёл посмотреть.
— У нас, — говорим, — твёрдости больше, чем у тебя: ты первый пришёл.
Мы стали спорить, у кого больше твёрдости — у нас или у него. Тут сзади послышались шаги. Мы обернулись и увидели Юру. Он услышал, о чём мы спорили, и говорит:
— У вас у троих нет никакой твёрдости,
— Почему?
— Потому что вы начали работать и бросили на полпути. У кого есть твёрдость, тот не бросает работы, несмотря ни на какие трудности.
— А мы и не бросили, — говорит Павлик. — Мы просто отдохнуть хотели немножко, а теперь снова будем работать.
— Вот и хорошо! — говорит Юра. — Вы себе сделайте сетки и приходите. Будете работать со всем звеном. А сейчас уходите, чтобы пчёлы не изжалили,
— Мы немножко посмотрим и уйдем, — сказал Павлик. Мы потихоньку присели возле улья и стали смотреть на пчёл. Они выползали одна за другой из летка и улетали за мёдом. Другие пчёлы, наоборот, откуда-то прилетали, садились на прилетную доску и заползали в улей. Возле летка всё время толпились пчёлы.
