Дорогой Уилс,
Бэрглс поступил слишком бесцеремонно, прислав корректуры. Отправить их мне в воскресенье утром, когда Вы хотите, чтобы их отослали обратно в воскресенье вечером и когда наша почта уходит в полдень, весьма смахивает па наглость. Не говоря о том, что нас занесло снегом.
Я сильно сомневаюсь насчет 'Иллюминаций в Вокс-холле'. Они опять такие же длинные. Хоть эти священники и достойны всяческого уважения, нам ни в коем случае не следует все время перечислять их поступки. Я уверен, что интересуюсь такими деяниями не меньше всякого другого, но я устал от подобных сочинений. Без конца одно и то же, без конца одно и то же. С тех пор как мы напечатали 'Что может сделать лондонский приходский священник, если он захочет', продолжается все та же бесконечная унылая жвачка, причем без всякого следа оригинальности первоначального варианта. Пожалуйста, отложите это сочинение и напомните Морли, что у нас уже было множество подобных. Скажите ему, что если они все же будут повторяться, в них должно быть больше изящества и меньше упоминаний о денежных суммах, доходах в различные периоды времени, а также о том, что требуется для церковной колокольни и сколько было получено от того или иного общества содействия церкви. Все это напоминает душеспасительные брошюры, 'Сэтердей мэгезин' и речи в Эксетер-холле, лавки церковных принадлежностей на Саутгемптон- стрит и миссис Браун.
Если у Вас до такой степени туго с материалом, что Вам до зарезу необходима эта статья, пожалуйста, перечитайте ее, имея в виду мои возражения, и уместите всю вторую часть и половину третьей в один столбец.
Я закажу обед во вторник к пяти часам.
В жизни не видывал ничего похожего на эту вырезку из шеффилдской газеты!
Всегда Ваш.
149
У. Ч. МАКРИДИ
Редакция журнала 'Круглый год',
среда, 1 марта 1865 г.
Дорогой мой Макриди,
Если бы я не свалился здесь с обмороженной ногой (следствие длительной прогулки по снегу), я написал бы Вам гораздо раньше. Мой ответ профессору Агассизу краток, но окончателен. Изо дня в день наблюдая, сколь неподобающе обращаются у нас с конфиденциальными письмами, делая их для чего-то достоянием широкой публики, ни малейшего отношения к ним не имеющей, я в один прекрасный день развел у себя на лужайке в Гэдсхилле большой костер и сжег на нем всю свою корреспонденцию. С тех пор я уничтожаю каждое полученное мною письмо, за исключением чисто деловых, и моя совесть в этом отношении спокойна. Письма бедняги Фелтона были развеяны по ветру вместе со всеми остальными, иначе я с удовольствием передал бы их его высокочтимому представителю.
В день рождения старого П. * мы неизменно пьем его здоровье и с любовью вспоминаем тысячи мелочей, связанных с ним.
Передайте мой сердечный привет миссис Макриди и Кэти.
Остаюсь, мой милый Макриди,
Вашим нежно любящим другом.
150
МИТТОНУ
Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,
вторник, 13 июня 1865 г.
Дорогой Миттон,
Я написал бы Вам еще вчера или позавчера, если бы был в состояния это сделать.
Я оказался в том единственном вагоне, который не свалился в реку. На повороте он зацепился за ферму моста и каким-то чудом повис в воздухе. Со мной в купе ехали пожилая дама и молодая девушка.
Вот как это произошло. Постараюсь дать Вам представление о том, что мы пережили. Вагон вдруг сошел с рельсов и начал биться о полотно, подобно корзине воздушного шара, волочащейся по земле. 'Господи! Что это?!' вскрикнула дама, а девушка завизжала от страха. Я подхватил их обеих (дама сидела напротив, а девушка слева от меня) и сказал: 'Единственное, что нам остается, - сохранять спокойствие. Ради бога, перестаньте кричать!'
Пожилая дама сразу же пришла в себя: 'Вы правы. Я буду спокойна, даю вам слово'.
Тут нас отбросило в угол купе, и все замерло. 'Худшее уже позади. Опасность миновала, - сказал я. - Пожалуйста, не двигайтесь, пока я не вылезу через окно'. Обе с готовностью согласились, и я вылез, не имея ни малейшего представления о том, что случилось. К счастью, я действовал с величайшей осторожностью и, оказавшись снаружи, замер на подножке. Взглянув вниз, я увидел, что мост исчез, а подо мной не было ничего, кроме повисших в воздухе рельсов.
Пассажиры двух других купе делали отчаянные попытки выбраться через окна, не подозревая, что внизу, на расстоянии пятнадцати футов, болото!
На уцелевшем конце моста метались два кондуктора (у одного было сильно порезано лицо). Я крикнул: 'Послушайте! Остановитесь же наконец и посмотрите на меня! Вы меня узнаете?' - 'Конечно, мистер Диккенс', - ответил один. 'В таком случае, уважаемый, дайте поскорее Ваш ключ от вагона и пошлите сюда одного из тех людей, которые работают в поле. Я хочу выпустить пассажиров'.
Подставив две доски, мы без осложнений освободили людей. Только после этого я осмотрелся и увидел, что сталось со всем поездом, за исключением нашего и двух багажных вагонов. Быстро вернувшись в купе и захватив фляжку с бренди и, за неимением кружки, свою шляпу, я сполз по кирпичной ферме моста и зачерпнул в шляпу воды.
Сначала мне попался шатающийся, залитый кровью мужчина (думаю, что его выбросило из вагона), на голове его зияла такая ужасная рана, что страшно было смотреть. Я смыл с его лица кровь, дал ему воды и заставил выпить несколько глотков бренди. Когда я уложил его на траву, он прошептал: 'Все кончено', - и умер.
Затем я наткнулся на женщину, лежащую у деревца. Кровь так и струилась ручьями по ее посеревшему лицу. Я спросил, в состоянии ли она глотнуть немного бренди, она лишь кивнула головой. После этого я продолжал поиски. Когда я вторично проходил мимо этого места, женщина уже была мертва.
Потом ко мне подбежал мужчина, который давал вчера показания на следствии (по-моему, он даже не мог вспомнить, что произошло), и начал умолять помочь разыскать его жену. Позднее ее нашли мертвой.
Невозможно представить себе эту груду искореженного металла и дерева, эти тела, придавленные и изуродованные обломками, эти стоны раненых, валяющихся в грязной воде.
Я не хотел бы давать свидетельские показания, не хочу и писать об этом. Все равно ничего уже не изменишь. О своем состоянии я предпочел бы не рассказывать. Сейчас я как-то сник. Однако, отличаясь присутствием духа, свойственным, пожалуй, только государственным мужам, я ничуть не растерялся во время катастрофы. Вспомнив, что забыл в вагоне рукопись одного из номеров, я вернулся за ней.
Все же эти воспоминания удручают меня, и я должен поставить здесь точку.
Искренне Ваш.
151
СЭРУ ЭДВАРДУ БУЛЬВЕР-ЛИТТОНУ
Редакция журнала 'Круглый год',
четверг, 6 июля 1865 г.
Дорогой Бульвер-Литгон,
Кент, вероятно, уже сообщил Вам, что приехал сюда вчера после моего возвращения в город, а также, что я не знаком ни с кем из господ Новелло, хотя хорошо знаю Клару. Более того, я имею основания полагать (судя по тому, что я недавно узнал от одного друга из Генуи), что они будут голосовать за противоположную сторону - если будут голосовать вообще.
Я искренне рад, что Вас не было в этом ужасном поезде. Кстати, могу заметить, что если бы я был одним из избирателей Милнера Гибсона, он бы в день выставления своей кандидатуры непременно услышал от меня кое-что весьма не в свою пользу. С каждым днем я все больше и больше думаю о том, как
